Последние слова миссис Бёрд произнесла довольно громко, чтобы подбодрить медвежонка, но при слове «мармелад» с дивана донёсся лишь жалобный стон.

Миссис Браун и миссис Бёрд переглянулись. Дела, должно быть, и впрямь очень плохи, если Паддингтону не хочется даже мармелада.

— Пойду позвоню Генри на работу, — миссис Браун побежала в прихожую. — Скажу, пусть немедленно едет домой.

По счастью, ожидание длилось недолго, потому что, едва она повесила трубку, с улицы донеслось завывание сирены, визг тормозов, а потом стук в дверь.

— Вот так так! — изумился санитар, увидев на диване Паддингтона. — А это что такое? Нам сказали, вызов к пациенту с острой болью. Никто не говорил, что пациент — медведь.

— У медведей тоже бывает острая боль, — твёрдо заявила миссис Бёрд. — Так что давайте сюда носилки, и, пожалуйста, побыстрее.

Санитар почесал в затылке.

— Даже не знаю, что скажут в больнице, — проговорил он нерешительно. — У нас есть отделение для тяжелобольных, есть отделение для выздоравливающих, но отделения для медведей нет.

— Нет, так будет, — оборвала его миссис Бёрд. — И если через пять минут этот мишка там не окажется, вам придётся объяснить мне почему.

Санитар нервно посмотрел на миссис Бёрд, а потом на Паддингтона, который издал ещё один громкий стон.

— Кажись, медведю и впрямь худо, — заметил он.

— С поднятыми лапами он чувствует себя нормально, — пояснила миссис Браун. — Но стоит их опустить, у него схватывает живот.

Взгляды миссис Бёрд и стоны Паддингтона, похоже, доконали санитара, и он перешёл к делу.

— Берт! — крикнул он в открытую дверь. — Тащи носилки! Да поживее! Тут, похоже, дело нешуточное, пациент-медведь с острой болью!

По дороге в больницу никто не проронил ни слова. Миссис Бёрд, миссис Браун и санитар сидели рядом с Паддингтоном. Его лапы задирались всё выше и выше, и у ворот больницы торчали вверх почти под прямым углом.

Даже санитару стало не по себе.

— В жизни ничего подобного не видел, — буркнул он.

Наконец машина остановилась.

— Прикрою-ка я его одеялом, — предложил санитар, обращаясь к миссис Бёрд. — Никто и не увидит, что он медведь. А иначе мы невесть сколько тут проторчим, объясняя что к чему и заполняя бумажки.

Миссис Браун и миссис Бёрд устремились было следом за носилками, но санитар, похоже, не бросал слов на ветер: через секунду Паддингтона уже везли по длинному белому коридору. Он едва успел высунуть из-под одеяла лапу и махнуть на прощание, как за ним захлопнулась дверь и всё стихло.

— Боже мой, — вздохнула миссис Браун, опускаясь на деревянную скамейку. — Кажется, мы сделали всё, что могли.

— Теперь остаётся только сидеть и ждать, — хмуро добавила миссис Бёрд, пристраиваясь рядом. — Ждать и надеяться…

Брауны и мистер Крубер сидели, сбившись в кучку, в дальнем конце коридора и провожали несчастными глазами каждую медсестру. Мистер Браун приехал почти следом за «неотложкой» и привёз Джонатана с Джуди, а спустя несколько минут появился и мистер Крубер с букетом цветов и огромной кистью винограда.

— Это от торговцев с рынка, — пояснил он. — Все передают привет и надеются, что наш мишка скоро поправится.

— По-моему, дело сдвинулось, — заметил мистер Браун, когда в дальнюю дверь вошли сразу несколько медсестёр. — Теперь скоро всё станет ясно.

В этот момент в коридоре показался высокий, важный доктор, одетый с ног до головы во всё зелёное. Он кивнул на ходу и скрылся за той же дверью.

— Это, между прочим, сам сэр Мортимер Кэрровэй, — авторитетно пояснила Джуди. — Санитар сказал мне, что он самый лучший хирург.

— Вот это да! — радостно воскликнул Джонатан. — Паддингтону крупно повезло!

— Всё идёт как надо, — решительно заявила миссис Бёрд. — Ещё нам не хватало второсортных хирургов! Много они понимают!

— Я чувствую себя такой беспомощной, — проговорила миссис Браун.

Остальные испытывали то же самое. Они тесно прижались друг к другу и приготовились к долгому ожиданию. Каждый был занят своими мыслями и втайне опасался, что даже такой знаменитый хирург, как сэр Мортимер Кэрровэй, не сможет спасти положение.

— Ого! — воскликнул мистер Браун, когда всего через несколько минут дверь в конце коридора отворилась и показалась длинная фигура сэра Мортимера. — Как быстро всё кончилось!

Миссис Браун схватила мужа за руку.

— Но… ведь ты не думаешь, что случилось что-то дурное, Генри? — пролепетала она.

— Сейчас узнаем.

Сэр Мортимер заметил их и зашагал навстречу. В руке он держал клок шерсти.

— Вы… э-э… ближайшие родственники этого юного медведя? — осведомился он.

— Он живёт у нас, — пояснила миссис Браун.

— Как его дела? — не вытерпела Джуди, с тревогой косясь на клочок меха.

— Гм… не так уж плохо, — проговорил сэр Мортимер очень серьёзно, однако глаза его как-то подозрительно заблестели. — Рад сообщить, что жизнь его вне опасности.

— Батюшки! — Миссис Бёрд оглянулась на шум в дальнем конце коридора. — Да это же Паддингтон! Неужели он уже на ногах?

— Мы имели дело с крайне тяжёлым случаем острого ирисочного слипания, — пояснил сэр Мортимер. — Очень редко встречается. И потом, прямо на животе. Самое опасное место.

— Ирисочное слипание? — повторил мистер Браун.

— Я, мистер Браун, видимо, пролил несколько капель на живот, когда пробовал, что у меня получилось, — объяснил Паддингтон, подходя.

— Пока он сидел, ириски застыли, — добавил сэр Мортимер. — Ясное дело, ему было не разогнуться.

Знаменитый хирург усмехался, обводя взглядом растерянные лица.

— Боюсь, недельку ему придётся походить с проплешиной, но, если соблюдать строгую мармеладную диету, она скоро зарастёт. К Рождеству всё будет в порядке. Если позволишь, мишутка, — добавил он, уходя, — я сохраню этот клок шерсти на память. Каких только больных я не перевидал, а вот медведя с острой болью вижу впервые.

— Слава богу, у сэра Мортимера хорошее чувство юмора, — заметила миссис Браун по дороге домой. — Представляю, что сказал бы другой на его месте!

— А здорово, что он оставил мех себе на память, — заметила Джуди. — Небось вставит в рамочку и повесит на стенку!

Паддингтон оскорблённо косился из-за виноградной кисти. Его возмущало, что теперь, когда операция прошла благополучно, все относятся к ней так пренебрежительно. Ему-то было не до шуток — он всё время ощущал, как воздух холодит живот, с которого сэр Мортимер состриг мех.

— Наверное, он просто любит медведей, — предположил мистер Крубер, когда машина сворачивала к дому. — Да и вообще, смех смехом, мистер Браун, — продолжал он, обращаясь к Паддингтону, — а ведь всё могло оказаться куда серьёзнее, и как приятно знать, что есть на свете люди, которые всегда помогут в беде.

Паддингтон, хотя и был не в духе, не мог не кивнуть в знак того, что полностью с этим согласен.

Погода снова переменилась. Воздух сделался студёным, и почти каждое утро оконные стёкла покрывались морозными узорами в виде листочков папоротника, так что Паддингтону приходилось долго дышать на них, чтобы разглядеть, что творится в саду. Впрочем, даже если ему удавалось разморозить достаточно большое оконце и выглянуть наружу, наградой за старания обычно была только сплошная белизна, насколько хватало глаз.

Буквально за одну ночь переменился и рынок Портобелло: туда завезли несметное число ёлок, на лотках появились ярко раскрашенные коробки с инжиром и финиками, а ещё — ветки омелы и остролиста[70].

И в доме номер тридцать два по улице Виндзорский Сад тоже всё переменилось — на буфете теснились вазочки с фруктами и орехами, а стоило Паддингтону войти в комнату, как все тут же начинали прятать какие-то таинственные списки.

— Рождество бывает только раз в году, — заметила миссис Бёрд, встретив как-то утром Паддингтона в прихожей — он как раз вернулся с рынка, — и раз уж оно наступает, некоторым юным медведям самое время принять ванну, а то их, чего доброго, не возьмут в поход по магазинам сегодня после обеда.

С этими словами миссис Бёрд исчезла в кухне. Паддингтон секунду-другую потаращился на закрытую дверь, а потом со всех лап помчался наверх.

Ведь миссис Браун и миссис Бёрд уже один раз брали его за рождественскими покупками в большой лондонский магазин, и хотя он в последние несколько дней втайне надеялся, что и в этом году его возьмут тоже, всё равно новость стала для него полной неожиданностью.

Все оставшиеся утренние часы Паддингтон не покладая лап готовился к важному событию. Надо было не только принять ванну, но и переделать ещё кучу важных дел: составить список покупок, собрать вещи, которые он решил взять с собой, и найти время пообедать на скорую лапу; словом, не успел он оглянуться, а его уже высаживали из автобуса, который остановился возле огромного, знакомого на вид здания на одной из центральных лондонских улиц.