Там он подставил лестницу прямо к окошку графской опочивальни, посадил себе мертвеца на плечи и с этой ношей начал забираться по лестнице.

Когда он поднялся настолько высоко, что голова мертвеца появилась в окне опочивальни, граф, который лежал в постели и прислушивался, выстрелил из пистолета.

Мастер-вор тотчас же сбросил мертвеца с лестницы, спрыгнул сам и притаился за углом.

Тем временем месяц уже взошел, и он мог ясно видеть, как граф из окошка вылез на лестницу, спустился с нее и потащил мертвеца в сад. Там он стал рыть яму, в которую хотел его опустить. «Теперь, — подумал вор, — самое подходящее время!»

Проворно выскочил он из своего угла, взобрался по лестнице — и прямо в опочивальню к графине. «Голубушка, — заговорил он голосом графа, — вора-то я убил, но ведь он все же мне крестник и был-то он скорее плутом, нежели злодеем, поэтому я не хочу предавать его позору, да и бедных родителей его жалко. Вот я и хочу до рассвета сам похоронить его в саду, чтобы огласки не было. Дай, кстати, мне простыню из-под себя, я заверну в нее покойника и зарою его, как собаку».

Графиня отдала ему простыню.

«А знаешь что еще? — сказал вдруг мнимый граф. — На меня нашел порыв великодушия: давай мне и кольцо свое! Этот несчастный из-за этого кольца жизни не пожалел, так уж пусть возьмет его с собой в могилу!»

Графиня не хотела перечить графу, и хоть очень неохотно, но все же сняла с пальца кольцо и отдала его вору. Тот улизнул с кольцом и простыней и благополучно прибыл домой, прежде чем граф покончил в саду со своей работой могильщика.

Какое же лицо было на другое утро у графа, когда мастер-вор пришел и подал ему свои трофеи! «Кто же ты в самом деле? Колдун, что ли? — воскликнул он. — Кто тебя вырыл из могилы, в которую я сам тебя опустил? Кто оживил тебя?» — «Меня вы не изволили опускать в могилу, — ответил вор, — вы в ней похоронили висельника».

И он рассказал графу подробно, как все было. И граф вынужден был отдать справедливость его чрезвычайной ловкости и хитрости. «Но ведь это еще не все! — сказал граф. — Тебе еще предстоит решить третью задачу. Если это тебе не удастся, остальное тебя не спасет!»

Мастер-вор только усмехнулся и ничего не ответил графу.

С наступлением ночи вор пришел с длинным мешком за спиной, с большим узлом под мышкой и с фонарем в руке к храму. В мешке у него были живые раки, в узле — коротенькие восковые свечки. Он присел на кладбище, вытащил рака из мешка, а из узла восковую свечку, которую прилепил ему на спину, потом зажег свечку, опустил рака на землю и пустил его ползать. Затем то же самое он сделал с другими раками и так распустил всех раков по кладбищу. Потом он накинул на себя длинную черную одежду, нечто вроде монашеской рясы, и прилепил себе седую бороду к подбородку.

Сделавшись совершенно неузнаваемым, он взял мешок, в котором принес раков, вошел в храм, в котором никого не было, и поднялся на кафедру.

Часы на башне пробили полночь; и едва только замер последний удар, вор начал с кафедры кричать громким и зычным голосом: «Услышьте все вы, люди грешные! Пришел конец свету, светопреставление близится! Услышьте, услышьте! Кто желает с моей помощью попасть в рай небесный, пусть лезет в мой мешок! Я там привратником служу, я отпираю и запираю врата рая. Взгляните, по Божьей ниве уже бродят умершие и собирают свои косточки. Придите, придите и полезайте в мой мешок! Пришел конец миру!»

Крик этот разнесся по всей деревне.

Пастор и причетник, которые жили поблизости от храма, услышали его первые. Когда они еще и увидели свечи, которые всюду мелькали по кладбищу, то поняли, что совершается нечто необычное, и поспешили в храм.

Они с минуту прислушивались к той проповеди, которая раздавалась с кафедры, и затем причетник подошел к пастору и сказал: «Недурно бы нам воспользоваться случаем и пробраться в рай прежде, чем наступит светопреставление!» — «Ну, конечно! — откликнулся пастор. — Я и сам так же думаю, и, если хотите, мы с вами сейчас же отправимся!» — «Извольте, — ответил причетник, — но вам, господин пастор, вперед идти, а я за вами следом».

Пастор пошел вперед и взошел на кафедру, где мастер-вор открыл ему мешок. Пастор влез в него первый, а за ним причетник. Тогда наш хитрец крепко завязал их в мешке, ухватил его за конец и поволок по лестнице с кафедры. Каждый раз, когда оба дурня стукались головами о ступени, вор кричал: «Сейчас мы уже переходим через горы!» Затем он протащил их и через деревню и, перетаскивая через лужи, приговаривал: «Теперь несемся через влажные облака».

А когда вор стал их втаскивать вверх по лестнице замка, он воскликнул: «Теперь уж взбираемся на небесную лестницу и скоро вступим на первый двор рая».

Взобравшись на самый верх, вор втащил мешок на голубятню, и, когда голуби стали летать вокруг, он спросил: «Слышите, как ангелы радуются и крылами машут?» Затем он запер дверь и ушел.

На другое утро пришел вор к графу и сказал ему, что и третью задачу выполнил: пастора вместе с причетником унес из храма. «А куда же ты их девал?» — «Они оба, посаженные в мешок, теперь находятся у вас на голубятне и воображают себе, что унесены на небо».

Граф поднялся наверх и убедился в том, что вор не обманул его.

Когда пастор и причетник были выпущены из мешка, граф обратился к вору и сказал: «Ну, ты — из воров вор. И ты точно разрешил все заданные тебе задачи. На этот раз ты выпутался из дела благополучно, но все же уходи из моего графства, потому что как только ты опять за свое ремесло примешься, можешь смело рассчитывать на виселицу». После этого мастер-вор распрощался со своими родителями и опять ушел бродить по белу свету. С тех пор никто уже ничего более о нем не слышал.

Жила-была женщина — настоящая ведьма, и были у нее две дочери. Одна была безобразная и злая, и ту она любила, потому что это была ее родная дочь. Другая была прекрасна собой и сердцем добра, и ту ведьма ненавидела, потому что она ей приходилась падчерицей.

Однажды падчерица надела фартучек, и он до такой степени понравился ее названой сестре, что та, завидуя, потребовала у матери и себе такой же фартучек.

«Повремени, дитятко, — сказала ведьма, — будет и у тебя фартучек. С твоей названой сестрицей давно расправиться следует, и вот сегодня ночью, как только она заснет, я приду к вашей кровати и отрублю ей голову. Позаботься только о том, чтобы лечь в постели у нее за спиной, а ее повыдвинь вперед».

Бедняжка и точно поплатилась бы жизнью, если бы из укромного уголка не подслушала всю беседу матери с дочкой.

За целый день бедная падчерица не посмела даже шагу ступить за порог дома. А когда вечером пришло время спать ложиться, бедная девушка должна была первая улечься в постель, чтобы ее злая сестра, как и велела ей мать, могла лечь позади. Но когда та заснула, падчерица несколько выдвинула ее вперед, а сама залезла за ее спину, к стенке.

Среди ночи старуха подкралась к постели, держа в правой руке топор, а левой ощупала, лежит ли кто-нибудь, выдвинувшись головой вперед. И затем, ухватив топор обеими руками, отрубила голову своей родной дочери.

Когда она удалилась, падчерица поднялась с постели, пошла к своему милому, которого звали Роландом, и постучалась у его двери.

Когда он к ней вышел, девушка сказала: «Слушай, миленький Роланд, мы должны отсюда бежать как можно скорее: мачеха хотела меня убить, но вместо меня убила свою родную дочь. Когда рассветет и она увидит, что сделано ею, мы погибли!» — «Однако же я тебе советую, — сказал Роланд, — чтобы перед побегом ты взяла у мачехи из дома ее волшебный жезл, а не то мы не сможем спастись от ее преследований никаким бегством».

Девушка принесла волшебный жезл ведьмы, а затем взяла отрубленную голову сестры и накапала три капли крови: одну перед постелью на полу, одну в кухне и одну на лестнице.

После этого девушка поспешно удалилась вместе со своим возлюбленным Роландом.

Когда же старая ведьма проснулась поутру, она кликнула свою дочку и хотела отдать ей фартучек падчерицы, но та не явилась на ее зов. «Да где же ты?» — крикнула ведьма.

«Здесь я — на лестнице, подметаю!» — ответила ведьме одна из капелек крови.

Старуха вышла на лестницу, никого там не увидела и еще раз крикнула: «Да где же ты?»

«Да здесь — в кухне, пришла погреться!» — ответила ей вторая капелька крови.

Ведьма пошла в кухню, но и там никого не нашла. «Да где же ты?» — закричала она дочке в третий раз.

«Ах, да здесь же я — в постели, сплю», — крикнула ведьме третья капелька крови.

Та пришла в комнату, к постели — и что же там увидела? Свое родное дитя, которое плавало в крови и которому она своими руками отрубила голову.

Ведьма пришла в ярость, бросилась к окну, и так как она обладала способностью очень далеко видеть, то увидела свою падчерицу, которая поспешно удалялась со своим милым Роландом. «Не уйдете вы от меня! — прошипела ведьма. — Как бы далеко вы ни были, все равно не уйдете!»