Колдунья летела в своём кувшине между облаками и зорко вглядывалась в каждый дом внизу. Заметив сверкавший в утренних лучах дворец Ибрагима, она сделала над ним несколько кругов — можно было подумать, что это кружит большая хищная птица, — и наконец бесшумно опустилась на землю за хижиной бабушки Фатьмы. Выбравшись из кувшина, старуха медленно повела над ним руками, и кувшин исчез с глаз.

Подобравшись ко дворцу, она притаилась под балконом и стала подслушивать доносившийся сверху разговор.

— Я перестал бы считать себя человеком, покрыл бы вечным позором своё имя, если бы спасся сам, а тебя оставил во власти визиря, — горячо убеждал принцессу Ибрагим.

Старуха под балконом злобно ухмыльнулась.

— Я даже мечтать не смею о твоей любви, — продолжал Ибрагим. — Если тебе здесь тоскливо — прикажи, и я немедля доставлю тебя во дворец твоего отца.

Вытянув худую, жилистую шею, старуха прислушивалась к разговору молодых людей.

— Ибрагим, славный джигит, я жила там среди богатства и роскоши одиноко, будто в золотой клетке, не знала счастья-радости. И вот пришло счастье: явился ты, освободил меня. Так неужто я бы согласилась вновь попасть в неволю? Знаешь, как в народе у нас говорят: «К чему мне золотой таз, если придётся кровью кашлять в него?»

Колдунья хихикнула, довольная: значит, она не ошиблась, отыскала принцессу. Тут она увидела, что со ступеней дворца спускается Ибрагим. Колдунья схватила метлу притворилась, будто подметает улицу. Ибрагим посмотрел с удивлением на незнакомую женщину, но, занятый своими мыслями, тут же забыл о ней. Как только Ибрагим скрылся, колдунья бросила метлу, подбежала к балкону и, свалившись на землю, громко застонала:

— Ой, я несчастная! Ногу сломала, умираю!

Нурджахан услышала стоны, посмотрела с балкона и поспешила вниз по лестнице.

— Бабушка Фатьма, — позвала она, — сюда, на помощь!

Принцесса помогла старухе подняться, отряхнула её пыльное платье.

— Бабушка, вы сильно ушиблись? — спрашивала она с тревогой.

— Слава аллаху, кажется, ничего, доченька, — воздев к небу руки, ответила колдунья и, кряхтя, поднялась на ноги.

Вместе с прибежавшей бабушкой Фатьмой Нурджахан ввела старуху во двор. Встревоженный пёс бросился вперёд с громким лаем — видно, почуял недоброе.

— Прочь, прочь, поганый! — испугалась колдунья.

— Не бойся, сестра, — успокоила её бабушка «Фатьма. — Он у нас умный, не тронет.

Колдунья присела на ступени дворца, перевела дух.

— Ох, нет сил идти, милые, — запричитала она. — Я бедная богомолка, дальний путь себе выбрала в угоду аллаху и вот упала... Думала, конец мой пришёл, аллах призывает меня в свои благословенные райские кущи... Но нет, ещё предстоит мне послужить ему на этой бренной земле. Спасибо, добрые люди! Пойду дальше...

Она поднялась, но снова со стоном упала на ступени.

— Ой, моя нога! О аллах милосердный, прости мне мои грехи! Какая боль! У-у-у... Смерть пришла за мной.

— Бабушка, не надо так говорить, — стала успокаивать её Нурджахан. — Оставайся у нас, отдохнёшь, поправишься...

— Спасибо, доченька, останусь. Мочи нет идти. Останусь и буду молить аллаха, чтобы послал тебе счастья.

Колдунья притянула девушку к себе и расцеловала её в обе щеки.

Нурджахан помогла колдунье подняться на веранду. Кот Местан сладко спал, пригретый солнечными лучами. Почуяв сквозь сон колдунью, он вскочил, ощетинился и злобно зафыркал.

— Сгинь, сгинь, проклятая тварь! — попятилась колдунья. Нурджахан схватила кота и унесла в соседнюю комнату. Охая и стеная, колдунья уселась на тахту и начала разглядывать богатое убранство комнаты.

— Ой, какая же ты красавица! — воскликнула она при виде вернувшейся Нурджахан, будто впервые разглядела её. — Доченька, ты подобна четырнадцатидневной луне. Можешь поспорить с ней в красоте, можешь приказать ей:«Скройся с небосвода, я займу твоё место!» Да сохранит аллах такую красавицу от дурного глаза. Хвала создателю, подарившему миру эту красоту!

Нурджахан смущённо потупилась.

— Да и богатая ты, будто дочь падишаха, — продолжала колдунья, оглядывая комнату. — Не обижайся, доченька, даже в толк не возьму: откуда у простых людей такая царская роскошь?

— Клянусь, бабушка, я и сама не знаю.

— Как так не знаешь? Ах, бедняжка, такая красавица,а муж тебя, знать, не любит.

— Ибрагим жених мой. Он жизнь за меня готов отдать!

— Ох, не верь, не верь, доченька. У мужчин это всё только на словах, — презрительно отмахнулась колдунья. — Любил бы — не таился бы от тебя...

Опасные, злые слова. Казалось, и не поверил им человек, а всё равно запали в душу, точат её, как вода гору.

Вечером, когда Ибрагим вернулся домой, Нурджахан впервые не вышла ему навстречу.

Полный тревоги, Ибрагим взбежал по ступеням, распахнул дверь комнаты.

— Что случилось?

— Ничего... Знаешь, я оставила у нас погостить больную старушку. Она ушибла ногу, не может идти...

— Что ж, доброе дело. А где она?

— Спит, — холодно ответила Нурджахан и отвернулась.

— Всё же скажи мне, что с тобой, дорогая?

— Дорогая? Разве так называют нелюбимых?

— Зачем такие слова? Ты знаешь, я люблю тебя больше жизни!

Они спорили и даже не догадывались, что колдунья в соседней комнате вовсе не спит, а подслушивает каждое словечко, прижавшись ухом к стене.

— Неправда, неправда! Любил бы, так не стал бы прятать от меня разные тайны, не скрывал бы, откуда у тебя такое богатство!

— Ах, ты вот о чём! Неужели это для тебя так важно?

— Очень важно. Просто, значит, ты мне не доверяешь...Я чужая тебе, случайная гостья в твоём дворце...

Ресницы Нурджахан, влажные от слёз, вздрагивали. Она отворачивалась, не хотела взглянуть в лицо Ибрагиму.

— Не плачь, довольно, — сказал юноша. — Сядь сюда, поближе. У меня нет от тебя тайн, но никто другой пусть не знает об этом. Дорогая моя, я нашёл клад падишаха Сулеймана.

После ссоры и слёз в молодости хорошо спится. Крепким сном заснули в своих комнатах принцесса и Ибрагим. Глубокой ночью колдунья тихо поднялась со своего ложа в комнате Нурджахан и дала спящей принцессе понюхать снотворной травы. Потом прокралась в комнату Ибрагима, усыпила и его.

Долго искала злая старуха волшебный перстень Сулеймана. Обшарила карманы Ибрагима, сунула руку под подушку. Потом заметила на шее у Ибрагима талисман от дурного глаза — маленький кожаный мешочек на шнурке. Старуха распорола талисман острыми кривыми зубами, и на ладонь ей упал перстень.

С насмешкой посмотрела старая ведьма на спящего юношу, бережно завязала перстень в узелок концом своего большого тёмного платка. Потом вышла на улицу, повела в воздухе руками, и у дворца появился кувшин. Отчаянным лаем заливался на цепи белый пёс, фыркал с дерева кот Местан, но хозяева крепко спали, а глуховатая бабушка Фатьма ничего не слышала из своей хижины. Колдунья перенесла спящую Нурджахан в кувшин, сама уселась рядом и медленно взмыла в воздух.

Долго в это солнечное утро Ибрагим ожидал пробуждения принцессы. Потом осторожно постучался в дверь её комнаты.

— Дорогая, солнце давно поднялось!

Но никто не отозвался.

Снова Ибрагим подошёл к двери спустя немного времени:

— Нурджахан, завтрак твой остыл...

И снова никто ему не ответил.

Обеспокоенный Ибрагим распахнул дверь. Принцессы в комнате не было. Ибрагим бросился искать Нурджахан и незнакомую гостью по всему дворцу, в ужасе побежал к бабушке:

— Нурджахан исчезла!

— Не может быть! Ведь возле неё оставалась наша гостья.

— И её нет!

Ибрагим схватился за голову — она казалась ему тяжёлой, точно закованная в броню. Он зажмурился, с трудом стал припоминать:

— Погоди, погоди, бабушка... Вчера нашу улицу подметала старуха... Странная такая... Зачем она пришла сюда подметать? Откуда? С такой большой метлой...

— Что? Что ты сказал? — встрепенулась бабушка Фатьма. — С метлой? О, горе нам! Это была колдунья... Она похитила Нурджахан!

Ибрагим схватился за талисман, висевший у него на шее: талисман был распорот, перстень исчез. В отчаянии Ибрагим упал на циновку.

Громкий лай привёл его в чувство. Пёс положил у его ног свирель и теперь лаял и повизгивал, будто хотел о чём-то напомнить хозяину. Ибрагим понял умного пса, выбежал из хижины и поднёс свирель к губам. Но дивы не появились. Слабые, нестройные звуки свирели были бессильны призвать лесных чудищ. Ибрагим попытался дуть сильнее — безрезультатно. Он с досадой отшвырнул свирель в сторону, однако пёс нашёл её в траве и снова положил у ног хозяина. Поднял голову, заскулил жалобно, а сам смотрел умными понимающими глазами, будто хотел что-то объяснить.