— Вот всегда так бывает, когда где-нибудь в мире начинается война, — прогудел он Тисту. — Мы В Пушкостреле трудимся, как говорится, вдвойне.
Он был прав. Тисту и сам заметил это еще утром: заводской гудок пропел протяжнее, чем обычно, да и рабочих пришло гораздо больше. Девять труб так дымили, что голубое небо превратилось в черное.
— Хорошо… я приду к вам в другое время, когда вы будете посвободнее, — сказал Тисту.
— А что вас интересует?
— Я просто хотел узнать, где началась война.
Господин Трубадисс встал, подвел Тисту к громадному глобусу, крутанул его и ткнул пальцем в самую его середину.
— Видите эту пустыню? Вот как раз в этом месте.
Да, Тисту видел под пальцем господина Трубадисса какое-то розоватое пятно, похожее на карамельку.
— Почему же война началась именно здесь, господин Трубадисс?
— Это не трудно понять.
Когда господин Трубадисс уверял, что какую-нибудь вещь не трудно понять, Тисту тут же охватывали сомнения, ибо, как правило, все это было очень трудно. Но на сей раз Тисту решил не отступаться и внимательно слушать.
— Да, да… не трудно понять, — повторил господин Трубадисс. — Пустыня эта никому не принадлежит…
«Никому…» — повторил про себя Тисту.
— Но справа находится страна, где живут заходиты, а слева другая страна, где живут уходиты.
«За-хо-ди-ты… У-хо-ди-ты…» — снова повторил Тисту про себя; нынче он действительно был крайне внимателен.
— И вот спустя некоторое время заходиты заявили, что им необходима эта пустыня, но тогда уходиты ответили, что им тоже она необходима. Заходи ты укрепились на своих позициях, а уходиты — на своих. Потом заходиты послали телеграмму уходитам, в которой предложили тем убраться прочь. Однако и уходи ты не остались в долгу и по радио объявили, что запрещают заходитам здесь оставаться. Теперь обе армии на марше и, когда они встретятся, начнут сражаться.
— А что же находится на этой розовой карамельке?.. Простите, я хо тел сказать — в этой пустыне. Сады? — заинтересовался Тисту.
— Да какие же там могут быть сады, черт побери! Это же пус-ты-ня… Там ничего нет. Одни камни.
— Значит, все эти люди будут сражаться из-за камней?
— Ох, боже мой! Конечно, нет… Они хотят владеть тем, что находится внизу.
— Внизу? Под пустыней?.. А что там находится?
— Нефть.
— Зачем же она им нужна, эта самая нефть?
— Они хотят, чтобы она досталась им, и никому другому. Им позарез нужна нефть, потому что на войне без нее никак не обойтись.
Тисту хорошо знал, что объяснения господина Трубадисса всегда заканчиваются мудреной головоломкой.
Чтобы лучше поразмыслить, он закрыл глаза.
«Если я правильно понимаю, то заходи ты и уходиты вот-вот ввяжутся в войну из-за какой-то там нефти, потому что нефть нужна для войны».
Он открыл глаза и, глядя на господина Трубадисса, заявил:
— Все это глупо!
Уши господина Трубадисса стали пунцовыми.
— Тисту! Вы желаете получить кол?!
— Совсем нет, — ответил Тисту, — но мне так хочется, чтобы заходиты и уходи ты не сражались.
Подобное доказательство его добросердечия смирило до поры до времени гнев господина Трубадисса.
— Ну разумеется, разумеется… — пожал он плечами. — Никто и ни когда не хочет войны. И все-таки люди всегда воюют…
«Что же мне предпринять? — мучительно раздумывал Тисту. — Может, приложить свои пальцы к этому розовому пятну?..»
— А эта пустыня находится далеко? — Спросил он.
— На полпути между нами и другой стороной земли.
— Тогда война не дойдет до Пушкостреля.
— Хм… и это не исключено. Мы всегда знаем, где начинается война, но никогда не знаем, где она кончится. Например, заходи ты вполне могут обратиться за помощью к одной из великих держав, ну, а уходиты попросят помощи у другой. Вот и получится, что две великие державы начнут воевать друг против друга. Все это называется расширением театра военных действий.
Голова у Тисту шла кругом.
«Да… вообще-то война похожа на какой-то зловредный репей, который растет здесь, на глобусе… Как бы его заглушить? Какими растениями?»
— Теперь, Тисту, вы пойдете вместе со мной на завод, — объявил господин Трубадисс, — и увидите его в самый разгар работы. Это принесет вам большую пользу.
Он выкрикнул несколько приказов сразу по трем своим телефонам и спустился вниз вместе с Тисту.
На заводе Тисту сначала оглушил несмолкаемый грохот. Изо всех сил стучали мощные молоты, как миллионы заводных волчков жужжали машины. Чтобы тебя услышали, приходилось кричать во все горло, даже если… и обладаешь громоподобным голосом господина Трубадисса.
Потом снопы искр, летевшие отовсюду, ослепили Тисту. Расплавленная сталь лилась широкими огненными потоками прямо вниз, на землю. В воздухе стояла удушающая жара, и люди, работавшие на этом огромном заводе, казались маленькими-премаленькими и черными-пречерными.
После литейного цеха Тисту побывал еще в шлифовальном, токарном, монтажном, винтовочном, пулеметном, танковом и автомобильном цехах, ибо завод его отца изготовлял как оружие, так и военное снаряжение словом, все, что служило войне.
На следующий день доставляли со склада и упаковывали готовое оружие, причем делали это так бережно, будто укладывали хрупкий фарфор.
В довершение всего господин Трубадисс показал Тисту две громадные, длинные, как башни кафедрального собора, пушки, до того блестевшие, что можно было подумать, будто их нарочно смазали маслом.
Подвешенные на цепях пушки медленно плыли по воздуху; потом их с превеликими предосторожностями опустили на прицепы грузовиков. Причем на такие прицепы, что концы их разглядеть было невозможно.
— Посмотрите на эти пушки, Тисту! — захлебываясь от восторга, прокричал господин Трубадисс. — Они-то и составляют богатство Пушкостреля. Подобные пушки могут разрушить одним выстрелом целых четыре дома, таких же больших, как ваш.
Эта новость, казалось, не вызвала у Тисту той же гордости, что и у его наставника.
«Значит, если из этой пушки выстрелят один раз, то четыре Тисту остаются без дома, четыре Каролуса — без перил, четыре Амели — без кухни… — подумал Тисту. — Стало быть, эти машины нужны для того, чтоб люди потеряли свой сад, свою родину, свою ногу, руку или кого-нибудь из родных… Да, это уж точно!»
А вокруг всё стучали и стучали молоты, изрыгали огненное пламя доменные печи.
— Господин Трубадисс, вы за кого? — вдруг спросил Тисту, стараясь перекричать несмолкаемый грохот.
— Как это за кого?
— Я говорю: за кого вы в этой войне?
— Ах вон оно что! Разумеется, за заходитов.
— А мой папа?
— Тоже за них.
— Почему?
— Потому что они наши давнишние и верные друзья.
«Наверно, если на твоих друзей напали, то надо помогать им защищаться», — подумал Тисту и решил уточнить:
— Значит, эти пушки отправляются к заходитам?
— Вон те, что направо, мы отправляем только им, — протрубил господин Трубадисс. — Другие же предназначены для уходитов.
— Как это для уходитов? — недоуменно и возмущенно выпалил Тисту.
— Ну да, для уходитов… Они тоже хорошие покупатели.
Таким образом выходило, что пушки Пушкостреля будут стрелять против других пушек Пушкостреля и тем самым уничтожат цветущий сад с двух противоположных сторон!
— Это уж, голубчик, называется коммерцией, — снисходительно добавил господин Трубадисс.
— Знаете… я нахожу ее, эту вашу коммерцию, отвратительной!
— Что вы говорите? — повысил голос господин Трубадисс, потому что в грохоте молотов он не расслышал возмущенной фразы Тисту.
— Я говорю, что эта ваша коммерция отвратительна, потому что…
Здоровенная оплеуха прервала его речь. Столкновение между заходитами и уходитами перенеслось вдруг из далекой неведомой пустыни прямо на щеку Тисту.
«Так вот что такое война! Просишь толком объяснить, потом говоришь, что сам об этом думаешь, и — раз — получаешь оплеуху! А если бы в твоих штанах — по моей милости — выросла крапива, чтобы ты на это сказал? — подумал Тисту, глядя на господина Трубадисса сквозь слезы. — Вот бы здорово получилось! Крапива в штанах или, еще по хлеще, чертополох…»
Он уже прижал к ладоням пальцы… и тогда-то у него родилась в го лове великолепная мысль.
Ознакомление с заводом — вы и сами прекрасно понимаете — на этом закончилось. Тисту получил двойной кол, а господин Трубадисс тотчас же уведомил отца обо всем случившемся. Отец невероятно огорчился. Его сын, его Тисту, который должен был в один прекрасный день стать его наследником и хозяином Пушкостреля, проявил, увы, слишком мало задатков для того, чтобы в будущем руководить столь великолепным заводом.
— Мне нужно серьезнейшим образом поговорить с ним, — отчеканил отец. — Где он?