И он подпрыгнул и сказал что-то вроде «салями-валями». Не взлетел, конечно.

— Псих, — фыркнула Марта. — Бутерброды не летают.

— Они просто не пробовали, — убежденно сказал Майк и запрыгал еще энергичнее.

— Руками еще помаши, — подсказала Марта, хихикая.

— Вы чем тут занимаетесь? — заглянул к ребятам сержант Расстегай. — Шатер трясется, как при землетрясении.

— Гимнастику делаем, — сказал Майк. — Колбасу укрепляем.

— Это правильно, — одобрил сержант. — Эх, надо и мне свое повидло подкачать немного…

И он стал отжиматься на ковре. Отжался сто раз, кивнул ребятам и ушел наружу.

— Ты можешь тут руками махать хоть до утра, — сердито сказала Марта. — А я спать хочу.

Она закуталась в одеяло и заснула почти сразу. Время от времени она просыпалась и видела в колеблющемся свете лампы, как Майк подпрыгивает, машет руками и что-то бормочет. «Это мне снится, — думала она во сне. — Мне снится, что черный бутерброд учится летать. Вот сейчас он взлетит, пробьет колбасой крышу шатра и взмоет стрелой в ночное небо. Он полетит среди звезд, и кометы стайками будут слетаться на запах его чеснока. Подлетев к солнцу, он слегка подогреется… будет горячий бутерброд… А потом он пролетит сквозь Млечный Путь и…»

Дальше Марта не додумала, потому что заснула крепко.

А когда проснулась, Майка в шатре не было. Дверь распахнулась, в проеме слабо брезжил тихий рассвет. Сержант тряс Марту за плечо:

— Где он? Где мальчик?

— Какой мальчик? — Марта с трудом соображала, в чем дело.

— Ну был же… такой шустрый, с чесноком!

— Да был ли мальчик? — сказала Марта. — Сейчас нету.

— Улетел он, что ли? — тоскливо спросил сержант и поднял глаза к потолку. В потоке зияла небольшая дыра.

Вдруг рассвет взорвался. Заметались огни и тени, раздался топот, лязганье, какое-то гавканье, ругань, крики:

— Полундра!

— Нас обошли!

— Тяв-тяв!

— Сам тяв-тяв!

Марта и сержант выглянули наружу. Тихий рассвет превратился в кипящую окрошку. Все орали, кусались и сражались.

— На нас напали, — объяснил сержант Марте, а то вдруг она не поняла.

— А кто? — спросила Марта. — Бутерброды-горожане?

— Нет, кто-то мелкий и тявкающий, — всмотрелся сержант. — Ладно, я пошел на войну, а ты сиди тут и не вздумай устроить побег. Имей совесть.

И он бросился в самую гущу тел, радостно крича: «Ливер-ливер-ливер-ливер!» Это был древний военный клич всех пирожков независимо от начинки.

Марта сначала боялась высовываться из шатра, но потом осмелела. Зрелище было фантастическое. Сотни шестиногих сосисок нападали на пирожков, кусали их за бока, еле успевая уворачиваться от брыжжущего повидла и отплевываясь майонезом. Пирожки пытались отстреливаться водой, как принято в бутербродных войнах, но вода сосискам не вредила вообще. Гораздо опаснее для нападавших были боевые сардельки с тяжелыми подковами — они кусались и лягались, защищая хозяев-пирожков. Но сардельки были неповоротливые и толстые, а сосиски увертливые. Розовыми молниями сосиски пронзали рассвет… и пирожки явно терпели поражение.

— Тяв-тяв! — раздалось сбоку, и на Марту налетел счастливый Кальве. — Тяв-тяв-тяв!

— Ты привел своих родственников! — наконец-то поняла Марта. — Какой умница! Вообще-то я просила тебя сделать совершенно не то… но все равно молодец! Теперь скорее бежим домой!

— Тяв, — возразила другая сосиска, из диких, прибежавшая вместе с Кальве. — Там тяв-тяв и тяв-тяв, и много-много тяв-тявов. Совсем не тяв-тявно.

И мотнула мордой куда-то вдаль. Шатер стоял на небольшом холме, и в разгоравшемся рассвете Марта увидела, как со стороны города надвигается большая толпа.

— Это наши! — возликовала она. — Неужели Майк все-таки улетел и привел бутербродное войско?

— Бутерброды? — спросил на сосисочном языке Кальве. — Гав-гав-рожане?

— Похоже, — задумчиво протянула Первая сосиска. — Тогда я командую отход. Бутерброды — наши исконные враги, и гавом буду, если подставлю своих соплеменников. Мы и так помогли тебе, маленький брат. Ты доволен?

— Еще бы, — сказал Кальве. — Я навеки должник твоих родственников. Если что надо — только тявкните.

— Я отзываю своих, но далеко мы не пойдем, — сказала Первая сосиска. — Мало ли что.

И закричала:

— Гав-гав-гавбой! Гавступаем!

Сосиски, торопливо докусывая врагов, отступили за Пирамиды, освободив место бутербродному войску. Оно шло очень быстро, и уже легко было различить два полка: Белый и Черный.

— Так не честно! — закричал Повелитель пирожков, неожиданно возникая рядом с Мартой. — Мы так не договаривались! Мы же договорились, что мои воины штурмуют город… а вместо этого город штурмует моих воинов! Ай-я-яй!

Повелителю изрядно досталось в схватке: тесто было покусано в нескольких местах, и он торопливо прижимал руками разорванный бок. «Странно, что повидло не вытекает, — подумала Марта. — Может, оно в нем закаменело от старости? Так он не старый».

— Горожане атакуют по всему фронту, — доложил Повелителю пирожков Сержант Расстегай. — Наши передовые отряды, покусанные, но не побежденные, ввязались в бой. Прикажете вводить резервы?

— Ни в коем случае! — взвизгнул Повелитель пирожков. — Объявляю переговоры! Если какие-то необразованные сосиски нанесли такой урон моему войску, то на что способны бутерброды? Эй, Неглавный Пирожок! Ты — мой военный советник, ты обещал, что белые и черные бутерброды не найдут общий язык и переругаются, пытаясь сформировать войско! Ай, как нехорошо обманывать своего Повелителя! Казнить его! Выпустить повидло!

— Но я же не знал, — оправдывался Неглавный Пирожок, однако сержант схватил его, отвел за шатер и грозно сказал:

— Быстро заори, будто ты умер, а потом прячься.

Неглавный Пирожок радостно заорал и припустил в сторону Пирамид.

— Приказ выполнен, — сказал сержант, возвращаясь. — Только вольные пирожки никогда не шли на переговоры. Они крошили своих врагов до победы… или крошились сами. Переговоры — позор! Кодекс воина предписывает мне покончить с собой, смыв бесчестье повидлом.

И сержант замахнулся мечом, намереваясь распороть себе живот.

— Не надо! — испугалась Марта, которой сержант нравился гораздо больше, чем противный Повелитель пирожков. — Это неприлично — перерезать себе живот в присутствии дамы. А я — дама. И буду специально все время присутствовать, чтобы ты не занимался этими глупостями.

Сержант заколебался. Тут раздался звук трубы — слегка побив фланги противника, бутерброды тоже предлагали переговоры.

Воюющие расступились, и к шатру по образовавшемуся проходу прошествовала мирная делегация: мэр Сервелатто (от белых бутербродов), политический лидер Каро Кукораччо (от черных бутербродов), мама Марты и… Майк!

— Я взлетел! — кричал он Марте издалека. — Я улетел!

— Покажи, — потребовала Марта, отбиваясь от маминых объятий. — Все хорошо, мамочка, не волнуйся, мне понравилось у пирожков и я хорошо себя вела. Майк, покажи, как ты летаешь!

Майк взмахнул руками, подпрыгнул… и не взлетел.

— Не получается, — грустно сказал он. — Не понимаю, как у меня тогда взлетелось. Я так и знал, что ты не поверишь… а я и правда летел, честное слово.

— Он прилетел в город перед рассветом, — подтвердил мэр Сервелатто, положив руку на плечо мальчика. — И спас нас… черный бутерброд спас город, когда такое было?

— И перед лицом опасности белые бутерброды засунули свою спесь куда подальше и объединились с нами, — подхватил Каро Кукораччо. — Если бы так было всегда… да нам никто бы не был страшен!

— Дорогие друзья! — сияя, сказал Повелитель пирожков. — Я счастлив, что вы нашли время прийти ко мне в гости! Этот знаменательный день будет золотом отмечен на скрижалях…

— Где? — переспросил сержант.

— Словом, я рад пригласить всех в свой скромный шатер, — закончил Повелитель пирожков. — Там в теплой дружественной обстановке мы выработаем условия капитуляции вашей храброй бутербродной армии…

— Гав, — заметил Кальве и оскалил зубы.

— Ах, нет, я перепутал, — извинился Повелитель пирожков. — Выработаем условия мирного договора. Миру — мир, так сказать. Ах, в какое судьбоносное время мы живем!