— Придумай что-нибудь!
— Не могу ничего придумать.
— Тогда я умру от горя!
— Может, пройдет какое-нибудь животное и захочет почесаться.
— Ну и что?
— Оно почешется об меня и столкнет тебя вниз.
— Это все, что ты смог придумать?
— Но я не вижу другого выхода. Орех готов был расплакаться. И тут вдруг подул ветер, и орех покачнулся.
— Ой! — оживился он. — Что со мной происходит? Я вроде бы задвигался!
Ветер усилился. Орех перевернулся.
— Еще немного! — радостно крикнул он. — Дуй, дуй, ветер!
Вершины деревьев зашумели.
— Ура, ветер усиливается! — пришел в восторг орех. Он не смог высказать свою мысль до конца, так как перевернулся несколько раз и скатился на землю.
— Вот где мне будет хорошо! — обрадовался орех.
— Поздравляю! — сказал камень.
— Спасибо! Желаю и тебе удачи! Камень глубоко вздохнул:
— Какая у меня может быть удача?.. Я просто завидую тебе и таким, как ты.
— Почему?
— Потому что вы скитаетесь по белу свету, а я все время — на одном месте, как будто за что-нибудь наказан…
В словах старого неподвижного камня чувствовалось столько боли, что у ореха сжалось сердечко.
— Не тужи, произнес он, — теперь я буду расти возле тебя. И мы станем с тобой подолгу разговаривать.
И орех запел.
Тут Лисенок запнулся, потому что не мог придумать подходящей песни. А орлята смотрели ему прямо в рот и ждали, что он запоет, как делал это всегда, рассказывая сказки.
— И орех запел, — нашелся Лисенок, — следующую песню:
Как далеко от земли до неба,
И так же далеко от неба до земли.
Как высоко от пят до головы
И так же высоко от головы до пят.
Песня получилась не очень складная, но Лисенок не мог придумать ничего другого и поэтому вернулся к рассказу:
— Прошли годы. Возле старого камня вырос прекрасный куст орешника. Камень и орешник дни и ночи разговаривали друг с другом и жили как добрые друзья. Но однажды они поссорились.
Это произошло в тот день, когда на орешнике впервые созрели орехи, и возле него остановились два мальчика.
— Давай наберем орехов, — предложил один из них.
— Они слишком высоко, — возразил другой.
— Высоко? А мы заберемся вот на этот камень. Дети влезли на камень и набрали целую корзинку орехов. Как только они ушли, куст сердито обратился к камню:
— Видишь, что ты наделал? Если бы не ты, мальчишки не достали бы столько орехов.
— А что я мог сделать? — стал оправдываться камень. — К тому же добровольно ты не отдал бы ни одного ореха. Пусть дети полакомятся ими, для чего же еще нужны твои плоды!
Орешник три дня не разговаривал с камнем. А на четвертый сказал:
— Знаешь, — ты все-таки прав!.. Нельзя быть эгоистом. Дети так обрадовались орехам!
И друзья снова зажили в мире и согласии… Вам понравилась сказка?
— Да, — ответил Клювчо, — хотя она не такая смешная, как другие.
— Нельзя же рассказывать только смешное! — ответил Лисенок. — Смешные вещи трудно придумывать. Если просмотреть мировую литературу, то окажется, что серьезных книг много, а смешные можно по пальцам пересчитать.
— А теперь что мы станем делать? — спросил Черноперко.
— Мне хочется полетать! — неожиданно заявил Клювчо.
— Что? — изумился его брат.
— Полетать хочется!
— Как же так? Ты слышал, что сказали папа и мама? Они завтра начнут учить нас летать.
— А я хочу их удивить. Я чувствую силу в крыльях… По-моему летать совсем нетрудно.
Клювчо подскочил к краю гнезда и гордо расправил крылья:
— Глядите!
Он выскочил из гнезда и камнем полетел в пропасть.
Черноперко и Лисенок закричали от ужаса. Клювчо становился все меньше и меньше.
Он так испугался и растерялся, что не знал, что делать. Но внезапно крылья у него расправились, и Клювчо почувствовал, что повис между небом и землей.
— Ага! — радостно пискнул он. — А ведь это приятно!
Орленок заработал крыльями и заметил, что движется. Он заработал энергичнее, изогнул хвост и стал подниматься.
— Эй, видали! До чего же здорово!
— Вернись! Не делай глупостей! — закричал встревоженный Черноперко, Но Клювчо принялся кружить над гнездом, без конца поддевая своего осторожного брата:
— Что, боишься? А?.. Трусишка!.. А я полечу навстречу папе и маме!..
Воодушевленный первыми успехами, юный орел полетел к Молодому лесу.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ТАИНСТВЕННАЯ БОЖЬЯ КОРОВКА
Члены Военного совета, возглавляющие шествие, уже пересекли Папоротниковый лес и вступили в Хвойный лес, раскинувшийся на крутом горном склоне. Голуби-разведчики летели низко, над самыми вершинами деревьев, и все время поглядывали на небо. Но ничего тревожного пока не заметили.
— Давайте подождем членов Военного совета, — предложил Добрушко.
Стая расположилась на ветвях большой старой сосны. Вскоре между деревьями показался весь Военный совет во главе с Медведем.
— Пока что не видно никаких орлов, — доложил Добрушко.
— А если они и появятся, что мы сможем сделать? — грустно произнес Лохмач. — У нас до сих пор нет никакого плана действий.
— Давайте поговорим серьезно, — предложил Медведь. — И без того нужно подождать, пока подтянутся остальные.
Военный совет собрался под сосной. Все были озабочены. Первым взял слово Лис:
— Ясно, что существует какой-то выход. Я уверен, что можно проникнуть в орлиное гнездо. Но как это сделать — не знаю.
— И я думаю, что можно, — присоединился к нему Сивко.
Сивко сидел на ковре из сухих сосновых иголок и играл с божьей коровкой. Она ползала по его передней лапе, и Сивко напрасно ждал, когда она взлетит. Он поднимал лапу и шептал; «Божья коровка, полети на небо…» А божья коровка взмахивала крылышками, словно хотела взлететь, и все не улетала.
— Имейте ввиду, — заговорил Лохмач, — что вон там, наверху, лес кончается! От опушки леса до гнезда Каменара — только кусты да трава.
— И еще эти скалы, — дополнил Сивко.
— Да, наверху еще и скалы. Укрыться негде, нельзя подойти к гнезду незаметно.
— Это известно, — прошептал Медведь. — Нужно придумать что-то особенное.
Члены совета замолчали. Сивко смотрел на свою божью коровку, шептал: «Божья коровка, полети на небо…» и одновременно думал о Каменаре и других вещах.
Божья коровка расправляла крылышки и опять складывала их.
С дерева упала сосновая шишка и ударила Ежа по голове.
— Нападение! — завопил он и свернулся клубком, выставив иголки.
Члены Военного совета рассмеялись. Медведь хохотал до слез, а Лохмач принялся кувыркаться. Когда он поднялся, вся его шерсть была утыкана сосновыми иголками.
Даже бедный Лис улыбнулся и сказал:
— Ох уж этот Еж!..
Насмеявшись вдоволь, животные снова собрались в круг. И каждый почувствовал странное облегчение.
— Хорошая вещь — смех! — заметил Медведь. — Чувствуете, как полегчало на душе?
Жизнь без смеха невозможна. А как мало мы еще делаем для того, чтобы в нашем Тихом лесу каждый день звучал смех!
— Еще бы немного посмеяться, и я бы, наверно, внес дельное предложение, — сказал Лохмач. — Давай, Еж, выкини еще какую-нибудь штуку!
Но Еж сидел в стороне и обиженно смотрел на остальных.
— Всегда так, — произнес Медведь. — Когда все смеются, почти всегда кто-то один сердится.
— Тот, кто вызвал смех, — дополнил Лохмач.
— Не всегда, — возразил Сивко. — Сейчас я спою вам песенку, которая вас всех рассмешит, и никто не рассердится. Это будет так называемый безобидный смех.
Заяц Сивко встал возле пня, поклонился:
— Дорогие зрители, сейчас я исполню для вас…
— Мы вовсе не зрители, — прервал его Еж, глядя на Медведя. — Какие мы зрители, мы — Военный совет!
— Мы — как-будто зрители.
— Ну раз как-будто — тогда можно.
— Слушай, Сивко, расскажи лучше что-нибудь смешное, но короткое!
Заяц задумался.
— Что-то ты долго думаешь! — подал голос Лохмач.
— Чем короче смешная история, тем дольше над ней приходится думать!.. Так как времени на размышления у нас нет, я расскажу вам, вернее, спою одну песню. Это Песня Четырех Глухонемых. Слушайте!
Сивко поднял одну лапу над головой, а другую положил себе на плечо. Потом сложил обе лапы, словно для приветствия. Потом показал ладонь левой лапы и приложил ее к своему правому глазу. Другой лапой он отвел левую от своего глаза и положил ее себе на живот. Закрутился, упал на спину, поднялся, подмигнул, закрыл оба глаза, скрестил уши как ножницы, раскинул передние лапы, сел, раскрыл рот, закрыл его, приложил лапу к сердцу, уронил из левого глаза две слезы, потом одну — из правого, наклонился, поднял сосновую иголку, раскрыл воображаемый ножик и принялся затачивать иглу, потом быстро вонзил ее в то место, где находилось его сердце. И тотчас же замертво упал на землю.