– Щука-рыба! Зовет рыба-сом с большим усом пред свое величество.
Щука-рыба, не дошедчи рыбы-сом, кланялась:
– Здравствуй, ваше величество!
– Здравствуй, щука-рыба, вдова честная, притом же ты и не мотыга! – говорит сом. – Гарывало ли наше озеро Ростовское с Петрова дня до Ильина дня?
Щука-рыба отвечает:
– Ни вовек-то не гарывало наше озеро Ростовское! Кто ерша знает да ведает, тот всегда без хлеба обедает!
Ерш не унывает, а на бога уповает:
– Есть же, – говорит, – у меня в том свидетели и московские крепости, письменные грамоты: налим-рыба на пожаре был, головешки носил, и понынче он черен.
Стрелец-боец, карась-палач, две горсти мелких молей, туды же понятых (это государские посыльщики), приходят к налим-рыб е и говорят:
– Налим-рыба! Зовет тебя рыба-сом с большим усом пред свое величество.
– Ах, братцы! Нате вам гривну на труды и на волокиту; у меня губы толстые, брюхо большое, в городе не бывал, пред судьям не стаивал, говорить не умею, кланяться, право, не могу.
Эти государские посыльщики пошли домой; тут поймали ерша и посадили его в петлю.
По ершовым-то молитвам бог дал дождь да слякоть. Ерш из петли-то да и выскочил; пошел он в Кубенское озеро, из Кубенского озера в Трос-реку, из Трос-реки в Кам-реку. В Кам-реке идут щука да осетр.
– Куда вас черт понес? – говорит им ерш.
Услыхали рыбаки ершов голос тонкий и начали ерша ловить. Изловили ерша, ершишко-кропачишко, ершишко-пагубнишко! Пришел Бродька – бросил ерша в лодку, пришел Петрушка – бросил ерша в плетушку.
– Наварю, – говорит, – ухи, да и скушаю.
Тут и смерть ершова!
Курочка
Жил-был старик со старушкою, у них была курочка-татарушка, снесла яичко в куте под окошком: пестро, востро, костяно, мудрено! Положила на полочку; мышка шла, хвостиком тряхнула, полочка упала, яичко разбилось.
Старик плачет, старуха возрыдает, в печи пылает, верх на избе шатается, девочка-внучка с горя удавилась. Идет просвирня, спрашивает: что они так плачут?
Старики начали пересказывать:
– Как нам не плакать? Есть у нас курочка-татарушка, снесла яичко в куте под окошком: пестро, востро, костяно, мудрено! Положила на полочку; мышка шла, хвостиком тряхнула, полочка упала, яичко и разбилось! Я, старик, плач у, старуха возрыдает, в печи пылает, верх на избе шатается, девочка-внучка с горя удавилась.
Просвирня как услыхала – все просвиры изломала и побросала. Подходит дьячок и спрашивает у просвирни: зачем она просвиры побросала?
Она пересказала ему все горе; дьячок побежал на колокольню и перебил все колокола.
Идет поп, спрашивает у дьячка: зачем колокола перебил?
Дьячок пересказал все горе попу, а поп побежал, все книги изорвал.
Журавль и цапля
Летала сова – веселая голова; вот она летала-летала и села, да хвостиком повертела, да по сторонам посмотрела и опять полетела; летала-летала и села, хвостиком повертела, да по сторонам посмотрела… Это присказка, сказка вся впереди.
Жили-были на болоте журавль да цапля, построили себе по концам избушки. Журавлю показалось скучно жить одному, и задумал он жениться.
– Дай пойду посватаюсь на цапле!
Пошел журавль – тяп, тяп! Семь верст болото месил; приходит и говорит:
Г. Нарбут. Обложка книги сказок
Цапля. Фрагмент иллюстрации Н. Ольшанского и П. Беллингерста
– Дома ли цапля?
– Дома.
– Выдь за меня замуж!
– Нет, журавль, нейду за тя замуж: у тебя ноги долги, платье коротко, сам худо летаешь, и кормить-то меня тебе нечем! Ступай прочь, долговязый!
Журавль как не солоно похлебал, ушел домой.
Цапля после раздумалась и сказала:
– Чем жить одной, лучше пойду замуж за журавля.
Приходит к журавлю и говорит:
– Журавль, возьми меня замуж!
– Нет, цапля, мне тебя не надо! Не хочу жениться, не беру тебя замуж. Убирайся!
Цапля заплакала со стыда и воротилась назад. Журавль раздумался и сказал:
– Напрасно не взял за себя цаплю; ведь одному-то скучно. Пойду теперь и возьму ее замуж.
Приходит и говорит:
– Цапля! Я вздумал на тебе жениться; поди за меня.
– Нет, журавль, нейду за тя замуж!
Пошел журавль домой.
Тут цапля раздумалась:
– Зачем отказала? Что одной-то жить? Лучше за журавля пойду!
Приходит свататься, а журавль не хочет.
Вот так-то и ходят они по сю пору один на другом свататься, да никак не женятся.
Комментарий к сказке «ЖУРАВЛЬ И ЦАПЛЯ»
Сюжет сказки «Журавль и цапля» берет свои корни в индийском фольклоре «Панчатантры» и в басне Эзопа о журавле и раке, текст которой не дошел до нашего времени. Эзоповская басня впоследствии послужила основой для ряда средневековых басен, например, «Куропатка и лиса» сборника Адемара и «Лиса и куропатка» сборника Вардана.
Варианты сказки существуют в украинском, белорусском, латышском фольклорном материале, а также встречаются в сборниках татарских сказок.
Если сравнивать русскую сказку с латышской, особых расхождений в сюжете не обнаруживается. Отличия в основном касаются стилистических особенностей, связанных с национальными традициями повествования. Так, русская сказка начинается забавной и необычной присказкой – своеобразным мини-рассказом:
Летала сова – веселая голова; вот она летала-летала и села, да хвостиком повертела, да по сторонам посмотрела и опять полетела; летала-летала и села, хвостиком повертела, да по сторонам посмотрела… Это присказка, сказка вся впереди.
Латышская сказка начинается намного прозаичнее:
Жил на краю болота аист, а по другую сторону болота жила цапля. Подумал аист, что скучно жить одному, и решил он к цапле посвататься. Вот в один прекрасный день аист – шлеп, шлеп, шлеп! – побрел через болото к цапле. Прошлепал он эдак верст семь, подошел к гнезду и спрашивает…
Если сравнивать диалоги цапли и журавля в сказках, то легко заметить стилистические отличия. В латышской сказке речь персонажей более правильная, «литературная»:
– Дома ли хозяюшка?
– Хозяюшка-то дома, – отвечает цапля, – а вот ты зачем здесь?
– Жениться хочу. Пойдешь за меня?
А цапля ему в ответ:
– Что-то ноги у тебя больно длинные да штаны короткие, и бегаешь ты неважно. Не пойду я за тебя, пожалуй, ты меня и прокормить-то не сможешь.
В сказке «Журавль и цапля», как и во многих других сказках о животных, подробно воссоздается быт народа. Речь зверей и птиц, мотивы их поступков, описания обстановки свидетельствуют о том, что герои сказок наделены человеческими качествами, они живут жизнью людей, а точнее – простых крестьян.
Журавль и цапля живут не просто на болоте, а в избушках, они носят одежду, как люди. Рассуждения цапли, которые решили исход сватовства, тоже вполне «человеческие», обыденные: сможет ли журавль, у которого «платье худо», прокормить жену?
В сказке не только воссоздан человеческий быт, но также нашли отражение реальные наблюдения за животными, то есть сказочные герои-животные наделены чертами птиц из реальной жизни. Известно, например, что журавль – очень обидчивая птица, он может помнить обиду долгие годы. А цапля всегда считалась злобной и жадной птицей. Сказочная цапля думает прежде всего о том, чем ее будет кормить сватающийся журавль, она приняла его совсем не ласково: «Ступай прочь, долговязый!»
Даже в описании внешности сказочных персонажей передаются человеческие черты, речь как будто бы идет о птицах, но мы их воспринимаем как людей.
Все эти примеры убеждают нас, что искусство народной сказки состоит в тонком переосмыслении подлинных повадок птиц и зверей в человеческие действия и характеры.
Иносказательность сказки «Журавль и цапля» достигается использованием аллегорической (басенной) образности, которая является характерной чертой прежде всего русских анималистических сказок. Отсюда основные темы русских сказок о животных: человеческие характеры, достоинства и пороки людей, человеческие взаимоотношения. Так, в сказке «Журавль и цапля» высмеиваются спесь и высокомерие.
Животные в сказке лишь до некоторой степени действуют в согласии со своей природой и в гораздо большей степени выступают носителями того или иного характера, присущего людям. Поэтому мир зверей в сказке одухотворен и домыслен человеческим воображением, он является формой выражения мыслей и чувств человека, его взглядов на жизнь. Все это придает сказке характер реализма, делает ее правдивой и художественно убедительной.
Байка о щуке зубастой
Вночь на Иванов день родилась щука в Шексне, да такая зубастая, что боже упаси! Лещи, окуни, ерши – все собрались глазеть на нее и дивова лись такому чуду.