А Безручка ему:
— Здравствуй, батюшка! Да какая же я при вас хозяйка? Я младшая в доме.
Задумался тут старый свекор.
— Да и я, — говорит, — не хозяин. Когда тебя караульщик привел, хотел было я тебя со двора прогнать, а ты в доме осталась. А нынче хочу я, чтобы ты всю жизнь в моем доме жила, а ты уйдешь навсегда.
И сказал ей свекор, как сын ему в письме написал.
— Со двора велел прочь тебя согнать. Видно, переменилось у него сердце к тебе.
Наутро Безручка взяла своего сына-младенца в подол, а край подола зажала в зубах и ушла со двора — ушла туда, куда все уходят, кому некуда идти: куда глаза глядят.
А свекор-старик остался один в доме. И заскучал он по внуку, заскучал по безрукой невестке. Тогда позвал он старого караульщика и велел ему отыскать Безручку со внуком и вернуть их домой. Караульщик пошел в поля и леса, долго ходил там и кликал Безручку. Да свет велик, где их найдешь, и караульщик вернулся ни с чем.
Старый садовник стал томиться и тосковать, а однажды лег спать и вовсе не проснулся — он умер во сне от своей печали.
А Безручка вышла со двора и пошла по свету куда глаза глядят. Миновала она чистое поле, захотелось ей пить. Вошла она в лес, видит — в лесу дедушка-дуб растет, а неподалеку от него — колодец. Наклонилась Безручка над колодцем, а как напиться — не знает: вода глубоко стоит. Наклонилась Безручка пониже — может, достанет. Видит — вот она, вода. «Ну, — думает Безручка, — я хоть губы смочу». Прильнула она к воде, разжала зубы, и выпал ее ребенок из подола в колодец. Потянулась мать в колодец, вспомнила про свое калечество и заплакала. «Ах, — подумала Безручка, — зачем я на свет родилась! И горе и обиду терпеть я могу, и дитя я родила, а спасти его не могу!»
И видит она сквозь воду, как сын ее на дне колодца лежит. И видит она еще, что руки у нее выросли, потянулась тут она к сыну и схватила его. А как выхватила она ребенка из воды, как спасла его, так рук у нее опять не стало.
И пошла Безручка дальше со своим спасенным сыном. А когда стало темно, попросилась она на ночлег в одной деревне. Наутро хотела было Безручка уйти далее, да народ в той деревне добрый был: оставил он у себя безрукую мать на житье и сына ее приютил на воспитание.
Вырос сын Безручки средь доброго народа, а война, где отец его воевал, еще не окончилась. В старину ведь долго воевали.
Пришло время, и взяли сына Безручки на войну. Справила мать сына, чтобы ни в чем недостатка у него не было, и народ помог ей справить воина. Купили сыну коня, купили одежду и припасу — пусть едет. Стала мать прощаться со своим единственным сыном.
— Езжай, — говорит, — и живым ворочайся. Там и отец твой воюет. Наступила твоя пора, сынок. Враг придет — нам на свете не жить, а прогонишь врага, так нам с тобой не разлучаться.
И уехал ее сын на войну. А мать осталась одна и затосковала о сыне. Днем она думала о нем, а ночью он ей снился. То она видела, что он побил всех врагов и к ней возвращается, то она видела, как он лежит один в поле, убитый, а вороны выклевывают его глаза.
Не стерпело ее сердце, оделась Безручка в солдатское платье и ушла на войну.
Вот пришла Безручка на войну. Увидели ее солдаты, подумали, что она мужик, и сказали ей:
— Сидел бы ты дома на печке, земляк, чего калеке на войне делать! Храбрец ты, да не к месту!
А Безручка нашла, что ей делать. Стала она утешать больных и умирающих, и, бывало, кто бы умереть должен, глядь, и не помирает при добрых словах Безручки; кто духом ослаб, так Безручка впереди него на врага идет, и оробевший воин вновь поднимает меч. Так было дело.
А однажды Безручка увидела своего сына. Он бился среди поля с неприятелями, и они падали мертвыми возле него. Трудно ему было. Вот уже пали все его товарищи, что бились рядом с ним, и остался он один. А на место павших неприятелей подходили другие, и число их не кончалось. Глядит мать, устоит ее сын или нет. Велика его сила, да и на силу есть пересилок. Видит Безручка — наседают враги тьмою, и сына она уже не видит, жив он или нет. А издали сам полководец следит за тою битвою. И он говорит своему помощнику:
— Узнай, какой это наш богатырь там бьется, чей он родом, и дай ему сейчас же подмогу.
А подмога когда еще придет! Успеет ли, нет ли. Безручка увидела вдруг, как встал ее сын с земли средь павших врагов, да в тот же час навалилась на него опять чужая, черная сила. Увидела мать — настало ее время. Воскликнула она:
— Стой, мой сын! Стой, единородный мой! — и бросилась на помощь.
Не подумала она, что рук у нее нету, только сердце ее билось в ярости к врагам и в любви к своему сыну, и почувствовала она вновь свои руки и силу в них, будто и не отрубал их брат никогда. Подняла она вострую саблю павшего воина и стала сечь врагов, теснивших ее сына. Долго билась она, обороняя сына, и начала уже уставать, да и сын ее еле стоял и кровью обливался. Тогда пришла помощь от полководца, и новые воины посекли мечами остатних врагов, а павшие от рук Безручки и ее сына уже лежали мертвые. Сын Безручки хоть и бился возле матери, а узнать ее не мог: ему и глядеть на нее некогда было, да, и поглядевши, он бы не узнал ее, как его родная мать была безрукая, а у этого воина были могучие руки.
Вскорости за побитием врагов война окончилась. Тут полководец призвал к себе самых храбрых воинов: кто, дескать, откуда родом, кому сыном приходится и пусть каждый награду получает. Призвал он и сына Безручки и спрашивает его:
— Чей ты, молодец? Кто у тебя отец с матерью? Надо бы и родителям твоим награду дать, что сына такого взрастили.
Поникнул сын Безручки.
— Нету, — говорит, — у меня батюшки, и каков он был — не помню. А рос я с малолетства один у матери, земля была нашим ложем, а небо — покровом, а добрый народ был заместо отца.
— Народ всем отцам отец, — сказал так полководец, — я сам перед ним меньшой и наградить его не могу. А матери твоей полагается награда за то, что взрастила храброго сына. Пусть она явится ко мне и получит в свои руки награду!
— А у нее рук нету — она безрукая, — сказал сын Безручки.
Поглядел тут полководец на молодого воина пристально и печально и говорит:
— Ступай, — говорит, — и приведи свою мать ко мне.
Пошел тогда сын Безручки в деревню за матерью, а деревенские люди ему сказали, что его мать тоже на войну ушла, утешать увечных и рубленых.
Вернулся он к полководцу и говорит: так и так, мол, нету матери, она при войске.
Полководец велел привести к нему всех, кто помогал исцелять раненых и умирающих, и стал награждать их за доброе дело. И когда подошла к нему безрукая женщина в простой солдатской одежде, полководец поглядел в ее лицо и узнал в ней свою жену, а Безручка увидела, что полководец этот — ее муж. Безручка хотела обнять своего мужа — целый век жила она с ним в разлуке, — да вспомнила: нет у нее рук. Они у нее опять сразу отсохли, как она сына отстояла в бою. Однако не стерпела Безручка и потянулась к мужу. Его она всегда любила и не могла забыть. И в тот же миг, словно из сердца, выросли у нее руки, такие же сильные, как прежде были, и обняла она ими своего мужа. И с тех пор навсегда руки остались при ней.
Позвал отец тут сына и говорит ему:
— Здравствуй, сын мой! Я отец твой, а ты не знал меня, и я тебя не знал. Злые люди разлучили нас, да есть сила сильнее злодейства.
Глянул тут сын на отца и обрадовался, а потом глянул на мать, видит ее — а мать теперь с руками. И вспомнил он последнюю битву и того воина, который оборонял его своим мечом. Сын бросился перед матерью на колени и стал целовать ее руки, что спасли его.
И вскоре, как наступило мирное время, поехал полководец домой, к своему двору, где жил он с отцом когда-то, где увидел Безручку и полюбил ее. Взял он с собой жену и сына и поехал на покой. А по дороге заехали они к брату Безручки, потому что двор его стоял на пути.
Жена Безручкиного брата как увидела, как узнала, кто это приехал — и Безручка сама, и все семейство ее, и все целые и здоровые, и все в знатности, — так повалилась со страху им в ноги и рассказала сама, без спросу, чего она сделала для погибели Безручки и ее сына-младенца.
«Может, — подумала она, — по давности-то и помилуют».
Выслушала ее Безручка, а в ответ рассказала про свою судьбу, какую она испытала.
Поклонился брат Безручки своей сестре и сказал:
— Спасибо тебе за рассказ, а зло на посев не оставляется. Прости меня, сестра моя родимая!
В ту же ночь, тайно от своих гостей, вывел он из конюшни необъезженную кобылицу, привязал к ее хвосту скрученными вожжами свою жену, а себя привязал к жене, а потом гикнул, лошадь понесла, поволокла мужа с женою в чистое поле и там растрепала их насмерть о землю.