Теперь они оба вздрогнули, Хома и Заяц. Особенно Заяц. После таких-то слов!
— Подсказку слышал? — страшным шёпотом спросил Хома.
— Какую?
— Бить! — вскинулся Хома. — Бить надо!
— Кого бить? Меня? — всполошился Заяц.
— Привидение!
— А куда бить-то, если оно невидимое?
— Куда попадя! Авось, попадём!
— Окружай его! — обрадованно завопил Заяц.
Только Суслика и видели. Вернее, не видели. Опомниться не успели, как он их повалил, напролом вылетев из норы!..
С тех пор стало у них дома тихо, спокойно. У Хомы и Зайца. А если кто и пел в своей норе по ночам, то сам по себе. Громко. Не скрываясь. На радостях!
А как-то они и с Сусликом помирились. Очень просто.
Принёс он, Суслик, с Дальнего поля три морковки. И виновато положил их у ног Зайца и Хомы.
Тут-то они сразу его заметили.
— А третья морковка кому? — заметил Хома.
— Мне… — робко улыбнулся Суслик.
— Слушай, а где ты пропадал всё время? — удивлялся Заяц, хрустя морковкой.
— Давно не видели, — приглядывался к Суслику Хома, взяв свою долю. — Чего молчишь?
— Рот занят, — прошамкал Суслик, тоже хрустя морковкой. А сам так и сиял.
Оказалось, немного и нужно, чтобы тебя наконец заметили.
Как Хома и Суслик лишнее убирали
Сидели однажды на травке Хома и Суслик. Возле своих нор. Любовались природой.
Какие отсюда виды открывались, какие горизонты — один лучше другого!
Хома медленно поворачивал голову то влево, то вправо.
Разве может что-то прекраснее быть? Луг, роща, ручей, небо!.. Что здесь, спрашивается, добавишь?
— Ничего нигде не прибавить, — так и сказал Хома, оглядываясь вокруг. — Я бы даже убавил — тех, кого пока не видно. Лису, Коршуна, Волка…
— Медведя оставь, — прервал его великодушный Суслик. — Он на нас не охотится.
Хома кивнул.
— Оставляем Медведя.
И вдруг пристально посмотрел на лучшего друга.
— Может, и меня… — оторопел Суслик.
— У тебя бы я рост убавил, — придирчиво окинул его Хома взглядом, — чтоб не хвастался, что почти вдвое выше меня.
— Не «почти», а совсем вдвое! — не выдержал Суслик.
— Будь моя воля… — опять покосившись на него, начал было Хома. И не стал продолжать.
Мечты тех, кто любуется окружающей природой, могут завести далеко..
— А будь моя воля, — поспешно сказал Суслик, боясь, что Хома снова примется за него, — я бы ещё и комаров убрал. Такие навязчивые, кровожадные!
И звонко прихлопнул комара на Хоминой щеке.
— Ты себе много воли не давай, — невозмутимо заметил Хома. Чего это ему стоило!
— Надо же от них как-то избавляться!
— Ну, избавимся от них. А кого тогда птицы и рыбы клевать будут?
— Рыбы не птицы, они не клюют, а хватают, — возразил Суслик.
— А почему тогда рыболовы всё время жалуются, что не клюёт?
— Ну и что? Рыб я тоже убрал бы, — рубанул Суслик лапой воздух. — Лично нам они не нужны. Мы ими не питаемся.
— Не питаемся, потому что поймать не пытаемся. Не можем. Не клюёт, — повторил Хома.
— Пожалуй, — неохотно согласился Суслик.
— Оставим пока рыб. Хоть они нам и не попадаются, зато от них красивые круги по воде идут.
— От дождя они тоже идут.
На что Хома, возмечтав, произнёс:
— А вот дожди я бы убрал. Дожди, особенно затяжные, мою шерсть мочат.
— И мою!
— Нет, дожди убирать нельзя, — внезапно сожалеюще отказался Хома. — А не то ничего расти не будет. Даже горох!
— Горох надо оставить, — сурово сказал Суслик.
— Ладно. Пускай дождь идёт, но только не часто. А затяжные дожди нужно убрать вовсе.
— Пусть дождь идёт только тогда, когда мы спим, — обстоятельно уточнил Суслик. — А когда не спим, пусть лишь грибной, солнечный дождик моросит.
И давай они вгорячах всё перебирать: от погоды до ненастья, от зверей до птиц и насекомых, от деревьев до кустов и трав…
С Лисой и Волком — тут всё ясно. Хома и Суслик с ними сразу распрощались!
Пришлый Кабан также в этом мире лишним оказался. Он, дуралей, корни у дубов подкапывает. Долой его!
Затем, поглядев на плавающего в небе Коршуна, друзья стали птиц убавлять.
Начали, понятно, с того, кого первым увидели. С Коршуна. Затем убрали напрочь его меньшего приятеля Кобчика, потом — Ястреба, Филина и Сову. И ещё кого-то под горячую лапу. Всех местных пернатых хищников, дневных и ночных!
Следом и мирными птицами занялись. Аиста и Журавля убрали за слишком длинные голенастые ноги, Выпь и Луня болотного — за дурные голоса, уток — за жадность, галок — за дурь, сорок — за воровство, Кукушку — за пустозвонство…
— Кукушку давным-давно надо было убрать. Она мне однажды всего один год жизни прокуковала, а я уже два года после её пророчества живу, — пожаловался Суслик. — Врунья тёмная!
— Не будет теперь свои яйца в чужие гнёзда подкладывать! — ликовал Хома.
До того дошли, что вообще мало чего вокруг оставили. От всех разных кустов один орешник со спелыми орехами уцелел. А вот всех разных змей они в своих мечтах извели подчистую.
Если мысленно представить себе всю живописную картину местной природы, со всеми её обитателями, то на ней одни только дыры и дырки остались — и на земле, и под водой, и в воздухе.
Устали. Утомились. Умаялись.
Тяжкая эта работа — целый мир перекраивать. Тут и неделей не обойдёшься.
— Ой! — неожиданно подскочил Хома. Его какой-то Жучок ущипнул.
— Ты чего? — напустился на него всемогущий Хома.
— А ты чего на меня сел? Я всё слышал, — угрожающе проскрипел Жучок. — Если уж и мы, жуки, начнём ненужное убирать, вас первыми выбросим!
И, с треском раскрыв свои крылышки, он сердито полетел прочь. За ним тут же погналась проворная Ласточка.
— Сейчас она его уберёт, — мстительно посмотрел Хома вслед.
Суслик неожиданно забеспокоился:
— Послушай, а что это всё мы да мы?!
— Ты что? — не понял Хома.
— А если все-все вокруг начнут кого-то навсегда убирать? Кто ж тогда останется?
Хома безмолвно зашевелил губами, подсчитывая потери.
Долго он так высчитывал.
— Спрашиваешь, кто останется? — наконец вымолвил он страшным шёпотом.
— Ну да.
— Никого тогда не останется!!!
— Э-э… — протянул Суслик. — Так дело не пойдёт. Пусть лучше всё-всё и все-все на свете будут.
— Пусть, — немедленно подтвердил Хома. — Лучше нам со всеми остаться, чем всем — без нас! А то и всем — без всех!
Суслик облегчённо вздохнул.
— Правильно. Жаль только, что тогда всякие гадюки уцелеют.
— Видишь ли, — осторожно сказал Хома, — раз они есть, значит, и они нужны. Иначе бы их не было. А то бы и они вдруг взяли и решили, кого убирать и кого оставлять. Представляешь?.. Нельзя никому такую волю давать!
— А как же с человеком быть?
— Вот он-то со временем, пожалуй, всех уберёт! Будь моя воля… — И Хома снова осёкся. Вспомнил, что говорил насчёт воли.
Помолчали они. Повздыхали.
Внезапно Хома уставился вдаль. Там, над изгибом искристого ручья, замерла, склонясь над удочкой, фигурка рыболова в соломенной шляпе.
— И даже сидит-то крючком, — проследил Суслик за взглядом Хомы. — Его бы я…
— Не надо, — оборвал его Хома. — Вот из людей я бы только рыболовов оставил. С удочками. Как лишнее украшение природы.
Суслик недолго сопротивлялся. Так и решили.
Ведь и правда рыболовы, в соломенных шляпах, с удочками, украшают извивы рек, излучины озёр и даже морские побережья.
Если мусор после себя убирают, конечно.
Как Хома старый дуб поддерживал
Выглянул как-то Хома из норы. И замер.
Вроде бы никакой опасности нет, а насторожился. В чём же тут дело?..
Вот оно! Старый, могучий дуб, торчащий над рощей, вчера ещё совершенно прямой, сегодня заметно накренился в сторону. Наверно, под тяжестью своего почтенного возраста.
«Вдруг он упадёт, — тревожно подумал Хома, — и кого-нибудь придавит! И дерево жаль, и тех, кого оно придавит, тоже очень жаль!»
— Суслик! — позвал он.
Лучший друг Суслик мгновенно показался из соседней норы.
— Гляди! — показал ему Хома на рощу.
— Гляжу, — вытянул шею Суслик.
— Не видишь, что ли?
— Не вижу… — таращил глаза Суслик.
— А дуб видишь? — нетерпеливо сказал Хома.
— Вижу дуб. Дуб вижу. И что?
— Смотри, как его наклонило! Рухнет внезапно на кого-нибудь и…
— Но ведь не на нас, — перебил его Суслик. — Мы же далеко!
— А если близко будем? Если мимо него на Дальнее поле пойдём?
— Мимо — не будем, — ответил Суслик. — Мы его теперь стороной обходить будем.
— Понял. Значит, твоё дело сторона, а другие пропадай? — рассердился Хома.