— Я его сейчас отламывать буду, а ты подбирай и в кучу складывай. Потом вместе есть будем или поделим поровну.
— Ладно.
Медведь на дерево полез, а лиса Лариска внизу сидит, меда ждет и заранее облизывается, язык чуть не до плеча высунула. Да и думает при этом: «Пока там медведь с дуплом возиться будет да потом слезать, я тут и наемся меду до отвала и еще в сторонке припрячу. Может, потом у волка Бакулы, когда он заболеет, я на мой мед целую овцу выменяю».
А медведь Потап залез на липу, запустил лапу в дупло. Раз дернул — не поддается, два дернул — не поддается. И пчелы начинают на него кидаться, хоть голова и обвязана платком, а одна укусила. Разозлился медведь да как дернет в третий раз изо всей силы! Разломилось старое дупло, обломки вниз полетели. И медведь не удержался, тоже вниз загремел, чуть лису Лариску не задавил. За ним щепки посыпались, куски меда. И рой пчел вылетел.
— Ай, и наемся я сейчас медку, — обрадовалась лиса Лариска. — Ай, и наемся!
И сунула нос в самую гущу пчелиного роя. А пчелы как стали ее жалить — кто в язык, кто в губы, кто в нос, кто в ухо. Показалось ей, что в огонь она попала.
И лапами она отмахивается, и головой мотает, и хвостом болтает — ничего не помогает.
— Ой, пропадаю! — завизжала она. — Ой, спаси меня, медведь Потап!
А медведю Потапу не до лисы, самого пчелы кусают — голову-то он платком обвязал, когда к дуплу лез, да платок свалился. Пчелиный рой дружный был, все за одного, один за всех. Видит медведь, что совсем плохо дело, зарычал что было сил:
— Спасайся кто может!
И побежал — трюх-трюх во весь дух — к берегу, а с берега кувырком в воду бултыхнулся. И лиса Лариска за ним. Не любит она воду, да дело такое, что деваться некуда.
Забрались лиса и медведь в озеро, одни носы торчат. А вокруг пчелы носятся, ужалить норовят. Вода в лесном озере холодная, замерзли медведь и лиса, посинели, зубы стучат. А выбраться никак невозможно, пчелы не дают. Так и просидели до самой ночи, уже в темноте, когда пчелы спать легли, побрели домой. Губы у них распухли, носы распухли, языки распухли, шерсть мокрая, ноги от холодной воды ломит.
Тут как раз филин Семка проснулся. Увидел он лису и медведя, захохотал на весь лес:
— Ох-хо-хо! Ох-ха-ха! Идут битый да мытый, собрались мед есть, а пришлось в озеро лезть!
Утром медведь Потап на нос лопух наклеил вместо пластыря, уши глиной обмазал, чтобы не так болели. А лиса Лариска голову тряпками обмотала, ногу лыком подвязала, сидит около своего земляного дома и охает:
— Ох, обманул ты меня, медведь Потап! Не вылечилась я от твоего меда, а еще больше простудилась. Может, у меня теперь воспаление легких будет.
— Это нам гнилое дупло попалось, — сказал медведь Потап. — И пчелы очень дружные. Ничего, как подлечимся, другое найдем. Эх, и поедим медку! Эх, и поедим!
— Не пойду я с тобой, — сказала лиса Лариска. — Очень он кусается, твой мед. Я лучше мышей ловить буду.
— Фи! — фыркнул медведь Потап. — Дрянь твои мыши, и больше ничего. Разве это еда? А мед сладкий-пресладкий, вкусный-превкусный…
Но лиса Лариска так и не поверила ему и решила меда никогда в рот не брать. Она так ведь и не попробовала его, думала, что мед — это то самое, что жужжит и кусается.
Крапивная горка
Дождь в лесу пошел.
День идет, два, неделю. Все вокруг намокло — деревья, трава, земля. В ложбинах ручьи, в низинах лужи. Зайцы еще при хорошей погоде себе капусты натаскали, закусывают, листьями похрустывают, друг другу сказки рассказывают. Еж Кирюха в кладовую сходит, пожует ягод, которые раньше насобирал, и опять спит, похрапывает, во сне зайца Коську видит.
Только у лисы Лариски и волка Бакулы есть нечего, никаких запасов нет. А во время дождя охота плохая, каждый у себя дома сидит, двери на запоре. И хочется есть — и есть нечего.
Пришлепала по лужам лиса Лариска к волку Бакуле. Зонт у нее с дырками, по кустам порвала; мокрая вся, даже пушистый хвост висит, как тряпка.
— Ох, волк Бакула! — захныкала лиса Лариска. — Ох, есть хочется, а есть нечего. Помру я от голода. Хоть бы ты мне косточку какую дал.
— Нет у меня никаких косточек, — мрачно буркнул волк Бакула. — Видишь, как ремень на животе затянул? Дырок не хватает, новые колоть собираюсь.
— Ох, поймать бы нам зайца Коську или лося Филю! Ох, наелись бы мы, ох наелись бы! Придумал бы ты что-нибудь.
— Не умею я придумывать. Ты хитрая — ты и придумывай.
— Ох, ладно уж, — согласилась лиса Лариска. — Постараюсь я, может, и придумаю чего. Давай ночью около ручья под большой елкой встретимся.
— Для чего ночью под дождем мокнуть? Днем давай.
— Нет, волк Бакула, днем нельзя. Мыши, может быть, у тебя тут водятся, муравьи ползают, комары летают. Один услышит — всем расскажет. Тут великая тайна нужна, чтобы никто не слыхал, никто не узнал, никому не сказал.
— Ну, ночью так ночью, — согласился волк Бакула.
Наступил вечер, потом ночь. Стало темно-темно, черно-черно. Собрались волк Бакула и лиса Лариска под большой елкой. Дождь льет, ветер шумит. Лиса Лариска свой дырявый зонт раскрыла, уселись они под ним.
— Ну, надумала? — спросил волк Бакула.
— Ох, надумала, ох, хорошо надумала! — сказала лиса Лариска. — Только уговор — зайца Коську мне отдай.
— Да ты скажи, что надумала! Про зайца потом разговор будет.
— А вот что я надумала, — сказала лиса Лариска. — Скажем мы всем в лесу, что на речке дождем плотину прорвало, которую колхоз построил. Вода стеной идет, лес зальет, всех потопит. Кто спастись хочет, пусть на Крапивную горку бежит, она высокая, там вода не достанет.
— А может, и правда прорвало? — забеспокоился волк Бакула. — Что-то воды в лесу много.
— Глупый ты, волк Бакула. Это ведь я сама придумала, чтобы всех напугать и обмануть. А плотина на месте стоит.
— Это ты хорошо придумала! — обрадовался волк Бакула. — Только крапивы на горке много, нос обжечь можно.
— Ничего, потерпим. Может, она в дождь не обжигает.
Так и решили волк Бакула и лиса Лариска: скажут они сороке Софке, что плотину сорвало, вода стеной идет, всех зальет, всех потопит. Сорока Софка болтунья, по всему лесу разнесет. Звери испугаются, на Крапивную горку побегут, а там наверху волк Бакула в ямке сидеть будет.
— Ох, и пообедаем мы! — облизнулась лиса Лариска. — Ох, и пообедаем! Тебе лосенка Филю, а мне зайца Коську.
Да не знали волк Бакула и лиса Лариска, что в это время под елку крот Прокоп вылез свежим воздухом подышать. И весь их разбойничий разговор слышал.
Утром сорока Софка, отряхиваясь от дождевых капель, по лесу полетела, затараторила, затрещала:
— Эй, слушайте меня все! Эй-эй, беда пришла! На речке плотину прорвало, вода стеной идет, весь лес зальет! Кого потопит, кого смоет, кого в море унесет! А кто тонуть не желает, пусть на Крапивную горку бежит, там высоко, вода не достанет. Эй, слушайте все, эй!
Перепугались звери — может, правда спасаться надо, на Крапивную горку бежать? Но тут крот Прокоп к ежу Кирюхе пришел, все ему рассказал, что лиса Лариска и волк Бакула задумали. Еж Кирюха побежал к барсуку Пахому, барсук Пахом к зайцу Коське, заяц Коська к лосенку Филе — так все и узнали, что плотину не прорвало, потопа не будет и на Крапивную горку бежать не надо, там волк Бакула в яме лежать будет.
— Да что вы! — сказала белка Ленка, которая на дереве потопа и вовсе не боялась. — Давайте пойдем к Крапивной горке, спрячемся внизу и посмотрим, как там лиса Лариска и волк Бакула зря мокнуть будут. А я с дерева буду смотреть, все вам рассказывать. Вот посмеемся мы над ними!
Собрались все звери потихоньку на опушке леса около Крапивной горки, спрятались в кустах. А белка Ленка с высокой березки все видит, рассказывает:
— Вижу волка Бакулу! В ямке с водой мокрый лежит, от холода дрожит, глаза выкатил, зубы выставил. Ждет. А дождь поливает, воды в ямке прибывает. А вот вижу лису Лариску. Шерсть ее в глине, нос в крапиве, бок в луже, уши наружу. Зонт у нее дырявый, дождь спину сечет, с хвоста течет, а она о зайце Коське думает!
— Пусть думает, — сказал заяц Коська. — Не поймает она меня.
— И меня волк не поймает, — сказал лосенок Филя. — Дурак он, в дураках и останется.
Волк Бакула в ямке лежит, кругом крапива, под боком лужа, и не видать ничего. Полежит он, полежит, подрожит-подрожит да и спросит у лисы Лариски:
— Ну, что там видно?
— Ничего не видно.
— Что там слышно?
— Ничего не слышно.
— Не бегут?
— Не бегут.
— Не идут?
— Не идут.
Полежит он, подрожит и опять спросит. Лиса Лариска уже и отвечать перестала, сил нет. А звери в кустах сидят да хихикают над ними. У зайца Коськи даже в боку стало колоть от смеха. А когда темнеть стало, пошли они домой ужинать.