Поднявшись на нашу равнину, мать и сестры не верили глазам своим: из раскинутой палатки поднимался дым и голубоватою струею вился в воздухе. Старик Брада с помощью нескольких женщин и девушек из окрестностей, мимоходом также приглашенных мною, готовили к обеду горных куропаток, которых вы называете белыми куропатками, потому что они белы зимою, тетеревов и сливочный сыр. Стадо старика Брада, рассыпавшись по лугу, щипало усердно траву, как бы свидетельствуя о превосходном качестве ее. Ребята накрывали стол и приготовляли сиденье из сосновых бревен и досок, слегка отесанных, и все это среди зелени и цветов имело вполне праздничный вид. Букет из рододендронов и диких фиалок был привязан к веревке, посредством которой мать должна была вздернуть его на шест. Что касается меня, я также был удивлен музыкой, о которой я и не думал позаботиться. Старик Брада пригласил одного из своих приятелей, который играл на гуслях, чтобы мы могли потанцевать. После обеда у нас был бал, и сестры были счастливы, что могут потанцевать. Мать, растроганная, в слезах, подняла букет. Магелонна с гордостью отвезла последнюю тачку и сбросила без труда груз ее в кучу. Все были веселы, и потому добры и дружественны. Никто не напился пьян, хотя я и не жалел вина. Наши горцы умеренны и вежливы, как это всем известно.
При наступлении вечера я проводил свое семейство. Мать, благословляя, вручила мне деньги на постройку дома, в котором мы живем теперь, и на покупку скота. Она была согласна жить со мною летом на нашей площадке, сестры не могли нарадоваться.
Следующий год в то самое время, как мы готовились устроиться в новом доме, нас постигло горе. Мать сделалась больна, и мы, уже отчаиваясь в ее выздоровлении, как только опасность миновала, перенесли ее на нашу гору, где прекрасный воздух вскоре вылечил ее. Если вы сегодня не видите ее здесь, то потому только, что эта честная женщина мало того, что постоянно занята дома, ходит еще заработать нам денег на стороне, теперь она находится в Котере, где стирает и гладит юбки и разные наряды проживающим на купаньях иностранцам. Всюду ее охотно берут, так как она хорошая прачка и добрая женщина, с которою приятно иметь дело. Что касается нас, то как видите, нам хорошо здесь, и мы с печалью расстаемся с нашею площадкою на зиму и возвращаемся на нее с первыми весенними днями. И охотиться у нас можно, дичи вдоволь. Иногда и его степенство медведь заглядывает в нашу сторону, заблудившись, и бывает хорошо принят у нас в кладовой. Волки тоже немного тревожили нас сначала, но и они были встречены как следует. Наша площадка стала лучше, чем когда-либо была. У меня отлично идут дела со скотом, который я откармливаю и продаю каждую осень в долинах, покупая там весною новый, это приносит мне такую выгоду, что я мог прикупить смежную с моей площадкой землю, чтобы увеличить выгон для скота. Земля была запущена, и я заплатил за нее дешево. Теперь она стоит земли моей площадки, и на будущий год я увеличу вдвое свое стадо, то есть мой оборотный капитал.
— Вот моя история, дорогой мой гость, — сказал Микелон в заключение. Если она вам наскучила, прошу извинить. Я несколько робел сначала от боязни, что вы меня не поймете, а затем, когда увидел, с каким любопытством вы меня слушаете, я успокоился.
— Любезный мой Микель, — отвечал я ему, — знаете ли вы, о чем я думал, вычисляя в своем уме число ударов вашего молота и свезенных вами тачек с каменьями. Прежде всего я сожалел, что такой человек, как вы, не предназначен судьбою проявлять такую упорную волю на более широком поприще, затем я подумал, каково бы ни было поле нашей деятельности, всем нам приходится разбивать каменья, и все мы оказываемся работниками более или менее сильными и терпеливыми. Человек, способный возвратить себе свою способность, так как это сделали вы — человек недюжинный, но что всего более поражает меня в этом, не говоря уже про упорство крестьянина, которое тоже заслуживает уважения, — так это то, что вы были воодушевлены чувством более высоким, нежели корысть, именно сыновнею любовью и тою борьбою за плодородие земли, которую вы считали долгом человека.
— Много благодарен за ваши слова, — ответил Микелон, — вы угадали. Однако сюда примешивалось нечто, что вы должны осудить: именно вера в злых духов в природе.
— О, ну ведь вы этому уже не верите теперь, я очень хорошо вижу.
— Слава Богу, вы понимаете меня! В детстве я был склонен к мечтательности и подвержен галлюцинациям… И затем, я не уразумел еще смысла религии. После я понял, что Бог один и что всегда человечество искало Его под разными именами. Если гроза несет с собою молнию, так это еще не значит, что молния эта хотела поразить скалу, и обрушивающаяся скала не хочет зла человеку, которого она придавливает… Вот вы увидите завтра на вершине моей плотины, где накопился уже порядочный слой земли и она удобрена, целый лес дикого лавра, взлелеянного моими собственными руками, как священный знак благоговения перед законом природы, символами которой служили древние боги и мой Иеус.
Я провел отлично ночь под крышей Микелона и, не дождавшись восхода солнца, пошел осмотреть площадку. Микелон был на своем скотном дворе, угадывая, что мне приятно будет оставаться одному, он имел скромность оставить меня блуждать где я хочу. Я нашел прекрасные образчики растений, анемоны с цветком нарцисса, липкие веснянки, камнеломные растения различных видов, редкие и прелестные; но все мое внимание было обращено на великана, этот памятник, достойный того, чтобы посвятить его божеству, которое вдохновляет человека творить такие неоспоримые чудеса — терпению! Я собрал драгоценные по редкости образчики мхов; наблюдал ученые работы муравьев и искусную и неутомимую охоту маленького паучка. Я не прочь был послушать немного из любопытства рычание великана, но до слуха моего долетал лишь гармонический и свежий голос прекрасного потока, ниспадавшего поблизости, воды которого, направленные стараниями Микелона, орошая луг, журчали очень весело свое аллегро.
Микелон снова угостил меня отличным обедом и вывел живописными местами на обратную дорогу. Он не хотел ничего принять от меня за свое гостеприимство, кроме семян диких цветов, собранных мною в других горах. Когда я сказал ему, что для ботаника большое удовольствие сеять в различных местах редкие и красивые растения, имея в виду исследования других ботаников, он казался тронутым и пораженным этою мыслью и обещал следовать моему примеру. Подобно всем горцам, находясь в общении с любителями и туристами, он приобрел некоторые познания из естественной истории. Он предложил проводить меня в свой домик в Пьерфите, чтобы поделиться со мною образчиками растений и минералов отличных кристаллизаций, найденными им на великане, лютиками и рамондиями, собранными близ ледников.
— Не правда ли, — сказал он мне, — что наши горы настоящий рай для ботаников? Вы имеете тут в одно и то же время цветы и плоды всех времен года. В глубине долин лето и осень, поднявшись же несколько выше, вы встречаете весну; еще выше вам представляется растительность, которая бывает в первые дни марта. Таким образом, вы можете набрать в один и тот же день орхидеи первых весенних дней и орхидеи глубокой осени. Так здесь и для всего, для воздуха и света. В один день, по мере того, как вы поднимаетесь, вы можете любоваться блеском солнца на озерах, видеть осенний туман на лугах нагорных равнин и созерцать величественную зиму на вершинах гор. Возможна ли скука при виде всех этих красот, собранных вместе? Подобная роскошь стоит того, чтобы купить ее семью месяцами изгнания в долине. Вот почему мы так любим наши горы и прощаем им, что они изгоняют нас в долину каждый год. Мы понимаем, что есть сила, которой они принадлежат более нежели нам и что мы должны довольствоваться теми чудными улыбками, которыми они нас награждают при нашем возвращении.
Микелон и в Пьерфите предложил мне свое гостеприимство. Мне было совестно принимать столько услуг от человека, для которого я так мало сделал.
— Вспомните, — сказал он мне при расставании, — что вы когда-то говорили моему отцу: “Не нужно, чтобы этот ребенок нищенствовал, в глазах его есть что-то такое, что обещает ему не такую участь”. Я услышал тогда ваши слова и, кто знает, не обязан ли я им тем, что стал человеком?