— Поль, беги! Видишь лестницу? Нам туда! — крикнул Алька. — А я пока задержу этих!

Поля услышала позади себя звон скрестившихся мечей.

Она слупила на серебряную лестницу, но не могла сделать и шага. Ей мерещилось, что сейчас на неё откуда-то сверху рухнет мёртвая старуха.

Позади слышались вой, крик и бешеные вопли. Они настигали её. Казалось, вот-вот они накроют её с головой. И всё же, медленно передвигаясь и держа высоко свечу, Поля наконец шагнула на верхнюю ступень серебряной лестницы.

— Что это? — прошептала Поля. — Я как будто по самое сердце в небесах!

Вокруг не было ничего — только небо, высокое небо, только бесчисленные мерцающие звёзды. Они со всех сторон медленно опускались к ней.

Поля робко шагнула вперёд, в пустоту. Нет, под ногами было что-то невидимое, но твёрдое и надёжное.

Подвешенный на четырех золотых цепях, уходящих в пустоту, перед ней сиял таинственный голубоватый ледяной кристалл. Можно было подумать, что он живой, потому что в его сердцевине сверкала звезда, слабо и нетерпеливо шевеля тонкими лучами.

Визг и вопли чудовищ приблизились. Поля оглянулась. Алька, стоя к ней спиной, из последних сил отбивался зазубренным мечом от сгрудившихся на верхней ступени чудищ.

— Вырвите меч у мальчишки! — послышался бешеный голос барона.

Но вдруг, неведомо как, Поля поняла, что ей надо делать. И сразу словно бы стихли жуткие голоса и лязг оружия. Поля шагнула в пустоту, уже не боясь оступиться, рухнуть вниз.

Она поднесла свечу к голубому кристаллу, и лучи внутри него радостно зашевелились, стремясь навстречу огню. Пламя свечи распласталось по дну кристалла.

Один из лучей, пронзительно яркий, с тонким звоном пробился сквозь толщу льда и вырвался на свободу. За ним второй, третий… Теперь ледяные струи, как плети, хлестали Полю по рукам.

Она и не знала, что на свете бывает такой нестерпимый холод. Но дрожащей рукой, вся согнувшись от боли, беззвучно плача, она продолжала согревать кристалл огоньком свечи.

И наконец гордая и сверкающая, божественно прекрасная, освобождённая звезда поднялась в небо и остановилась прямо над верхушкой Железного Дерева.

Дикий вопль раздался позади Поли. Она оглянулась. Казалось, рушится весь мир. Растаяла серебряная лестница. Чудища, невиданные звери, огромные пауки, люди в бархате и атласе, потеряв опору, падали навзничь, скатывались вниз, цепляясь за сучки и зелёные ветви.

— Алька, хватай меня! Я сейчас упаду! — отчаянно закричала Поля. Свеча выпала из её руки и пропала где-то глубоко внизу.

Поля из последних сил ухватилась за качающуюся зелёную верхушку дерева. Больше не было ни ступеней, ни лестниц, ни башен с зубцами, ни замков, только живые ветви и сочная листва.

Алька вскарабкался по стволу и в последний миг подхватил падающую Полю.

— Держись! А ногу поставь на эту развилку! — крикнул он. — Туг крепко.

— Гляди, солнышко! — прошептала Поля.

Ребята глянули вниз и ахнули. Больше не было Железного Дерева. Нижние ветви, покрытые густой живой зеленью, заливало тёплое солнце, и его лучи, с трудом просачиваясь вглубь, пятнами ложились на крепкую кору доброго старого дуба.

Видно было, как вниз с ветки на ветку прыгают перепуганные зверушки: куницы, ласки, рыси. Все они торопились убежать с ожившего дуба — он как будто стряхивал их со своих ветвей. В глубину леса по петляющей тропинке торопилась хромая лиса, поджимая раненую лапу. Громадный бурый медведь ковылял по дороге, закрыв морду лапами. Мелькнул белоснежный горностай, и Поля заметила: на ветке, где он только что пробежал, остался висеть клочок белого кружева.

Но тут ребят окружили белки, и спускаться стало совсем легко. Высоко над ними, как тугая натянутая ткань, прорвался мрак и развернулось ясное голубое небо. Последние клочья тумана торопливо уползали в овраги.

— Твоя свеча! — крикнул Алька.

И правда, зацепившись за широкую ветку, лежала свеча. Она горела всё так же ясно и спокойно, только в солнечном свете её огонёк казался совсем бледным.

Поля подхватила свечу и вскрикнула от нестерпимой боли. Пальцы опухли, кожа потрескалась и кровоточила.

Бережно, как величайшую драгоценность, Алька взял Полины искалеченные руки в свои.

— Ты их отморозила ледяной водой. Ну, когда оттаивала звезду! — сказал он дрогнувшим голосом. Сначала он начал осторожно согревать их дыханием. Потом, догадавшись, что надо делать, стал нежно и бережно целовать израненные бедные пальцы. И от этих ласковых лёгких поцелуев боль слабела, смягчалась и наконец исчезла совсем.

Алька спрыгнул на землю и растопырил руки, помогая Поле. Он поймал её на лету.

Чтобы отдышаться, ребята уселись у подножия дуба, прижавшись спиной к тёплому широкому стволу.

Невдалеке деловито копошились муравьи, заново отстраивая муравейник.

Старый растрёпанный Ворон опустился на округлый дубовый корень, выпирающий из земли. Хитро прищурившись, посмотрел на ребят.

— Знакомые мордашки! — хрипло прокаркал он. — Ну и денёк, скажу я вам, ну и денёк! Только где уж вам это понять. Ещё утром мой мешочек был почти что пуст. Так, подкинули немножко эльфы, вот и всё. Но сегодня кто-то расколдовал наш старый дуб, вот что я вам скажу! На радостях белки насыпали в мой мешочек золотой радости, не жалели. А муравьи! Пусть у них радость помельче, но она от этого не хуже. А ваши улыбки, глаза! Нет, не обмануть старого бродягу! Небось полные карманы радости, так что не скупитесь.

— Да нет у нас ничего в карманах, — сказала Поля. — Так, ерунда всякая. Носовой платок, ну да ещё обратный билет на электричку.

— А вы пошарьте, пошарьте получше, — засуетился Ворон. — Ишь, сквалыги!

Поля сунула руку в карман и, к своему изумлению, выгребла оттуда целую пригоршню чего-то блестящего, мелкого, тёплого.

— Вот-вот! Я же говорил! — заволновался Ворон, поднимая крыло и подставляя свой холщёвый мешочек. — Сыпь скорей, пока ветер… О, это такой хитрец и проныра… Так и норовит всё унести разом!

Алька тоже достал из карманов полные горсти золотой невесомой пыльцы. Высыпал всё в мешочек Ворона. Глаза старой птицы просто светились от счастья.

— Ух, полон мешочек! — Ворон встрепенулся, готовясь лететь, и напыщенно добавил: —Желаю вам прожить вместе долгую жизнь в любви и согласии и умереть в один день!

Ворон тяжело взлетел, припадая на одно крыло.

— Это он из сказки взял, ну, «умереть в один день», — шепнул Алька, наклоняясь к Поле.

За мелким ручейком на взгорье виднелась деревня и с детства знакомый дом, крытый серой черепицей. Всё было таким привычным, всё, как всегда, только у Поли в руке горела свеча.

Ребята перешли ручей по плоским камешкам, даже не замочив ног, — никакого мостика не было и в помине. Поднялись на крыльцо бабушкиного дома. Дверь, уходя, они не закрыли, она так и стояла распахнутая.

— Надо подняться на чердак, отнести свечу, — сказал Алька.

Поля и без него знала, что надо. Вот только взбираться по разбитым ступеням не хотелось. Уж столько они сегодня карабкались по всяким лесенкам: и сломанным, и трухлявым, и гнилым.

На чердаке всё было таким же, как прежде. Разноцветные пылинки плясали в солнечном луче и прятались в сундуке с откинутой крышкой. Через край сундука свесился белый прозрачный рукав.

Поля осторожно расправила подвенечное платье и уложила в сундук. А вот и фата! Какая красивая, и цветы как живые. Может, взять её с собой, бабушке показать? Нет, лучше не надо. Поля сама не знала почему, но чувствовала — нет, не надо, нельзя.

Свеча тёплым огоньком коснулась щеки Поли, когда она наклонилась над сундуком.

«Домой хочет, к себе в сундук», — подумала Поля.

— Помнишь, что сказать надо? — почему-то хрипло спросил Алька.

Поля кивнула. Дрожь прошла по всему её телу. Но свеча горела радостно и ясно, разгораясь всё ярче, словно говорила: да всё хорошо, всё как надо…

Поля тонким срывающимся голоском проговорила:

Поля, чувствуя, как звонко бьется её сердце, решилась: набрала побольше воздуха и дунула на свечу.

Огонёк оторвался от свечи, плавно поплыл по воздуху, облетел вокруг Поли, словно прощаясь, качнулся, поклонился ей и погас.

«Вот и всё. — Поле почему-то стало грустно. — Погасла, погасла свеча…»

Поля наклонилась над сундуком, отодвинула в сторону подвенечное платье, фату. Разгребла старинные наряды и, докопавшись до самого дна, положила свечу возле старинной книги в потрескавшемся кожаном переплёте.