– Ах так! – вскричала Алёна. – Ну, смотрите! – Она молниеносно рванула с шеи ладанку. – Прощайте, люди добрые! Передайте прощальный привет родителю моему! Прощай, белый свет!
И, прежде чем кто-то успел опомниться, она брызнула водой из ладанки на мёртвого Федьку.
* * *Как только первые капли упали на него, он зашевелился и открыл глаза.
Люди вокруг ахнули от изумления.
– Славно же я отдохнул! – потянулся Федька. – А где ж это я? На площади? Во сне, что ли, меня перенесли? И темно чего-то стало. А битва-то как же? Надо ж с Кощаком биться…
– Так ведь, Фёдор Иванович, Кощака-то разбили уже, – сказали из толпы.
– Как так разбили? – не поверил Федька. – Без меня? А кто ж вас в бой-то вёл?
– Так ведь ты же и вёл, Фёдор Иванович! – в свою очередь удивились люди. – Неужто запамятовал?
Федька встал, озабоченно почесал затылок.
– Чего-то я в толк не возьму, люди добрые! Помню, победил я вражеского поединщика, а после отдохнуть прилёг. Ещё, кажись, сон мне страшный приснился – будто в сердце меня мечом ударило. А больше ничего и не помню.
– А может, и впрямь не он нас вёл? – стали сомневаться вокруг.
– А кто ж тогда! – заспорили другие. – Больше-то некому! Нет сейчас в городе других богатырей!
– Значит, Алёна вас вела! – догадался Федька. – Алёна! Ты где?
– Да вот же она!
* * *Народ расступился, и только тут все наконец обратили внимание, что Алёна превратилась в каменную статую. У ног статуи валялся кощаковский перстень.
– Да она ж каменная! – в ужасе пронеслось по толпе. – Как есть – каменная!
– Алёна, ты чего? – подскочил к ней Федька. – Что с тобой? Алёна!
Но Алёна не отзывалась, стояла холодна и неподвижна.
– Ты, Фёдор, тут мёртвый лежал, – пояснил Федьке старик, – а она на тебя какой-то водой брызнула и враз окаменела.
– Стало быть, то не сон был! Я, получается, и вправду помер.
– Нет, не сон! – подтвердили люди.
– Алёна!!!
Федька крикнул изо всех сил, обнял статую, но всё было бесполезно.
Каменная Алёна не шевелилась.
* * *– Ну, отзовись! Скажи хоть словечко! – упрашивал Федька.
– Бесполезно! – сочувственно заговорили вокруг. – Не трать сил понапрасну, Фёдор Иванович! Не отзовётся она! Каменная она теперича.
Но Федька не слушал.
– Как же мне тебя спасти, к жизни вернуть? – размышлял он. – Что же делать-то?
– Не иначе как это Кощаковы штучки! – сказал в это время кто-то у него за спиной. – Вона его перстенёк валяется!
– Ах Кощаковы!
Федька обернулся. Теперь он знал, что ему делать.
Нагнулся, поднял кощаковский перстень.
– Вот ты меня к своему хозяину и приведёшь!
Сунул перстень в карман, потом взял меч, что Фролка бросил, поправил шлем.
– Где Сивка, лошадь Алёнина? – спросил.
– Да вот же она, – ответили ему. – Рядом всё время крутится. Хозяйку, видать, жалеет.
Подвели Сивку, Федька сел верхом, оглядел притихших людей.
– Или я погибну, или Алёна жива будет! – объявил он.
– Куда ж ты на ночь-то глядя! – заголосили в толпе. – Не ездил бы ты, Фёдор Иванович! Грозен Кощак-то! Хитёр! Разбили его и ладно! Пусть бежит, раны зализывает! Не езди, Фёдор Иванович! Ведь убьёт он тебя! Кто тогда город защитит, если с нами богатыря не будет!
– Да какой я вам богатырь! – с горечью сказал Федька. – Только слово одно – богатырь, а больше-то и ничего. Звание богатырское в бою добывать надобно! Это ж не я – это Алёна город спасла, стало быть, она и есть истинный богатырь. И меня она к жизни вернула. Так ужель я теперь её так оставлю? Не бывать тому! Открывайте ворота!
И так он серьёзно всё это произнёс, что больше уже никто ему возражать не стал.
Молча открыли Федьке ворота, и понёсся он верхом на верной Сивке в тёмную ночь, в поисках грозного Кощака.
Глава четырнадцатая
Гадюка
Эту главу я должен начать с маленькой поправки. Ведь предыдущая закончилась на словах «в поисках грозного Кощака». А на самом-то деле не так уж и грозен был теперь побеждённый хан. Сильно подустал он за время долгой битвы.
Да и то, что остался совсем один, без войска, подействовало на хана очень скверно. Воины его все или полегли, или в страхе по лесам разбрелись. А к тому же и слуги ханские, да стражники, узнав о поражении, тоже сбежали.
Сидел Кощак в углу своего шатра, хмурый, раздражённый, теребил бородку, никак не мог придумать, что теперь делать.
* * *В шатёр, еле волоча ноги, вошла Акюдаг. На глазах дряхлела колдунья, походила уже на живой скелет.
– Что ж, не помог меч твой заговорённый! – гневно бросил ей из своего угла хан. – Поверил я тебе, старая, да зря. Фёдор-богатырь в одно мгновение верного Курахмана жизни лишил. Ничего из твоих обещаний не сработало! Пустое всё оказалось!
– Сам хорош! – огрызнулась колдунья. – Не смог со старыми да малыми справиться.
– Как же сладишь с ними, когда они за своим этим Фёдором-богатырём, как за каменной стеной! Все как один поднялись! Что ж твой шайтан на помощь не пришёл?
– Слаба я стала, – отозвалась Акюдаг. – Не слышит меня шайтан. Надо воду заветную достать! Любым путём! Тогда я снова молодой буду, в силушку войду! У тебя ведь золота много, переоденься, поскачи в город, не скупись, подкупи кого-нибудь, добудь мне ладанку, я в долгу не останусь! Только срочно, времени уже почти не осталось…
– Хватит ныть, старая карга! – прервал её Кощак. – Наслушался я тебя достаточно. Ещё не хватало, деньгами сорить! Деньги мне сейчас самому нужны, и немалые. Новое войско буду собирать – чтоб конца-края ему видно не было. На это всё моё золото и уйдёт. Так что ничем я тебе помочь не могу.
– Не бросай меня, старую, – запричитала Акюдаг. – Я тебе ещё пригожусь, как молодой стану, такого наколдую, никого сильней тебя не будет… Птицей полечу, рыбкой обернусь, всё для тебя сделаю!
– Тихо, замолчи! – прервал её хан. – Что это, никак скачет кто-то?
* * *Акюдаг замерла, прислушалась.
И вправду, издалека донёсся стук копыт. С каждой секундой становился он всё ближе, и вот оборвался перед входом в шатёр.
Кощак вскочил с места, на всякий случай выхватив ятаган.
* * *В шатёр вошёл Федька. Глаза его гневно горели, рука стискивала рукоять меча.
– Фёдор-богатырь! – прошептал Кощак. – Погубитель Курахмана и войска моего. Ты зачем здесь?
– Вот ты где прячешься, басурманово отродье! – ответил ему Федька. – Сейчас узнаешь зачем. А ну выходи биться, да не на живот, а на смерть!
«Погибель моя пришла!» – смертельно побледнел хан.
– Зачем нам биться, Фёдор-богатырь? – трусливо сказал он вслух. – Ты уже с Курахманом бился, хватит. Я видел, какой ты богатырь! Зауважал тебя. Давай лучше друзьями будем! Хочешь, я тебе золота целый мешок дам?
– Не надобно мне твоё золото, – презрительно сказал Федька. – Скажи, как Алёну оживить, тогда, может, и пощажу тебя.
– Оживить – не по моей части! – усмехнулся хан. – На тот свет отправить – это я могу! А насчёт оживить ты вон у старухи спроси, может, она и знает.
Федька повернулся к Акюдаг, которая слабела с каждой минутой, еле на ногах держалась.
– Говори, колдунья, по-хорошему, как Алёну оживить?
– Значит, Алёна всё-таки на тебя водой брызнула, а сама окаменела! Стало быть, нет больше живой воды. Пропала я! – в отчаянии зашипела Акюдаг.
– Ты чего там шепчешь? – крикнул Федька. – Говори громче!
* * *Но злобная старуха уже взяла себя в руки.
«По крайней мере тебе-то, проклятый мальчишка, я отомстить успею! – решила она про себя. – А девчонка эта так и останется каменной!»
А вслух прошептала:
– Ты нагнись-ка ко мне поближе! А то чего-то я плохо слышать стала. Ты что там промолвить изволил, мил-человек?
Федька шагнул к старушенции, нагнулся к ней, чтобы повторить вопрос. В ту же минуту Кощак, воспользовавшись тем, что Федька повернулся к нему спиной, занёс над ним меч.
И ни за что бы не спасся Федька от этого коварного, несущего смерть удара, если бы не увидел отражение злобного хана в маленьких зеркальцах, из которых состояло монисто на груди Акюдаг. Быстрее молнии повернулся он к врагу и поразил его своим мечом в самое сердце.
– Секир-башка! Зарезал меня! – только и промолвил Кощак и тут же испустил дух.
Федька же, разделавшись с ханом, возвратился к колдунье.
– Так ты, значит, вдруг оглохла, бабушка! – сказал он. – Сейчас я тебе слух-то верну. А ну говори, ведьма, как оживить Алёну!
И он замахнулся мечом.
– Никак ты её не оживишь! – злобно выкрикнула Акюдаг. – Если до утра богатырская слеза её не оросит, быть ей во веки вечные каменной. А как она до утра богатырской слезой умоется? Да никак! Так что, считай, навсегда!.. Хе-хе-хе-хе!..
Но вдруг колдунья перестала хихикать. Черты её исказились, лицо в ужасе вытянулось.
– Ой-ой-ой! – неожиданно закричала она. – Полночь!