— Ещё чего! — сказала служанка, давая ей пощёчину.

Агнес направилась к главному повару, но опять ничего не вышло. Тогда она стала намекать, что знает что-то о принцессе, и слухи об этом дошли наконец до королевы.

Думая только о себе, Агнес не понимала, что ставит под удар своих родителей. Королеве она сказала, что в странствиях видела именно такое прелестное созданье, но в крестьянском платье. Если король позволит ей поискать принцессу, она приведет её домой через неделю-другую.

Говорила она правду, но с таким хитрым видом, что королева заподозрила обман. Однако на всякий случай решила сперва посоветоваться с королём.

Агнес отвели к лорду-канцлеру, и тот, расспросив её, решил, что если она не врёт, то описывает знакомые ему места. Её отослали обратно на кухню, а в эти места направили солдат, приказав им прочесать округу и не возвращаться, пока не найдут и не свяжут пастуха и его жену, которых подробно описала эта замарашка.

Теперь Агнес стало ещё хуже. Ко всем её страхам прибавился страх перед тем, что будет, когда окажется, что пастух с женой — её родители. Что их разыщут, она не сомневалась.

Королю с королевой вконец надоело рассматривать беспризорных детей — они уже не надеялись, что кто-то окажется Розамундой. С новой надеждой они велели снять указ и приказали стражам не принимать ни единого ребенка ни под каким предлогом.

— Видеть их больше не могу! — сказал секретарю король, продиктовав новый указ.

Когда Принц ушёл, Розамунда принялась за прежнее — ведь она не стала лучше, а только удерживалась при собаке. Нет, всё себялюбие не вернулось, но злости она волю дала и так измучила хозяйку, что та не могла больше выдержать.

— Тебе хорошо говорить, — сказала она мужу. — Ты её целый день не видишь, а вечером она получше. Посмотрел бы ты на неё, когда она должна работать! Дело не только в этих припадках. Надуется и ничего не делает, упрямая как… как…

Она чуть не сказала «Агнес», но материнские чувства взяли верх.

— Словом, — закончила она, — худо мне с ней.

Пастух почувствовал, что не вправе советовать «а ты потерпи», и вмешиваться не стал, хотя привязался к Розамунде. И жена его сказала ей, чтобы она искала себе другое место.

Принцесса всё-таки во многом исправилась и приступов своих стыдилась, когда они проходили, но с тех пор, как ушла собака, предотвратить их ни разу не смогла. Когда она не злилась, она ненавидела злобу, а это уже кое-что; а вот когда злилась, не знала удержу — её несло туда, куда велел дух злобы поднебесный. Мало того: зная, что потом устыдится, она находила десятки оправданий, хотя позже, если бы она их вспомнила, они бы ей самой не понравились.

Уйти от пастуха с женой ей было не жалко — она думала, что скоро найдёт дорогу к родителям. Она бы и раньше ушла, если бы совсем зажила нога, — с тех пор как Принц оставил ей такой подарок, она не могла далеко ходить и считала, что это оправдывает её злобу. Но если мы добры, когда всё в порядке, много ли здесь заслуги? Вообще же нога почти совсем зажила, и, как только её выгнали, Розамунда решила идти домой, по дороге зарабатывая на жизнь каким-нибудь делом или нищенством. Она не думала о том, что обязана добрым людям, и не могла этого понять. Словом, сухо с ними попрощавшись, она, слегка ковыляя, спустилась по склону. Жена пастуха горько плакала, пастух глядел задумчиво и серьёзно.

Достигнув долины, она пошла вдоль ручья, зная только, что он выведет с овечьих пастбищ в те лучшие земли, где живут фермеры и коровы. Огибая подножье горы, она увидела, что по дороге бредёт бедная женщина с вязанкой вереска за спиной, и миновала её, но почти сразу услышала добрый старческий голос:

— Дитя моё, у тебя развязался башмак!

От усталости и от боли в ноге Розамунда ответила грубостью, то есть просто не ответила, даже не обернулась. Когда мы грубы, все наши недостатки приходят в движение, высовывают свои мерзкие головы, словно головастики; а потому склонность делать наперекор набрала у принцессы полную силу.

— Дитя моё, — снова сказала женщина, — если ты не завяжешь шнурок, ты упадёшь.

— Не твоё дело! — ответила Розамунда, опять не обернувшись; но не прошла и трёх шагов, как упала ничком на землю. Попытавшись встать, она вскрикнула, поскольку вывихнула и без того больную ногу.

Старая женщина мигом подбежала к ней, сбросила вязанку и опустилась на колени.

— Что ты поранила, дитя? — спросила она, но Розамунда взвизгнула:

— Поди прочь! Я из-за тебя упала, гадкая ты старуха!

Женщина, не отвечая, стала ловко ощупывать ногу и быстро нашла вывих. Розамунда кричала, брыкалась — но та гладила больное место, осторожно месила пальцами, ставя каждую частичку мышцы на её место. Вскоре принцесса затихла. Немного позже женщина выпрямилась и сказала:

— Что ж, дитя моё, можешь и встать.

— Я тебе не дитя! — оживилась Розамунда. — И встать я не могу!

Не говоря ни слова, женщина подняла вязанку и тихо удалилась.

Через некоторое время принцесса попыталась встать и встала, более того — пошла. Нога совсем не болела.

— Не так уж я и ушиблась, — подумала она и обогнала вскоре женщину, даже не кивнув ей в знак благодарности.

Под вечер она дошла до распутья и направилась по той дороге, которая ей больше понравилась. Вдруг её остановил оклик старой женщины. Она обернулась и увидела, что та, против ожидания, не отстала, а бредёт совсем близко, согнувшись под своей вязанкой.

— Ты не туда свернула, дитя моё! — крикнула она.

— А ты откуда знаешь? — ответила Розамунда. — Ты же не спросила, куда я хочу попасть!

— Эта дорога, — сказала женщина, — приведёт тебя туда, куда ты попасть не хочешь.

— Приду — увижу, — сказала Розамунда. — Справлюсь без тебя.

И побежала по одной дороге, а женщина пошла по другой и вскоре скрылась из виду.

Мало-помалу принцесса оказалась в каком-то неприютном, мрачном месте, поросшем торфяным мхом, но шла вперёд, полагая, что дорога из него выведет. Ручей исчез, и когда стемнело, она уже не знала, куда идти. И позади, и впереди дорога скрылась во мраке, но вообще-то была прямой, как стрела, и Розамунда решила, что надо идти прямо. Однако и это не удалось — почти сразу дорогу с обеих сторон сжали чёрные топи. Не видела она ничего, кроме слабых отблесков неба в болотной воде.

По колено в чёрной грязи Розамунда кое-как прошла ещё несколько шагов, но упала у самого края трясины и, больше не пытаясь выбраться из болота, горько заплакала. Теперь она поняла, что от злости стала не только грубой, но и глупой, а наказана поделом — нечего обижать старую добрую женщину. Что бы подумал Принц? — ужаснулась она и совсем поникла от голода, холода и усталости.

Вскоре ей показалось, что из болота прямо к ней лезут какие-то склизкие твари. На неё прыгнула жаба. Она закричала, вскочила и кинулась было прочь, но тут разглядела вдали слабое мерцанье. Блуждающий огонёк? Что ему надо, не её ли он ищет? Она застыла на месте, притаилась, чтобы никто её не заметил. Огонёк приближался, разгорался… Да, конечно, он ищет её, чтобы замучить… Петляя среди омутов, он подходил к ней, и она бы закричала, если бы страх не лишил её голоса.

Ближе, ближе… Наконец из мрака вынырнула не ведьма, а старая женщина с вязанкой за спиной. Розамунда вскрикнула от радости, упала перед ней, обняла её ноги. Женщина скинула вязанку, опустила фонарь и взяла принцессу на руки. Потом, укутав её полой плаща, она взяла фонарь снова и медленно, осторожно пошла по болоту, искусно обходя омут за омутом. Так шла она всю ночь; а когда на востоке появился слабый свет, устало остановилась и, раскутав принцессу, опустила её на склон горы.

— Дальше я тебя не понесу, — сказала она. — Сиди на траве, пока не рассветёт, а я постою рядом.

Розамунда, уснувшая в пути, протёрла глаза, но увидела во мгле только небо. Понемногу светлело; она различила и женщину; потом заметила в ней что-то знакомое — и наконец узнала её. От стыда несчастная девочка больше не смела на неё смотреть, а женщина заговорила тем, знакомым голосом, и каждое её слово отдавалось в сердце принцессы.

— Розамунда, — сказала она, — всё это время, с той поры, как я унесла тебя из дворца, я старалась изо всех сил сделать тебя хорошей. Спроси себя, насколько мне это удалось.

Принцесса вспомнила всё с самого начала и поняла, как с ней было трудно; но сидела тихо, смотрела в землю.

Тогда Женщина сказала:

— Там внизу — лес, в котором стоит мой домик. Я иду домой. Если пойдешь и ты, я тебе помогу стать послушной и хорошей. Ждать тебя я буду целый день, но если ты отправишься сразу, ты дойдёшь до полудня. Завтрак я тебе оставлю. Помни, звери ещё не скрылись в норах, но, обещаю, никто тебя не тронет на пути ко мне.