– Вставайте горожане! Вставайте! Слушайте и не говорите, что не слышали! Большая казнь, назначенная на завтра, переносится на сегодня! Торопитесь на главную городскую площадь!
На главной площади на лобном месте громоздился огромный круглый помост, в центре которого стояла бурая от нескончаемых потоков крови плаха. Громадный палач в черном колпаке, сквозь узкие прорези которого едва поблескивали глаза, прохаживался возле топоров и по очереди брал в руку то один, то другой, выбирая, каким сподручнее отрубить несчастному Диону голову.
Рядом с плахой плотники ладили еще какое-то сооружение, в котором угадывались очертания большого шатра. Привычные к казням горожане недоуменно взирали на их работу, гадая, каким это новшеством решил разнообразить царь порядком надоевшее всем зрелище.
Стражники привели Диона, жену царя-колдуна и Дионеллу-жабу, которая тяжело плюхаясь брюхом на булыжники площади, покорно прыгала за стражником, волочившим ее на цепи. Диона вывели на помост и поставили на колени. Палач уложил его голову на плаху лицом к строящемуся шатру и привязал его руки ремнями к специальным колышкам.
На площади появился довольный царь в сопровождении радостно ржущего коня-визиря, в облике которого совсем уже не осталось человеческого. Он грациозно переступал по площади стройными конскими копытами и лишь время от времени вставал на дыбы, словно вспоминая, как это было раньше – ходить на двух ногах.
Главный глашатай развернул свиток и под барабанную дробь стал читать царский приговор:
– Наш мудрейший и величайший правитель впал сегодня в неимоверную милость. Он повелевает даровать жизнь своей младшей жене и болотной принцессе Дионелле, которая через минуту пополнит его гарем и на правах супруги получит право расчесывать ему бороду жемчужным гребнем. Конечно, мудрейший не может оказать столько милостей, не компенсировав их самой лютой казнью, на какую только способно воображение. И такая казнь ожидает сегодня чужестранца Диона, посмевшего под видом певца проникнуть в нашу страну, чтобы хитростью расколдовать принцессу Дионеллу, в которую страстно влюблен. Посему величайший из великих…
– Хватит! – оборвал глашатая царь. – Не можете написать по простому, дайте я сам скажу, а то до утра рассусоливать будем.
– Итак, – обратился он к Диону, – ты в нее влюблен. Но она не может стать твоей женой, потому что каждую ночь превращается в жабу, так?
Дион молчал.
– И ты явился в мое царство, чтобы я расколдовал ее, – продолжал царь. – Я ее расколдую! Прямо перед тобой! Твоя любимая будет теперь красавицей всегда, даже ночью, но никогда не будет принадлежать тебе. Ты увидишь, как сбудется то, о чем ты мечтал, но лишь для того, чтобы в этом шатре расколдованная принцесса расчесала мне бороду жемчужным гребнем. Это будет последнее, что ты увидишь в жизни прежде, чем тебе отрубят голову.
Визирь голосисто заржал и поднялся на дыбы, забив в воздухе передними копытами. Он явно был горд собой.
– Она скорее умрет жабой! – крикнул Дион.
– Неужели ты откажешь мне в маленькой радости, если я избавлю тебя от заклятия? – обратился царь к Дионелле-жабе.
– Квак… – грустно квакнула жаба, и из ее больших выпученных глаз покатились крупные слезы. Стражник окатил ее водой из ведра, чтобы не сохла пупырчатая кожа, и потащил на цепи в только что законченный плотниками шатер, который царские швеи сноровисто убирали лучшей парчой, бархатом и батистом. Стены шатра были умышленно сделаны из прозрачной ткани, чтобы происходящее внутри можно было хорошо рассмотреть с любой точки площади.
– Чудовище! – закричал Дион. – Придумай для меня другую пытку! Четвертуй меня, вырви мое сердце, отрезай от моего тела куски, чтобы бросать их собакам, но только не это! Не заставляй меня смотреть, как сбывается мечта, которую мне не суждено осуществить!
– Видишь его истинную суть! – воскликнул царь, обращаясь к Дионелле. – Если бы он любил тебя по-настоящему, то был бы счастлив твоему избавлению, пусть даже это стоило бы ему жизни. Но он хотел только обладать тобой, и этим сам обрек себя на лютые муки. Пожалуй, эта казнь даже справедлива…
– Будь добр, голубчик, добавь к моим многочисленным титулам звание справедливейший из справедливых! – попросил царь главного глашатая (когда ему случалось умиляться собой, он всегда называл своих подданных голубчиками, деточками и другими ласковыми словами).
– Только не это! – кричал Дион, силясь освободиться, но палач хорошо знал свое дело и привязал его на совесть.
– Однако приступим! – объявил царь и достал из кармана черную книгу с магическими заклинаниями. Дионелла-жаба глядела на него из шатра круглыми глазищами – казалось, судьба Диона совсем не беспокоит ее. Неверный свет факелов освещал многочисленную толпу. Царь никогда не колдовал прилюдно, и все стремились пробиться вперед, чтобы не упустить невиданное прежде зрелище. Даже серая в яблоках лошадь, поклонница коня-визиря, оставила в стойле свой овес и явилась поглазеть, захватив с собой гнедую подружку. Пользуясь высокопоставленным знакомством, они пробились в первые ряды и стояли рядом с визирем, по очереди нашептывая ему в большие чуткие уши какие-то конские любезности.
– Заклятие Тоннореммио! – объявил царь, открыв свою книгу на нужной странице. – Люди превращаются в жаб, жабы превращаются в людей с последним лучом солнца. Чтобы снять, прочесть задом наперед.
Царь открыл было рот, чтобы начать чтение, но осекся…
– На этой странице я, кажется, и так все задом наперед писал… – бурчал он себе под нос. – Или писал, как надо, но вставлял в середину иероглифы… Будь что будет!
– Тонно-реммо, солло-эвво, вирра-нолло, галласэлла… – начал читать царь-колдун.
Красивые слова древнего заклинания заворожили толпу. Люди стояли не шелохнувшись, и благоговейную тишину нарушал только треск факелов.
– …нерро-фиммо, канна-симми… – продолжал царь. В воздухе перед ним возникло свечение, которое с каждым произнесенным словом уплотнялось и вскоре стало напоминать огненный шар.
– …сэлла-лиммо, кэнно-ферра…
Свечение уплотнилось еще больше и стало похоже на повисшую в воздухе шаровую молнию. Яркий свет отражался в выпученных глазищах Дионеллы-жабы и в полных муки глазах связанного Диона.
– …тимма-ламмо, форро-вбрмтлщгр!
Последнее слово было самым трудным в заклинании, и произносить его правильно умел только царь-колдун. Его подданные без труда могли бы повторить предшествовавшие слова и даже создать шаровую молнию, но малейшая ошибка в произнесении последнего слова стала бы роковой – шаровая молния убила бы их на месте. Мудрость древних оградила тайные знания от непосвященных, и чтобы простым смертным не вздумалось превращать в лягушек неугодных соседей, колдовская наука была доступна лишь избранным.
Царь-колдун произнес последнее слово, и шаровая молния с громким свистом взлетела высоко вверх. Тысячи глаз зачарованно следили за ее полетом. Достигнув верхней точки, сияющий шар на мгновение замер, потом ринулся вниз и стремительной огненной стрелой ударил Дионеллу-жабу в самое сердце. Жаба вспыхнула, словно наполненный огнем прозрачный сосуд, погасла, и тут же ее кожа стала светлеть и растягиваться, превращаясь в большущий рыбий пузырь. Сквозь него просвечивал меняющий очертания скелет, который на глазах изумленной толпы обрастал плотью, принимая контуры женского тела. Толпа ахнула, и тут тишину нарушил громкий крик:
– Кусочек! Кусочек чего-нибудь!
Хотя крик доносился из самого центра площади, люди не сразу обратили на него внимание, потому что все взоры были прикованы к происходившему в шатре чуду превращения. Но когда этот крик дополнился еще одним небывалым зрелищем, не обращать на него внимания стало невозможным, и взгляды людей разрывались теперь между тем, что свершалось в шатре, и тем, что творилось на помосте для казни.
Гигант-палач сорвал свой черный колпак, и все увидели странного человека, бледное лицо которого было покрыто бурой слизью и утопало в складках огромного пульсирующего зоба, тянувшегося к самому животу, подпоясанному широким кожаным ремнем.
– Кусочек, глоточек чего-нибудь! Всех предам за кусочек падали! – кричал Жаб-палач. – Ваше величество, визирь эту казнь подстроил, чтобы расколдовать принцессу, и с ними бежать! Я должен освободить Диона … Кусочек, умоляю, кусочек чего-нибудь!
– Несчастный, ты же предаешь сам себя, – прошептал Дион.
– Я и себя могу предать, только бы дали кусо…
В этот момент пылающий шар прорвал рыбий пузырь, обнажив девичье тело Дионеллы, снова взмыл вверх и такой же огненной стрелой ударил в сердце Жаба. Громадный человек осветился изнутри и стал съеживаться, превращаясь в большую бурую рептилию.