Юрий Степанов
Таблетки от непогоды
Таблетки от непогоды
На небольшой городской площади Пять углов пять дней в неделю, чередуя углы, стоял, застенчиво улыбаясь прохожим, странный человек, продававший таблетки от непогоды. В солнечный, знойный день продавал он таблетки от дождя. В дождь — от зноя. В мороз — от оттепели.
Над продавцом все смеялись, и таблеток никто не покупал. Мальчишки подсовывали ему всякие железки и дразнили. Но продавец радовался даже этим железкам.
— Возьмите! Совсем дешево! — говорил он, заглядывая в глаза прохожим.
В субботу и воскресенье его на площади не было. Наверно, потому, что не было на ней шестого и седьмого углов.
В то время я был маленьким. Ничто меня не удивляло. Все казалось вечным, неизменным, раз и навсегда установленным. Менялась только погода. И продавец таблеток от непогоды был тоже привычным и обязательным, как умывание утром, как новогодняя елка, как ночь и день.
Мимо продавца текла равнодушная толпа, которую он провожал грустным, добрым взглядом. Мне было жаль его.
Однажды, выпросив у матери на мороженое, я подошел к продавцу и положил в его сморщенную руку серебряную монетку. И он преобразился. Из старого, сгорбленного превратился он в красивого, стройного юношу, одетого в сверкающую сказочную одежду.
— Выбирай, малыш! — сказал он, ласково улыбаясь.
И поднес к моим глазам шкатулку, в которой радужно пестрели разноцветные горошины.
Я взял зеленую. Она показалась мне очень красивой. А продавец подал мне еще несколько.
— Это тебе на все случаи жизни, — сказал он. — Будь счастлив!
Я прибежал домой радостный и возбужденный, но таблеток так и не попробовал. Мать велела выбросить их в помойное ведро.
С тех пор я не подходил к продавцу, а следил за ним издали, надеясь снова увидеть, как он превратится в молодого человека.
…Была пятница. Знойное небо голубым зонтом раскинулось над городом. По мягкому асфальту бесшумно шли прохожие. Над домами, как над вафельными стаканчиками, громоздились белые облака, напоминавшие развесное мороженое. Солнце дышало жаром, как топка открытой печи. Продавец стоял на углу, почерневший от загара, и говорил:
— Таблетки от дождя, холода и ненастья! Покупайте волшебные таблетки!
— Вы, сударь мой, совсем совесть потеряли, — стал выговаривать продавцу какой-то толстяк в соломенной шляпе, едва успевавший вытирать пот с лица, — или за детей всех принимаете. Постыдились бы своих седин.
— Я недорого! Могу бесплатно! Пригодятся… — переминался продавец с ноги на ногу.
— Да вы просто издеваетесь надо мной! — взвизгнул толстяк.
— Купите тогда таблетку от войны!
Толстяк выпучил удивленно глаза, раскрыл рот…
— Ну, этого я так не оставлю. Это уже ни в какие ворота не лезет, сударь мой!
И толстяк направился к постовому милиционеру.
Видно было, как он размахивает руками, как постовой успокаивает его, покручивая у виска пальцами. А продавец смотрел на них грустно, с сожалением, и на глазах у него были слезы.
Прошла суббота, настало воскресенье. Солнечное, тихое. Обещавшее долгое, веселое лето.
И вдруг… Время остановилось. Радио на площади выдавило из себя свинцовой тяжести слова: «Война! Вероломное нападение! Все на защиту Отечества! Враг будет разбит!»
Люди замерли, словно их остановила и сжала невидимая сила. В этой толпе был и толстяк в соломенной шляпе. Он растерянно озирался, поглядывая на углы.
Настал понедельник. Потом стремительно помчались другие дни, но продавец волшебных таблеток уже не появлялся. И больше я его никогда не встречал.
Много с тех пор воды утекло. Новые события вытеснили из памяти многие детали далекого прошлого, но продавец таблеток не забылся.
Стерлись его черты. Осталось только доброе и грустное выражение лица да довоенная улыбка, какую сейчас уже нигде не сыщешь.
С тех пор я прихожу на площадь в надежде, что произойдет чудо: появится на площади застенчивый чудак, а я куплю у него одну-единственную таблетку… Много бы я за нее отдал.
Так же, как раньше, светит солнце.
Идут по улицам люди.
Почти такие же облака над домами, а его нет.
До сих пор мне кажется, что этот странный человек вышел из какой-то неизвестной прекрасной и удивительной сказки, которую оборвала война.
Чудесные истории
Знать и понимать
Сова знала все и даже более того. Ничем ее нельзя было удивить. Любое открытие она принимала равнодушно и всегда говорила:
— Все это я знала двадцать лет назад.
— А знаешь?.. — спрашивал кто-нибудь.
— Давно знаю, — отвечала она, — сказал бы что-нибудь новенькое.
Даже самые ученые выглядели полными невеждами, когда Сова задавала им вопросы.
— А ты знаешь? — спрашивала она.
— Что?
— Ничего ты не знаешь и знать не можешь, — отвечала Сова, — даже говорить с тобой не стоит.
И вот однажды Сова узнала, что есть в лесу мышонок, который ничего не знает.
— Вот это новость! — впервые удивилась Сова. — Такого даже я не знала.
И захотелось Сове своими глазами увидеть необыкновенного мышонка. Долго она его искала. Переловила много разных мышат и наконец застала невежду мышонка возле его норки. Она хотела его схватить, но мышонок успел юркнуть в норку.
— Так это ты ничего на свете не знаешь? — спросила Сова.
— Не знаю! — ответил Мышонок.
— Но ты же знал, что Совы едят мышей?
— Не знал! — ответил Мышонок.
— Зачем же спрятался от меня?
— Чтобы ты меня не съела, — ответил Мышонок.
— Значит, ты кое-что все же знаешь! — разочарованно сказала Сова. — И не обманывай.
— Просто я кое-что понимаю! — сказал Мышонок.
— Разве так может быть?! — удивилась снова Сова.
— Можно все знать и ничего не понимать! — ответил Мышонок. И скрылся в норке.
— Все равно я тебя поймаю! — сказала Сова. — Ты мне все объяснишь, невежда.
С тех пор Сова целыми днями сидит в дупле и думает. Думает, думает, а понять слова Мышонка не может. Чуть стемнеет — летит Сова ловить Мышонка, но тот как сквозь землю провалился.
Много она переловила других мышей, но толку от них не добилась. Ничего она из них, кроме писка, выжать не могла. Вот и мается Сова, вздыхает тяжко по ночам: «Ух-ух-ух!»
Трудный вопрос
В лютую стужу, когда птица замерзала на лету, прибежал к Лисе Серый Волк.
— Разреши, кума, погреться, а то мозги к черепу примерзли, не могу вспомнить: лапки у зайца или копыта? Дай хоть одним глазком взглянуть на зайчика.
— О каких зайцах ты, кум, говоришь? Сама забыла, как они пахнут. Зато хорошо помню, что у зайца — копыта!
— А по-моему, лапки: такие мягкие, тепленькие…
— Нет, копыта! И не спорь…
Лиса принесла откуда-то лошадиное копыто и показала Волку — вот!
— Ты что же, кума, смеешься надо мной? — сказал Волк. — Ведь это лошадиное копыто!
— Заячье! — твердо сказала Лиса.
— А если сейчас тебе, кума, хвост выдеру, чьим тогда будет копыто?
— Хоть ты мне и друг, но истина дороже! — ответила Лиса. — Сам же мне еще летом подарил это копыто, сказав, что оно заячье.
— Юмора, рыжая, не понимаешь! — засмеялся Волк. — Задрал я летом лошадь. Не хотелось ни с кем делиться — вот я и сказал, что поймал зайца. А тебе копыто на память подарил.
— Тебе, кум, шуточки, а я с тех пор все время лошадей с зайцами путала.
— Так нет у тебя зайца?
— Такого, как ты летом поймал, — нет, — ответила Лиса.
— Время — мясо! — сказал Волк. — Некогда мне тогда у тебя засиживаться. — И убежал.
Лиса пошла в кладовку, достала зайца и сказала:
— Волк был прав. У зайца действительно лапки, а не копыта.
Лиса съела зайца, а хвостик оставила.
— Надо будет подарить этот хвостик Волку на память и сказать, что лошадиный хвост. Пусть Волк не думает, что только он шутить умеет.
Мнительный ежик
Встретила Лиса Ежика.
— Здравствуй, любезный! — сказала Лиса.
А Ежик не ответил. Только фыркнул и свернулся клубком.
— Ты что же, своих не узнаешь? — сказала Лиса удивленно. — Или ты не Ежик и я ошиблась?
Лиса дотронулась лапой до Ежика, а тот дернулся и уколол ей лапу.
— Да ты совсем одичал, дружок! — возмутилась Лиса. — Человеческого обращения не понимаешь. Покажи-ка мне свое лицо! Наверно, стыдно. Вот ты его и прячешь.
Лиса хотела перевернуть Ежика, но он снова ее уколол иголками.
— Неужели ты меня боишься? — воскликнула Лиса.
— Пуф-пуф-пуф! — ответил Ежик.