— Я — самосильный охотник!
Царь выслал его на охоту. Лес был — непроходимая пуща. Идет Иван, навстречу ему лев, как крутая гора, надвигается. Он изготовился его бить. Лев говорит Ивану:
— Не бей ты меня: я тебе дам своего детенка, он тебе пригодится.
Немного пройдя, встречает Иван медведицу. Он изготовился ее бить. Она говорит ему:
— Иван Иванович, не бей ты меня! Вот тебе в дар медвежонок, пригодится.
Он и ее не стал бить. Немного прошел, встречает волчицу. Волчица говорит:
— Иван Иванович, не бей меня!
Он не стал и ее бить. Она дала ему своего волчонка. Иван купил себе лошадь. Львенок, медвежонок и волчонок ходили за ним вслед. Царь Вахрамей обвенчал Ивана Ивановича со своей дочкой. Иван Иванович после свадьбы захотел поехать на охоту со львенком, медвежонком и волчонком. Была в этом царстве на северную сторону незахожая пуща. Жена и говорит:
— Друг мой милый, не езди ты в эту пущу! Там большие холода и лютые морозы.
А он рассуждал сам с собой. «Какой же я охотник, если не побываю в этой пуще?» Надумал и поехал. Только въехал в лес, сделалось темно, подул холодный ветер, ударил лютый мороз. Заблудился он в том лесу и заночевал. Видит, где-то далеко огонек светится.
— Ну-ка, лев, ты силен и прыток, принеси-ка нам огню! А ты, медведь, принеси дров! А ты, волк, принеси поросенка на ужин!
Лев огня принес, волк — поросенка, а медведь наносил дров. Иван огонь разложил. Стали они поросенка готовить на ужин.
В этом лесу жила ведьма—Баба-яга, костяная нога. Сама была смугла, а глаза, как угли. Только Иван стал ужинать, вот она и несется, под ней земля трясется.
— Ах, милый мой ночлежник, обогрей меня, а то я замерзла!
— Что ж, бабушка, пойди, грейся!
— Нет, батюшка, боюсь охоты твоей!
— Не бойся, бабушка, ступай, цела будешь!
— Нет, батюшка, боюсь. Вырви пять волосков: из своей головы, из лошадиной и из каждого зверя твоей охоты.
Иван вырвал и подал ведьме. Она как дунула, так Иван Иванович и его охота окаменели. А жена ждет его дома.
Ехал дорогой старшего брата средний брат, Данила Иванович. Встречается с ним лев. Он хотел убить его. Лев говорит:
— Ах, Данила Иванович, не бей меня: вот тебе львенок, он тебе пригодится.
Данила Иванович не стал его бить, а львенка взял. Немного проехал, встречает медведицу, хотел ее убить. Она говорит:
— Ах, Данила Иванович, не бей меня: вот тебе в дар медвежонок, он тебе пригодится.
Взял он медвежонка и поехал дальше. Встречается с ним волчица и говорит:
— Ах, Данила Иванович, не бей меня: вот тебе волчонок, он тебе пригодится.
Рано поутру собирается Данила на охоту.
Данила, как и его брат, заехал в ту пущу. Стало ему там холодно, заночевал он. Льва послал за огнем, медведя — за дровами, а волка — за поросенком. Стали они готовить ужин. Летит Баба-яга, костяная нога, сама смугла, а глаза, как угли. Несется, земля трясется!
— Обогрей меня!
— Подойди, бабушка, грейся!
— Нет, батюшка, вырви по пять волосков: из своей головы, из лошадиной и из каждого зверя.
Он вырвал и подал ей. Она как дунула, так Данила Иванович со своей охотой и окаменел.
Ехал по той же дороге третий брат, Никита Иванович. Навстречу ему лев. Он хотел убить его, а тот и говорит:
— Ах, Никита Иванович! Не бей меня, вот тебе львенок, пригодится.
Взял Никита львенка и поехал дальше. Встречается медведица.
— Ах, Никита Иванович! Не бей меня, вот тебе медвежонок, он тебе пригодится.
Взял он медвежонка, поехал. Встречается с ним волчица:
— Ах, Никита Иванович! Не бей меня, вот тебе волчонок, он тебе пригодится.
Приехал Никита Иванович, сильный, могучий и храбрый воин, к Вахрамеевой царевне. Она обрадовалась, когда его увидела, и признала за своего мужа. Целовала, к сердцу руки прижимала. Ложатся спать. Никита кладет меч под голову:
— Ну, жена, сегодняшнюю ночь кто к кому перевернется, тому голова прочь.
Они целую ночь не шевельнулись. Вставши рано поутру, поехал Никита искать своих братьев. Въехал в запрещенную пущу с северной стороны. Подъехал он к тем камням, в которые ведьма превратила его братьев с их зверями. Послал льва за огнем, медведя— за дровами, а волка — за поросенком. Стали готовить ужин. Баба-яга несется, земля под нею трясется.
— Ах, милый человек, пусти обогреться!
— Поди, бабушка, грейся!
— Нет, батюшка, дай мне по пяти волосков из своей головы, из лошадиной и из каждого твоего зверя!
Никита говорит:
— Ну-ка, лев, медведь и ты, волк, волоките ее на огонь!
Вот она крутилась, крутилась, а ее звери терзают; не вытерпела, закричала зычным голосом:
— Ах, Микита Иванович! Не пали ты меня: я всех твоих братьев оживлю!
— Оживляй, старая псовка!
Она как дунула на эти камни, так они и сделались людьми.
Иван Иванович, Данила Иванович и Никита Иванович схватили Бабу-ягу и спалили на могучем огне. Приехали все трое в Вахрамеево царство. Вахрамей собрал великий бал, и были все короли на этом балу, гуляли, пировали около моря. А в том море жило морское чудовище. Выкинуло оно на берег письмо. В нем написано: «Иван Иванович, Данила Иванович, Никита Иванович! Вы погубили мою мать, я погублю ваше царство, а если не хочет царь Вахромей, чтобы его царство погибло, пусть вывезет свою дочку в золотом берлине {карете} на край моря».
Царь Вахрамей посадил свою дочку в золотой берлин и поставил на край моря. Братья стали ночью около кареты.
— Ну, львы, держите крепко берлин за задние колеса, а вы, медведи, ляжьте по краям, а вы, волки, когда выйдет чудовище из моря, хватайте его за шею.
В самую полночь стало волноваться море. Выскочил из моря Чудо-Юдо, стал тянуть в море берлин, а львы не пускают.
— Вы, медведи, садитесь ему на плечи, а вы, волки, дерите ему икры.
Свалили Чудо-Юдо всем миром на морской берег, порубили его на мелкие куски. Привезли царевну медведи в царский дворец. Царь Вахрамей по случаю спасения его дочки устроил пир на весь мир. И я там был, мед, пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.
КАК МИХАЛКА ПРОУЧИЛ ЖАДНОГО ПОПА
Жил бедный мужичок. Детей у него было много, а кормить нечем. Подходит годовой праздник, старуха говорит:
— Ну что ты, старый, сидишь дома? Хоть бы сходил у кого попросил гарчик или два мучицы!
Бедняк надел торбочку и пошел. Зашел в деревню к одному мужичку:
— Брат, сделай милость: дай ты мне гарчик или два мучицы для праздника.
Мужик оказался добрый:
— На, брат, тебе и с лукошечком!
Выходит бедняк из деревни вон. Поднялся Вихрь, подул Ветер, вырвали это лукошечко из рук старика и покатили по чистому полю. Заплакал старик горькими слезами.
— Теперь домой не показывайся: старуха запилит совсем!
Захватила его темная ночь в дремучем лесу. Видит он огонек.
— Пойду,— говорит,— на этот огонек! Подходит к тому месту, откуда огонек светился.
Стоит там дом, а в доме сидит старушка, глаза такие добрые, приветливые. Он просится на ночь.
— Пусти,— говорит,— любезная, на ночь!
Старушка отвечает:
— Заходи, ночуй!
Входит старик в комнату, снял шапку.
— Добрый вечер!
Старушка отвечает:
— Здравствуй, здравствуй, нищенький, проходи, садись!
Старик разделся, сел отдыхать. Спрашивает старуха:
— Где ты был, старичок?
— Что тебе говорить, не знаю: долгая моя песня. Дети у меня малые, детей много, поесть нечего. Сейчас праздник годовой подходит. Я пошел мучицы достать. Дал мне человек мучицы гарца с два. Я отправился было домой. Откуда взялись Вихрь и Ветер, вырвали у меня эту мучицу из рук и покатили по чистому полю лукошечко. Я теперь боюсь домой и глаза показать.
— Ну,— говорит старуха,— нищенький, поужинай и ложись спать. Утро вечера мудренее.
Приходят ее дети — Вихрь и Ветер. Стала на них мать браниться:
— Зачем вы, дети мои, шутки такие злые шутите, балуетесь? Вы бы баловались около богатого, а не около бедного старика!
— Матушка, не бранись, мы его наградим.
Встал старик, моется. Вихрь и Ветер ему говорят:
— На тебе, старик, жаренцы {ручная мельница}.
.— Ах, хлопчики, что мне делать с этими жаренцами?
— Принеси домой, скажи своей старухе: пусть крутнет ими — куль муки сразу появится.
Стал этот мужик жить с достатком. Дожидается большого праздника. Прибрал он все в доме, как закон гласит, ожидает священника. Идет священник с иконами:
— Батюшка,— говорит старик,— зайдите ко мне, прошу вас отслужить мне акафист или два!
Поп отслужил, как полагается. Старик угощает попа. Поп говорит:
— Михалка, отчего ты стал богат?
— Бог помог, батюшка!
Поп возражает:
— Бог, Бог, да будь и сам не плох!
Старуха вмешалась в разговор: