Алиса сделала вид, что ненадолго задумалась.
– О, будь по-твоему. А ты умеешь торговаться.
– Он как раз сейчас в «Самоваре», читает новости и наверняка ворчит.
Этим кафе управлял англичанин. Русские мотивы объяснялись его любовью к русским романам. Все студенты, которые могли себе это позволить, ходили туда, чтобы обсудить литературу, поиграть в шахматы и поделиться революционными идеями, которые затем будут забыты на дне чашек.
– Большое спасибо! С вами приятно иметь дело, мисс Зара. Вот ваше вознаграждение.
Девочка удивлённо посмотрела на большую медную монету, которую ей протянули.
– Мне нечем сдать с пенни, – сказала она с сожалением.
– О нет, сдачи не надо. Полпенни за информацию. Вторая половина за твоё молчание.
Зара широко улыбнулась, сделала реверанс и убежала, охваченная желанием поделиться своей удачей с друзьями (или, по крайней мере, новостью о ней).
Алиса действительно нашла Каца в «Самоваре». Вот только он не читал газету, а решал, каким будет следующий ход: на столе перед ним были расставлены шахматы. Красные и белые фигуры были искусно вырезаны из кости. А вот доска была нарисована на столе мелом, судя по всему, рукой кого-то изрядно набравшегося. Кац так сосредоточенно хмурился над задачкой, что не заметил, как она подошла.
Алиса протянула руку и перевернула красную королеву.
– Алиса! – воскликнул Кац. Лицо расплылось в улыбке, охватившей его целиком, создавая впечатление, что, начиная с этого дня, всегда будет солнечно. Алисе захотелось поселиться в этой улыбке. – Вот так сюрприз! Дважды за неделю – и оба раза неожиданно.
Она села напротив него. Быстро оглядев помещение, Алиса увидела студентов в мантиях, студентов в простой одежде, нескольких пожилых профессоров и даже пару друзей тёти Вивиан, библиотекарей (казалось, они были несколько недовольны стоявшим вокруг шумом).
– Я могу угостить тебя чаем? – спросил Кац. – Правда, он ужасен.
– Чудное предложение, но нет, спасибо.
Они оба помолчали какое-то время, однако без неловкости, которая должна была бы возникнуть.
– Ты действительно Чеширский Кот? – спросила она наконец мягко.
Кац широко улыбнулся и резво пожал плечами:
– Не думаю, что я он. Я знаю его. Он знает меня. Каждый из нас единственный в своём роде в наших отдельных мирах.
– Это самый чеширский ответ, который я когда-либо слышала, – сказала Алиса, вздыхая. – Он вспомнит меня, если я когда-нибудь вернусь? А другие?
– Разве можно забыть Алису, – сказал Кац, беря её ладони в свои.
– А я... я увижу их снова?
– Думаю, шанс есть, и весьма неплохой. Но кто может сказать наверняка? Так ты пришла поговорить со мной о том, другом, мире и о том, другом, мне? – спросил он с некоторой укоризной.
Алиса улыбнулась:
– Нет, конечно нет. Я пришла обсудить, как нам быть с возмутительным митингом Рэмсботтома.
Ладони Каца замерли на её собственных, жёсткие, как у скелета. Челюсть не то чтобы отвисла, но слегка просела вместе с остальной частью лица.
Он быстро пришёл в себя и отстранился от Алисы, отпуская её руки и как бы пожимая плечами, двигая челюстью то так, то эдак, чтобы рассеять остатки эмоционального потрясения.
– О, разумеется, разумеется. Превосходно. Я внимательно слушаю, какие у тебя идеи. Ни к чему хорошему это действо не приведёт, право... знаешь ли... это очень нехорошо для сообщества... и просто... нехорошо... в целом...
Алисе не удалось сохранить невозмутимое выражение лица. Она разразилась озорным, истерическим хихиканьем, прикрывая рот рукой в перчатке не хуже всякой кокетки (но в действительности боясь забрызгать слюной собеседника).
– Разумеется, мне тоже хочется обсудить с тобой и другие вопросы, глупый ты гусёк! Ты такой же серьёзный и чувствительный, как... как я, когда очутилась в Стране чудес впервые.
Кац выглядел смущённым, его красивое лицо забавным образом ничего не выражало, пока не расплылось в полной раскаяния улыбке.
– Ты... я... конечно... – Барристер потерял дар речи. Затем улыбнулся и указал на Алисины руки: – Позволишь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Конечно, – сказала Алиса, протягивая ему ладони. В этот раз он обхватил их как следует, соединил вместе и поцеловал.
– Будет нелегко, – сказал он мягко и серьёзно. – Твоя семья, моя семья...
– Всё чудесное и новое даётся нелегко, – сказала Алиса, сжимая его ладони в ответ. – Но, как правило, оно того стоит. А всё остальное бессмыслица. По иронии судьбы это и есть второй пункт, который я хотела с тобой обсудить...
В день митинга за окном было серо, немного прохладно и довольно сыро. Возможно, это обстоятельство уже немного усмирило настроения. Матильда чопорно объявила, что они с Корвином «планируют прокатиться за город с матерью и отцом», они собирались полностью избежать всей этой ситуации. И хотя такое поведение казалось несколько трусливым, Алиса не то чтобы могла их в этом винить.
– Боюсь, мы пропустим всё веселье, – сказала Алисе мать с лёгкой завистью.
– Да, думаю, я бы предпочёл что угодно сидению в тряском экипаже в промозглый и хмурый день с этим гигантским малым, похожим на овцу, любуясь... чем – полями? Лесами? Издалека? Вряд ли стоит рассчитывать хотя бы на пикник, – добавил Алисин отец мрачно. – И что мне прикажете делать с этим? – Он вытащил нелепый разноцветный шарф с бахромой из золотых монет и накинул его на голову. – У меня были такие планы!
Алису переполняли эмоции, и она обняла обоих родителей одновременно.
– Корвин пришёл, – сказала Матильда, входя в комнату и натягивая свои жутко уродливые коричневые перчатки – те самые, с бантиками. Её здоровяк-ухажёр вошёл в помещение, постучав всего раз (как невоспитанно!), с большой коробкой в руках.
– Здравствуйте все! – огласил он комнату добродушно.
«Право, – подумала Алиса, морщась, – его было бы гораздо проще выносить, приглуши он немного голос!»
– Это тебе, Алиса! – прогорланил он, всучив ей коробку. Затем лицо Корвина слегка покраснело, и он всё же понизил голос, что было для него нехарактерно. Корвин даже опустил глаза в пол. – Я... эм... мы... Знаешь, он казался таким... но потом, конечно... Соваться туда, где тебе явно не рады! Оказалось... даже если дело не дойдёт до суда, – закончил он.
Алиса кивнула, стараясь сохранять серьёзный вид.
– Спасибо. Я очень ценю, что ты извинился. Больше любого подарка, – сказала она и открыла коробку. Затем: – О!
– Вот это да, – произнёс отец, заглядывая ей через плечо.
Это была камера. Первоклассная, последняя версия той самой модели, которую у неё украли.
– Спасибо, – сказала Алиса снова, на этот раз с чувством.
Даже Матильда выглядела удивлённой.
– Хм, – произнесла она, очевидно, всё ещё ожидая нечто уродливое и бесполезное. Алису это озадачило: судя по всему, сестра не подсказывала Корвину, что купить. Какими бы недостатками, предрассудками и заблуждениями Корвин ни отличался, по крайней мере, он умел слушать. Корвин знал, что важно для Алисы, а значит, знал, что важно для Матильды. Алиса может во многом с ним не соглашаться, но Корвин, вне всяких сомнений, любит её сестру и сердцем хочет как лучше. Пускай голова с языком его порой и подводят.
И всё же разговоры за семейными посиделками с этого момента превратятся в настоящее испытание.
Особенно когда... в конце концов... Алиса представит их всех Кацу. Тогда-то и начнётся настоящее веселье.
На рынке Рэмсботтом ухмылялся и держался бодро, как хозяин цирка на карнавале, он даже нацепил безупречно серый фрак и цилиндр с ярко-красной розой, словно какой-нибудь артист. Его брат был одет более сдержанно, в коричневых тонах. Он тихо помогал устанавливать сцену и руководил рассадкой зрителей. Кони скакал и прыгал вокруг него, как Белый Кролик, каким его знала Алиса.
(А в ближайшем будущем такой же непримечательный, как случайный представитель зайцеобразных.)
На мероприятии собрались почти все жители со всех концов Кексфорда. Они поглядывали на пустые столы, на которые вскоре должны были вынести пунш и угощения (но только после того, как все внимательно выслушают заготовленную речь. И как следует поаплодируют).