Святослав Владимирович Сахарнов
Морские сказки
КАК КРАБ КИТА ИЗ БЕДЫ ВЫРУЧИЛ
Охотился кит за рыбьей мелочью.
Рыбья мелюзга в океане тучами ходит. Кит набежит, пасть разинет ап! — и полон рот. Пасть захлопнет, воду сквозь усы процедит. Всю мелюзгу — в глотку. Глотка-то у него маленькая.
Рыбёшка, как увидит кита, — сразу к берегу. Кит за ней.
Разбежался — рраз! — и вымахал на берег.
Хорошо, что кит — зверь, а не рыба: без воды не помрёт.
Лежит на песке, как чёрная скала, — ни туда, ни сюда. Тяжко вздыхает: жди теперь, когда вода придёт!
Тут по берегу волки.
Голодные.
Рыщут, чем бы поживиться. Видят — гора мяса. Едва шевелится.
Подбежали. «С какого бока начинать?» — прикидывают.
Увидел это из воды краб.
«Конец киту! — думает. — Свой морской зверь — надо выручать».
Вылез на берег.
— Стойте! — кричит волкам. — И я с вами. Кита на всех хватит. Вот дождёмся — все и примемся.
Волки остановились.
— Чего ждать-то?
— Как — чего? Не знаете разве: кита только при луне едят. Чем луна выше, тем китятина вкуснее!
Удивились волки, но спорить не стали. Краб в океане живёт, с китом. Ему, пучеглазому, видней.
Расселись на берегу вокруг кита, морды кверху задрали.
Уж вечер — недолго ждать луны-то!
Кит лежит, вздыхает.
Вот из-за горы луна выглянула и поползла вверх по небу.
Волки сидят, молчат, на кита смотрят. Не замечают, что в океане вода поднимается. С голоду зубами щёлкают. На краба поглядывают: не пора ли за кита приниматься?
Краб сидит себе, клешнями бока поглаживает.
Вдруг чуют волки — сидеть мокро стало.
Отбежали к горе и с кита глаз не спускают.
Стала луна у волков над головами.
Почуял и кит под собой воду. Вздохнул, набрал полную грудь воздуха да как даст хвостом! Брызги во все стороны.
Волки врассыпную.
Кит воду хвостом пенит, на волков волну гонит. Волки — на гору.
Кит развернулся головой к морю, забурлил хвостищем и пошёл, пошёл! Выплыл на глубину, набрал воздуха — и пропал. Только его хвост и видели.
И краб потихоньку — боком, боком — за ним.
Опомнились волки — ни кита, ни краба! Долго на берегу сидели. То вверх, на луну, поглядят, то вниз, на воду.
Ничего не понимают — народ сухопутный. Откуда им знать, что на море-океане отливы бывают и приливы!
И чем луна выше, тем приливы сильнее.
КОРАБЕЛЬНАЯ МУХА И БРЫЗГУН
Жила на корабле муха.
Больше всего на свете любила она давать советы.
Тянут матросы канат — муха тут как тут!
— Ж-ж-живей! Раз-з-зом, раз-з-зом!
Гудит, пока не прогонят.
Залетела муха на корабельную кухню — камбуз. Там повар — кок, весь в белом, — компот варит.
Села муха на полку, где стояла соль, и зазвенела:
— Из-з-зюм з-з-забыл, из-ззюм! З-з-зря, з-з-зря!
У повара изюм давно положен. Терпел он, терпел — да как хлопнет полотенцем. По мухе не попал, а соль в компот — бух!
Муха вон из кухни.
Видит: на палубе корабельный пёс свой хвост ловит. Она к нему:
— С-з-зади, раз-з-зиня, с-з-зади! З-з-зубами, з-з-зубами!
Пёс — на муху. Промахнулся — да за борт бултых! Еле спасли.
А муха уже в щели сидит.
Как от неё, липучей, избавиться?..
Пришёл корабль в жаркую страну. Остановился. Вылезла муха из щели.
— Ж-ж-жарко! З-з-зной!
Села на борт в тени. Сидит, в воду смотрит.
Глядь — всплывает из глубины короткая, широкая рыба. Спина серо-зелёная, на боках четыре полосы.
Хотела муха дать рыбе совет, как лучше в воде плавать. Не успела. Набрала рыба воды в рот — да как брызнет в муху!
Сбила её с борта. Полетела муха кувырком в воду! Пока летела, успела прожужжать:
— Ж-жуть!
А что жуть — неизвестно. Брызгун-рыба её — хоп! — проглотила.
ЧИЛИМ И ТРИ ПОЛЗУНА
Плавал чилим между камней, мшанку-зелень щипал.
Чилим — рачишка маленький, креветка усатая — как рыба, плавает, как блоха, скачет. Щёлк хвостом, — и пропал.
Плавает, а в голове у самого: «Как бы отлив не прозевать!»
Посмотрел кругом — всё спокойно.
Бычок глазастый поверх ила лежит, добычу высматривает. Рачок-балянус в домике спит, усы выставил. Хороший у него домик: известковая бутылочка с крышечкой. Другой рак — отшельник — по дну бредёт, дом на себе тащит. Дом-то у него краденый — улиткина раковина.
Никто уходить не торопится — верно, отлив не скоро…
Вдруг видит чилим: на дне три коричневых шара. Что-то знакомое, а что — никак не вспомнит. Он к ним.
Только подплыл — сразу у шаров иголки торчком встали. Чилим назад прыг!
А шары зашевелились и поползли по дну.
Забавно ползут! Выпускают между иголок жёлтенькие ножки-присосочки. Вытянется ножка, присосётся к камешку и потянет шар вперёд. За ней другая.
Ба! Да это же морские ежи! Как он их раньше не узнал?
Развеселился чилим. Хвостом щёлкает, вокруг ежей прыгает.
«Только бы до отлива в море уйти!»
Подумал — и снова забыл.
А ежи по камням ползут, позади себя три дорожки оставляют. Зелень с камней съели, как ножом сняли.
Влезли на большую глыбу, на самой макушке возятся.
Присмотрелся чилим.
— Ай, ай, ай! — даже подскочил от ужаса. — Ежи камень грызут!
Один приподнялся, стало видно: снизу у ежа рот, во рту пять белых зубиков. Молчат колючие, скоблят зубами камень. Выскоблил себе каждый ямку, лёг, иглы растопырил и давай кружиться, камень сверлить.
«Сумасшедшие! — решил чилим. — Делать им нечего».
Уходят ползуны потихоньку в камень, будто тонут. Камень мягкий ракушечник. Стенки между дырами развалили — получилась общая яма на троих.
«Столько колючек, а в камень прячутся. Глупые!» — подумал чилим.
Хватился — нет вокруг воды. Проглядел отлив! Затрепыхался, забился. С камня на камень скачет, задыхается.
«Вот и пропал!»
Из последних сил подпрыгнул, перевернулся да в яму с водой — шлёп! Отдышался, видит — рядом иглы торчат. Так это он к ежам угодил! Ну до чего хитрые: яму-то не зря рыли! Им теперь отлив не страшен.
«А как другие морские жители! — вспомнил чилим. Высунул из ямы голову. — Поди, все погибли?»
Как бы не так!
Бычок в мокрый ил закопался. Один хвост торчит. Балянус в свой домик-бутылочку спрятался, крышечку захлопнул. Рак-отшельник в раковину залез, вход клешнёй, как пробкой, заткнул.
У каждого свой запас воды:
у бычка — в иле,
у балянуса — в бутылочке,
у отшельника — в раковине.
Все устроились, все прилива ждут.
МОРСКОЙ ПЕТУХ-ТРИГЛА
Прошёл по морю слух, что появилась в нём новая рыба.
Собрались морские жители, потолковали и решили послать к ней ласкиря.
Пускай, мол, всё узнает, расскажет. Если рыба стоящая — все пойдём смотреть, а нет — так и времени терять нечего.
Ласкирь на подъём скор. Один плавник здесь, другой — там. Живо к новенькой слетал, вернулся и рассказывает:
— Нашёл. У песчаной косы стоит. Своими глазами видел. Ух и рыба! Спина бурая, брюхо жёлтое. Плавники как крылья, синие с золотом! А глаза… знаете какие?
— Чёрные?
— Ну да! Ни за что не угадаете. Голубые!
Ласкирь от удовольствия на месте крутится. Вот это новость принёс!
— Голубые? Это ты, брат, того!.. — усомнился морской конёк.
— Отсохни у меня хвост, если вру! — клянётся ласкирь. — Стойте здесь — ещё сбегаю.
Убежал… Возвращается, язык на боку.
— Чудеса! — говорит. — Хотите — верьте, хотите — нет. Только я приплыл, опустилась рыба на дно. Выпустила из-под головы шесть кривых шипов, упёрлась ими в дно и пошла как на ходулях. Идёт, шипами песок щупает. Найдёт червя — и в рот…
Рассердились морские жители на ласкиря. Где это видано, чтобы рыба пешком по дну ходила?
— В последний раз, — говорят ему, — посылаем. Беги и всё заново доложи. Чуть соврёшь — пеняй на себя!
Умчался ласкирь.
Ждут его, ждут. Нет вертлявого.
Собрались было сами идти, глядят — плывёт. Растрёпанный, весь в песке! Рот раскрыл — до того ему говорить не терпится.
— Слушайте, слушайте! — кричит.
Отдышался и начал.
— Приплыл я, — рассказывает, — к рыбе. Пошла она по дну — я сзади. Вдруг навстречу сеть. Громадная, как стена. Захватили нас рыбаки сетью и вытащили на берег. Ну, думаю, конец пришёл. А рыбаки на меня и не смотрят. Увидали новую рыбу — и к ней. Только хотели её схватить, а она шаром раздулась, плавники встопорщила да жаберными крышками как заскрипит: «Зз-грры! Зз-грры!» Испугались рыбаки — и бежать. Рыба хвостом стук по песку — и в воду. Я за ней… Вот было так было!