В одной семье родились девочки-близнецы, и все решили, что они похожи как две капли воды, только соседка-колдунья сказала, что не будет более разных сестер и одна вырастет злой как крапива, а другая доброй как малина.

Кроме того, сообщила через забор соседка (а ее, между прочим, никто не спрашивал), мало того: обе они, и крапива и малина, должны полюбить одного и того же человека. И им будет дан один дар волшебства на всю жизнь, одно исполнение желаний на каждую — причем сестра пойдет против сестры, вот как!

Так выступила соседка-колдунья и тут же переехала в другой город, больше мы про нее ничего не узнаем, а девочки стали расти и развиваться, черненькая и беленькая, обе милые и добрые, и на этом мы их покинем, потому что прошло шестнадцать лет, и в этом городе появился странный молодой человек: каждый вечер он одним и тем же путем ехал на велосипеде к морю, а через час обратно — зимой и летом, в любую погоду.

Люди стали его предупреждать, что в шторм опасно купаться, тем более вредно так далеко заплывать, тем более зимой и тем более вечером.

Но пловец был человек приезжий, работал учителем и в ответ на все добрые советы только улыбался.

Мало ли, может, он хотел поправить таким диким способом свое пошатнувшееся здоровье!

Короче, никто ему был не советчик, и каждый день в пять часов он пролетал на своем велосипеде вниз к морю, а в шесть ноль-ноль поднимался в гору на том же велосипеде обратно, так оно и шло.

А ездил он как раз мимо домика сестер, каждый вечер туда и обратно, и в один прекрасный момент молодой велосипедист обратил внимание на яркий, как искра, красный цветок в окошке маленького дома.

Ездок даже слегка замедлил ход своего железного коня и подумал, что хотел бы выращивать точно такой цветок у себя в саду.

Неплохо было бы узнать (думал наш вечерний пловец), кто живет в этом домике за белой занавеской!

И он снял на момент свою кепку, приветствуя алое созданье.

И так каждый вечер день за днем он стал здороваться (приподнимая кепочку) с этим цветком и прощался с ним, проезжая обратно, а за белой занавеской тем временем кипела жизнь, как раз в данном доме обитали две сестры-близняшки, черная и белая, причем обе были красивые и добрые, Крапивка и Малинка, черненькая и беленькая — но учитель-то этого не знал.

А в доме у девочек вечно паслось множество друзей и подруг, все они весело учились и проводили время, и предсказание злой соседки (а кто, собственно, сказал, что она была колдунья? Сплетни и все.) — предсказания эти не сбылись.

Единственно, что было плохо в жизни сестер — это то, что они никого не любили. То есть они любили папу-маму, брата, дедушку и бабушек и своих друзей, но что это такое для шестнадцатилетних девушек! Далеко не все, скажем прямо.

Короче, когда в городке появился молодой учитель математики, велосипедист и пловец, что-то случилось.

Наши сестры, не сговариваясь, ровно в пять и ровно в шесть часов вечера прилипали к своим окошкам (разумеется, оставаясь за занавесками), и в результате Малина неизвестно где выкопала красный цветок и поставила его на окно. Сестре она уже потом скромно сказала, что нашла у дороги битый горшок с увядшим ростком, пожалела и подобрала, все.

Кстати, Крапива сначала и не подозревала насчет цветка Малины — а когда узнала, было уже поздно: учитель, сняв кепочку, дважды, в пять и в шесть часов, здоровался и прощался с окошком Малины, на котором сиял роскошный красный, цвета спелой малины, цветок.

На этом мы временно покинем огорченную Крапиву и счастливую Малину, потому что ветреным ноябрьским вечером, в пять тридцать, учитель повернул к берегу, борясь с морскими волнами.

Пловца несло совершенно не туда куда он хотел, его волокло в открытое море, мало того, внезапно потемнело, как будто наступила ночь, и хлынул страшный ливень.

Берег скрылся за стеной дождя, учитель потерял направление и греб теперь бестолку, явно уносясь все дальше от земли.

Но, видимо, не все было потеряно для бедного молодого человека: вдали вдруг зажглась как бы красная искра, вроде сигнала ракетницы. Искра, однако, не поднималась и не падала, а стойко сияла на одном месте.

Учитель бешено обрадовался и заработал руками-ногами не хуже пропеллера, это был бешеный стиль баттерфляй, — но когда он выбрался на берег точно у своего обливаемого дождем велосипеда, никакого фонарика или костра он не обнарркил.

Только под колесом валялся какой-то ярко-красный даже во тьме мокрый лоскутик.

Учитель зачем-то подобрал этот лоскутик, живой на ощупь, и спрятал его в карман своей непромокаемой куртки.

Возвращаясь мимо известного нам дома с цветком, учитель приподнял мокрую кепочку и попрощался с малиновым красавцем в горшке. Это чудо природы неизвестного вида и названия сияло в темном окне словно под прожектором, топорща свои лепестки. Правда, снизу у него не хватало одного зубчика, как у шестилетней первоклассницы.

Учитель помчался дальше, поливаемый жутким дождем, а в доме у Крапивы и Малины две молоденькие девушки радостно вздохнули и вытерли слезы каждая у своего окна, затем зажгли как по команде настольные лампы (целый час перед тем проведя в темноте неизвестно почему и глядя в щель между занавесками) — и продолжали делать уроки.

Утром они должны были идти в школу, где преподавал молодой математик, строгий и любезный, а Крапива и Малина учились обе хорошо, и хотя у них и случались тройки — но не по алгебре!

Надо сказать, что к описываемому моменту разница между сестрами все-таки проявилась.

Крапивка росла решительной и слегка лукавой, а Малинка, наоборот, покладистой и тихой: все как полагается.

Однако жизнь продолжалась, и городок перезимовал у своего грозного моря, удивляясь тому, что учитель регулярно — даже в холодные и ветреные январские ночи (которые начинались в четыре часа дня) — с жутким упорством стремится в море и ездит туда на велосипеде по снегу.

Возник и утвердился слух, что молодой математик скоро уедет из города и что он на самом-то деле готовится к соревнованию по такому виду спорта, как ночной велосипедный пробег в условиях шторма по маршруту Африка Америка с переплывом океана на ту сторону! И что документы уже готовы, тем более виза.

А учитель, не подозревая об этом, вел подготовку к выпускным экзаменам, причем как раз в классе, где учились Крапива и Малина.

Но выпускные страдания, как известно, кончаются общим праздником, и по этому поводу назревал последний школьный бал.

Крапива в большом секрете шила себе платье из белого прозрачного шелка (успокойтесь, в три слоя ничего не будет прозрачно), а вот Малина не шила ничего, она и шить-то не умела, тихая была девочка без особых, видимо, способностей и на уроках математики все краснела и ошибалась, причем это проявилось совсем недавно.

Молодой учитель, однако, ее старался хвалить и за тройки, как хвалят отстающих, если они очень стараются.

Он даже провозгласил, что нет непонимающих учеников, никто тут не дебил, и сказал потише: "Малина, для вас и для таких усердных школьников как вы, которым просто надо подогнать материал, я и начинаю дополнительные занятия".

И вот тут некоторые мальчики, которые носили за Малиной ее портфель по маршруту дом-школа-музыкальная школа-теннис-дом, причем строго по очереди и без драк — эти мальчики тоже внезапно перестали что-либо понимать в математике и дружно нахватали двоек, и они искренне обрадовались, когда, бледно улыбаясь и пожимая плечами, учитель их тоже пригласил заниматься сверх программы.

Таким образом, Малина ходила к учителю, а Крапива держалась молодцом, по алгебре отвечала находчиво и остроумно, а сама вечерами шила платье, причем сердилась, шипела, рвала нитки и мечтала о моменте, когда музыка заиграет и можно будет пригласить молодого учителя на дамское танго, и все поразятся!

Крапива для этого даже начала посещать по воскресеньям школу бальных танцев, где произвела настоящий переполох своими способностями.

А потом эти две девочки без больших приключений сдали экзамены, и состоялся бал, на котором Крапивка выглядела как тоненькая девочка-невеста в своем белом струящемся наряде, она блистала посреди толпы взволнованных мальчиков, а Малина не танцевала, она тихо сидела за столиком в компании своих трех пажей и блестящими глазами смотрела, как пляшут молодой учитель и Крапивка — оказалось, что математик тоже умеет откалывать танго со всякими наворотами, и этот дамский танец вызвал горячие аплодисменты.

Малина сама была виновата, что к выпускному балу оказалась с опухшей ногой: накануне вечером она помогала Крапиве, подшивала ей подол, но ровно в пять часов бросила все и кинулась в свою комнату к окошку как по тревоге, — и, к сожалению, от этого резкого движения Крапивка рухнула прямо на пол, в ноги сестре, а Малинка споткнулась о Крапиву и так далее; и к вечеру ступня у Малинки распухла, хорошо еще, что Крапива не ободралась и новое платье осталось в целости, большое счастье — а не бегай как сумасшедшая к окошку в пять часов, сказала Крапивка с особенным блеском в глазах, зайдя вечером к сестре с грелкой.