Тут кто-то смекнул, что такая беда на встречу с Нулем похожа. Кинулись в ноги к отцу. Умоляют младшего сына на защиту отправить. А тому любопытно стало – почему неумеху вспомнили. Пошел он крушить чужеземцев. Приблизится к любому, только пыль летит. Взмолились пришлые о пощаде. Перемирие объявили и совет созвали.

Долго ли коротко судили-рядили, то неведомо, но порешили так. Ноль будет пограничником. Встанет посредине всех с разными знаками и никого не пропустит. Еще договорились Нулю никакого знака никогда не давать. Чтобы соблазна не было. Так с тех пор и стоят – по обе руки Нуля. Он главным оказался.

Правда жулики всех мастей так и норовят неумеху за собой поставить, чтобы значимость себе придать. Стали замечать, что Первый частенько теперь близнецов младшего за собой рядками выстраивает. От одного вида этой компании у многих голова кругом идет. Стали отцу опять жаловаться на младшего. Только мудрым мужчина оказался, ответил просто:

– Если кто-то не научился плавать, это не повод осушить все реки и озера. Создатель сделал нас разными, потому что у каждого свое предназначение. Заветы нам давно переданы, их нужно только выполнять.

В тот день погода хмурилась с утра. Холодный ветер нагнал серых туч, закрывших и без того робкое мартовское солнце. Он забирался в рукава и отвороты одежды прохожих, словно сыщик, высматривавший не осталось ли там чего запрещенного. А в начале марта для холодного ветра запрещенным было все теплое. Люди ежились от его леденящих прикосновений и торопились скорее попасть в дом, где наверняка гудела растопленная печь.

Что может быть лучше, чем прикоснуться озябшими ладонями к горячим стенкам натопленной печи. Внутри нее гудит обжигающий огонь, а стенки, напитавшись теплом, щедро отдают его страждущим. По традиции северных городов, гостя усаживали поближе к печи и потчевали горячим чаем. И все с удовольствием соблюдали этот, передаваемый из поколения в поколение закон, потому что сами не раз оказывались в подобной ситуации на студеном ветру.

Впрочем, все, да не все.

Следом за серыми тучами, ушедшими на юг, исчез и колючий ветер. Неожиданно стало тихо-тихо. Только высоко в синем небе удивленно застыло солнышко. Оно рассматривало безлюдные улицы северного города и даже заглядывало в окна. Однако никто из горожан не появлялся, и на улицах было одиноко. Разве что, крохотная снежинка плавно кружила в синеве, словно выбирая местечко поприличнее.

Впрочем, это было не совсем так.

Снежинка опешила от увиденного внизу и никак не могла принять решение. Она-то ожидала встречу с многочисленными родственниками. Такими же, как она, снежинками. А тут никого. Представляете? Ну, совсем никого внизу. Куда ни глянь. Пару часов назад, когда она еще летела в облаке с подружками к этому городу, все наперебой гадали, как состоится их встреча с теми, кто уже провел на крышах города и его окрестностях всю зиму. Было волнительно предполагать о том, как это все произойдет, ведь они опустятся сверху. Кому-то на голову. А это не всякому понравится. Ведь ворчуны везде есть.

Впрочем, внизу не было никого. Даже ворчунов.

Снежинка плавно описывала огромные круги над безлюдным северным городом, где даже снега не было видно. Куда все подевались? Ей стало удивительно одиноко. Даже страшно. Серая туча с миллионами сестричек, откуда была снежинка родом, бесследно исчезла за горизонтом. Снега нет ни на крышах, ни на улицах, ни на деревьях. Как говорят, и в помине нет. Что же теперь делать. Пусть даже кто-то ошибся в прогнозах, и снега сегодня быть не должно, но она-то уже здесь.

Впрочем, надолго ли.

Южное тепло раньше времени обрушилось на эти края. Не как, снег на голову, но неожиданно. Все мигом стало таять, стекать в лужицы и канавки. К вечеру северный город стал серым городом. Прохожие, подобрав подолы зимней одежды, неуклюже перепрыгивали невесть откуда появившиеся лужи и ручейки. Никто не задумывался, что это ещё утром было снегом. Чистым, искрящимся и холодным. Теперь нечто бесформенное и серое.

Впрочем, снежинка была бы рада и такой встрече.

Только, вот беда, ее родственниц нигде не было. Она осталась одна во всем мире. И что теперь гадать, кто ошибся. Она даже не представляла, что теперь делать. Внизу никогошеньки. Снежинке захотелось заплакать, но она вовремя вспомнила, как ее предостерегали сестрицы в снежном облаке. Заплакать – это последнее, что она сможет сделать в своей жизни.

Впрочем, как теперь жить, она тоже не представляла.

Ей думалось, что внизу будут ждать огромные белоснежные поляны или пышные снежные шапки на крышах домов, но ничего подобного не было. Снежинка все кружила и кружила над серым городом, высматривая хоть кого-нибудь. Все напрасно.

Впрочем, за голыми ветками деревьев мелькнуло что-то белое.

Снежинка понеслась в ту сторону. Времени покружить оставалось все меньше. Удачно миновав ветки и остатки разноцветной бумаги на них, она вылетела к белому пятну, замеченному сверху. Каково же было разочарование, когда она поняла, что это не снег.

Впрочем, это была белоснежная куртка на девочке.

Озорница топала сапожками по лужицам, разбрызгивая воду по сторонам. Очевидно, это так нравилась девчушке, что она даже не заметила, как пушистая снежинка опустилась ей на плечо. Куртка была новой и чистенькой. Казалось даже пахла не серым городом, а чем-то далеким отсюда. Девчушка в ней походила на колобка, вернее – снежный ком.

Впрочем, это был не настоящий снег.

Снежинка оказалось единственной в городе. Вот, ведь, незадача какая. Её предупреждали, что век снежинок нынче короток, но чтобы настолько… Гостье не захотелось исчезнуть бесследно, и снежинка робко спросила девочку:

– Не могла бы ты остановиться, а то я соскользну с твоей куртки. Девчушка оглянулась по сторонам и, не заметив никого рядом, продолжила скакать по лужам.

– Потише, пожалуйста! – произнесла снежинка, как можно громче. – А то я соскользну в грязь. Мне совсем не хочется там оказаться.

Сообразив, что голос ей не послышался, девочка в белой куртке резко остановилась. Поначалу ей казалось, что это соседские мальчишки решили над ней подшутить, но вскоре мысль растаяла, как снег.

– Ты кто? – прошептала девочка, заговорчески наклоняя голову и прищуриваясь.

– Снежинка, – быстро ответила та.

Если бы у нее были плечики, она бы пожала ими, словно говоря – а кто же ещё. Но их не было. Приходилось надеяться только на сообразительность хозяйки белой курточки.

– А как тебя зовут?

– Марта, – гордо заявила снежинка. – Я мартовская.

– Здорово! – откликнулась девчушка, и тут же раздосадовано шлепнула сапожком по воде. – Эх, жаль меня не Майей зовут… А ты где?

– Да, вот же. У тебя на плече.

Впрочем, это было сказано зря.

Девочка, которую не звали Майя, чуть не смахнула ее рукавичкой, как назойливую муху.

– Осторожно! – взвизгнула Марта. – Не нравится, улечу. Только зачем же так грубо!

– Извини, – девчушка скосила глаз на свое плечо, сообразив, откуда послышался голос, – а-а-а-а, – протянула она, – а я думаю, кто это тут.

Она осторожно подхватила Марту варежкой и стала разглядывать.

– Ух, ты! Красивая… А что ты так поздно. Снег-то растаял. Вон, лужи одни.

– И что, никогошеньки не осталось из наших?

– Не-а, все там, – она кивнула на грязную лужу.

Это была сказано с таким безразличием, что Марта не выдержала и расплакалась.

Впрочем, это было последнее, что она смогла сделать в своей короткой жизни. А девочка, которую никто не назвал Майей, разрыдалась следом. Ей стало вдруг очень совестно, что она просто так, не нарочно, загубила чью-то, пусть и очень крохотную жизнь.

Однажды осенью, когда перелетные птицы стали собираться в стаи, а по утрам становилось все холоднее, один из листков на березе с удивлением обнаружил, что желтеет. Он пытался понять, что же происходит, но никто не мог ему толком объяснить, отчего мир вокруг так переменился. Некоторые соседи краснели то ли от стыда, то ли от натуги стать прежними, другие бледнели, а иных деревья просто бросали. Безжалостный ветер уносил их прочь, и уже никто никогда не видел павших.

Листок растерянно смотрел, как собратья вокруг трепетали на ветру и от страха несли всякую чушь. Кто-то вспоминал прошлые обиды, кто-то радостные теплые дни, а были и такие, кто молил небеса вернуть все вспять. Эти, обычно беззвучные голоса листвы, теперь сливались в зловещий шепот, и он нависал над лесом, как черная туча. Тогда и листок признался себе, что сам тоже боится неизвестности. Боится сорваться с дерева и улететь. Куда-то.

Он еще ни разу не покидал свою ветку и не представлял, что ждет его в другом мире. Птицам хорошо, они наперебой щебечут, что вернутся. Перезимуют в теплых странах, возвратятся домой и все начнется вновь. Что же будет с листом? Он жил-то всего одно лето. Весной родился, а осенью его не станет. Возможно, лишь увидит снег. Галки твердят, что снег всегда белый и чистый. Почему птицам дано летать, а он, листок, лишь однажды упадет с ветки. И все. Он не узнает, что значит оттаять по весне.