Пошел он дальше и в скором времени увидел перед собой зеленый холм, восходящий уступами от подножья к вершине. Трижды обошел он его кругом, против хода солнца, трижды повторил:

На третий раз врата отворились, пропустили его и снова с лязганьем захлопнулись за спиной. Роланд очутился в темноте. Правда, это была не сплошная тьма, а, скорей, полумрак. Слабый мерцающий свет исходил невесть откуда — ведь ни окон, ни факелов, ни свечей не было в Мрачной башне. Длинный коридор уводил вдаль, и его грубые своды из полупрозрачных глыб сверкали прожилками слюды и золотистого колчедана[102]. Но хотя кругом был камень, воздух внутри холма оставался теплым, как это всегда бывает в стране эльфов.

Роланд дошел до конца коридора и увидел окованные железом двустворчатые двери. От его прикосновения они вдруг широко распахнулись, и невиданное зрелище предстало перед ним — громадный зал, такой величественный и просторный, что, казалось, он размахнулся во всю ширину и высоту зеленого холма.

Купол зала поддерживали могучие колонны, украшенные золотой и серебряной резьбой, а между колоннами висели гирлянды цветов, составленных — из чего бы вы думали? — из алмазов, изумрудов и всевозможных драгоценных камней. И самые венцы высоких арок сверкали гроздьями самоцветов; а посередине, где сходились все арки, на золотой цепи висел светильник в виде огромной жемчужины, полой внутри и совершенно прозрачной. В центре жемчужины вращался и сиял гигантский карбункул[103], и его лучи расходились по залу, окрашивали воздух и стены в пламенеющие краски заката.

Зал был убран с дивной роскошью; в дальнем его конце, на ложе из пурпурного атласа и шелка, сидела леди Эллен и расчесывала свои золотые волосы серебряным гребнем. Но лицо ее было неподвижно и бесстрастно, словно каменная маска. При появлении Роланда она не двинулась с места, а лишь произнесла глухим, замогильным голосом:

Первым порывом Роланда было броситься к сестре и заключить ее в объятия, но суровые слова удержали его. И вдруг он вспомнил урок великого волшебника Мерлина. Не долго думая, вытащил Роланд отцовский меч, закрыл глаза и ударил с размаху по этому наваждению в облике леди Эллен.

И когда он снова взглянул, дрожа и ужасаясь, — о радость! — перед ним стояла сестра, живая и невредимая. Слезы брызнули из ее глаз, когда она прижала Роланда к груди и промолвила с глубокой печалью:

Они уселись рядом, и юный Роланд поведал сестре о своих приключениях, а леди Эллен рассказала, что два их старших брата тоже добрались до Мрачной башни короля эльфов, но коварный чародей околдовал их и заключил заживо в гробницу. Увы! Они не сумели в точности исполнить наказ Мерлина, не решились ударить мечом, когда перед ними предстало наваждение в облике сестры.

Так они говорили между собой, и спустя некоторое время юный Роланд почувствовал, как он проголодался в дороге, и попросил сестру принести еды.

Печально посмотрела на него леди Эллен, но ничего не сказала — ибо колдовские чары еще властвовали над ней; она встала и принесла хлеб и молоко на золотом подносе.

Роланд протянул руку к хлебу и молоку, но в последний миг поднял взгляд на сестру и прочел в ее глазах такую тоску, что, озаренный догадкой, вскочил на ноги, швырнул на пол поднос с угощением и воскликнул:

— Ни глотка я не выпью, ни куска не проглочу, пока не освобожу леди Эллен и моих братьев!

Словно гром прогремел в ответ, словно вихрь прошумел — двери распахнулись, и в зал ворвался король эльфов:

— А ну, попробуй, бесовское отродье! — закричал Роланд, выхватил свой клинок, разящий без промаха, и бросился вперед.

Долго и жестоко бились они; наконец Роланд поверг на колени короля эльфов и заставил его просить пощады.

— Я пощажу тебя, если ты снимешь чары с моей сестры, освободишь моих братьев и дашь нам свободно уйти отсюда.

— Согласен, — ответил король эльфов.

Он поднялся с колен, открыл свой сундук и достал оттуда хрустальный фиал[104] с кроваво-красным зельем. Этим зельем он смазал уши, веки, ноздри, губы и кончики пальцев двух братьев, лежащих, подобно мертвым, в золотых гробницах. И они очнулись и встали как ни в чем не бывало.

Колдун прошептал заклинание и снял чары с леди Эллен. И вот три брата со своей любимой сестрой вышли из огромного зала, залитого алым закатным светом, прошли по длинному коридору вдоль мерцающих каменных сводов с прожилками слюды и золотистого колчедана, и тяжелые входные врата Мрачной башни, лязгнув, пропустили их на волю.

Они вернулись домой к доброй королеве, своей матери, и с тех пор леди Эллен остерегалась обходить церковь превратно.

дна девушка нанималась в услужение к пожилому чудаковатому джентльмену. Спрашивает он ее:

— Как ты будешь меня называть?

— Хозяином, или барином, или как вам будет угодно, сэр, — отвечает девушка.

— Ты должна меня называть «владыкой из владык». А как ты назовешь это? — спрашивает он, указывая на свою кровать.

— Кровать, или постель, или как вам будет угодно, сэр.

— Ты должна называть это «отдыхалищем». А это? — спрашивает джентльмен, указывая на свои панталоны.

— Штаны, или брюки, или как вам будет угодно, сэр.

— Ты должна называть их «фары-фанфары». А это? — спрашивает он, указывая на кошку.

— Кошка, или киса, или как вам будет угодно, сэр.

— Ты должна называть ее «Фелиция белолицая». А как ты назовешь это? — спрашивает он, указывая на воду.

— Вода, или влага, или как вам будет угодно, сэр.

— Ты должна называть это «мокромундией». А это? — указывает он на огонь.

— Огонь, или пламя, или как вам будет угодно, сэр.

— Ты должна называть это «красным петухалиусом». А это? — указывает он на свой дом.

— Дом, или особняк, или как вам будет угодно, сэр.

— Ты должна называть это «громадой поднебесной».

В ту же ночь хозяина будит испуганный вопль служанки:

— Владыка из владык! Слезайте скорее с отдыхалища да надевайте ваши фары-фанфары! Фелиция белолицая опрокинула свечку, так что если вы сейчас же не побежите за мокромундией, красный петухалиус спалит всю вашу громаду поднебесную!

прежние времена портные не сидели на одном месте, а ходили пешком по деревням и предлагали людям свои услуги: пошить или починить одежду.

Один такой портной, по имени Томас, работал как-то на хуторе Норт-Райдинг в Йоркшире[105] да за работой беседовал о том о сем с хозяйкой. Увидел Томас, как она налила в мисочку свежих сливок и выставила ее за порог для домовенка, или маленького брауни, и спрашивает:

— Неужели вы и вправду верите в домовых, эльфов и всяких там фей?

— А то как же! — отвечала жена фермера.

— А я, — усмехнулся Томас, — если б я когда-нибудь повстречал фею… я взял бы эту феечку и посадил в бутылочку, чтоб не проказничала.

— Тсс! — испуганно прошептала женщина. — Как бы вас не услышала какая-нибудь фея. Они, знаете ли, бывают довольно злопамятны, если их обидеть.

— Подумаешь, как страшно, — хмыкнул Томас, перекусил нитку и разгладил рукавный шов на особой портняжной дощечке. — А я утверждаю, что никаких фей не существует.

— И очень глупо, — сказала жена фермера.

Стало смеркаться. Портной окончил свою работу, сложил иголку, нитки да ножницы в сумку, взял под мышку портняжную доску.

— Надо бы успеть домой до темноты. Жена, наверное, заждалась.

— Вот, возьмите для вашей женушки, — сказала хозяйка. — Это пирог из домашней поросятинки, ей понравится.

— Спасибо, — ответил Томас. — Спокойной ночи.

— Будьте осторожней, — донеслось к нему на прощанье, — берегитесь фей!

— Тьфу на них! — откликнулся портной и быстро зашагал домой.

Сначала он шел по тропинке, но потом решил срезать путь и пройти напрямик через поле. Когда портной перелезал через изгородь, он неловко взмахнул сумкой и выронил на землю ножницы.