— Уходи из моего сада, чего пришла? — бубнил Гришка, прилаживая доску, — дай молоток, не видишь, руки заняты.

Ксюшка подала.

— Девчонок ещё тут не хватало. Бантики-фантики. Подвинь доску к себе, а то криво.

Ксюшка подвинула.

Но прибивать было нечем, потому что Гришка забыл принести гвозди. Пришлось опять идти в дом.

А у Ксюшки вдруг снова заболела коленка. Боль вернулась внезапно. Ксюшка схватилась за дерево и стала раскачивать ногой, надеясь, что она, хоть немного, замолкнет. Платье было разорвано. За сестрёнкой она опоздала. Та снова осталась в продлённой группе. И теперь-то уж Ксюшке обязательно влетит от родителей.

…Когда последняя доска в заборе была прибита, Гришка поискал в карманах, потом осмотрел траву у забора и подозрительно глянул на Ксюшку.

— Куда клещи дела?

— Я не брала. На что они мне? — сказала Ксюшка, еле скрывая боль.

— Только свяжись с девчонкой, обязательно что-нибудь пропадёт. Миш, не видел клещи?

Но Мишка спал, смешно шевеля губами, будто во сне считал что-то.

— Считай, считай, скоро посчитаемся, — Гришка вырвал куст крапивы, который жалил Мишкино ухо.

— А может, ты клещи из кармана выронил, когда за гвоздями бегал? — спросила Ксюшка.

И они разбрелись по саду, обшаривая траву.

Петька бродил вдоль Гришкиного забора, как потерянный. Все доски были целы, а от Мишки не осталось и следа.

Куда же он делся? После того, как Петька всё узнал об Олеге, ему приходили в голову только мрачные мысли. Представилось, что Скорая помощь отвезла Мишку в больницу, и лежит он сейчас на операционном столе, а белый стерильный врач, наклонившись над ним, ампутирует ему уши.

Петька проклинал себя за то, что из-за Олега бросил товарища в беде. Разве так поступают настоящие друзья?

129

Тут из сада донёсся какой-то странный, не совсем понятный звук. Петька прислушался. Ему показалось, что в нескольких шагах отсюда, не торопясь, пилят кусок фанеры,

Петька заглянул в сад через глазок от сучка и в следующее мгновенье уже был по ту сторону забора.

Никакой фанеры не пилили. Это Мишка так отлично храпел во сне. Петька схватил его за плечи и посадил.

— Ты живой? — глупо спросил он.

— Делится без остатка, — спокойно ответил Мишка.

— Сам вылез, да? Говори!

— Давненько не решал я десятичных дробей, — совсем тихо произнёс Петькин друг и повалился на траву.

Петька знал, что трясти его бесполезно. Нужно набраться терпения и ждать, когда он сам проснётся.

Петька уселся поудобнее и стал ждать. Ему было о чём подумать.

В Гришкином саду сидели четверо. Вернее, трое, потому что Мишка лежал. А если уж очень точно говорить, то двое, так как Гришка стоял поодаль, прислонившись к яблоне.

Ксюшкина распухшая коленка была вымыта и замотана белой тряпочкой, из-под которой зеленел лист подорожника.

Молчали.

— Это она меня спасла, — прервал тишину Мишка, потирая нос и счастливо улыбаясь.

— Хочу быть мальчишкой и буду, — неожиданно весело заявила Ксюшка. — Мой папка хотел мальчишку, а родилась я. Всё равно докажу, что я мальчишка. Пускай радуется.

И только теперь ребята поняли, почему она не отращивает косичек.

Петька удивлённо смотрел на Ксюшку, а она вдруг смутилась, опустила глаза и стала обеими руками закрывать дыру на подоле платья. И Петька тоже почему-то засмущался, начал внимательно разглядывать комара на руке, будто увидел это насекомое первый раз в жизни.

А Мишка сказал:

— Конечно, хорошо, если б ты мальчишкой была. Тогда б мы с тобой, знаешь, как дружили?! Вот только…

И тут Ксюшка, будто волшебница, которая умеет читать мысли, тихо-тихо спросила:

— Почему вы все не верите мне?

— Потому что ты вруша, — наконец заговорил Петька, — мне сегодня за Волгой врала, что у тебя щи в глазу?

Ксюшка молчала.

— Ну признайся, что врала, хоть раз скажи правду, — почти умолял Петька.

— Так правда же? Щи! — тоненько крикнула Ксюшка.

Ребята отвернулись.

— Я щи подогревала, уронила ложку в кастрюлю, а они как брызнут прямо в глаз. Потом долго в глазу кто-то царапался. Хотите, я вам те щи покажу и ложку?

— Не надо, — остановил её Петька и улыбнулся.

Ему всё стало ясно. А Мишка продолжал допытываться:

— Про Бабу-Ягу тоже скажешь, не врала?

— Тоже.

— А кеды ей зачем?

— Так он же в турпоходы ходит.

— Кто он? Баба-Яга?

— Ну да, Феликс Матвеич. Это артист. Помните, мы всей школой в ТЮЗ ходили на сказку? Он там Бабу-Ягу играл. А я с ним в «Спортивном магазине» познакомилась. Он даже в гости меня приглашал и дал адрес: проспект Ленина, дом 38, квартира 35. Вот.

Теперь замолчал и Мишка.

— Это вам Олег сказал, что я вруша. Ему-то вы верите.

И грустно задумалась. А Мишка вдруг испуганно потянул Петьку за штанину:

— Слушай, а как же операция «Секрет»?

Он осёкся, не выдал ли секрета. Но Гришка шарил в траве, отыскивая клещи, которые будто в воду канули. Ксюшка тоже думала о чём-то своём. Они не слышали.

— Лежи, лежи, — жестом остановил его Петька, — приходи в себя. Теперь у нас будет совсем другая операция.

И обратился к Ксюшке:

— Эх ты, говоришь правду, а доказать не умеешь. Что же ты за человек?

А Ксюшка захлопала ресницами, да как запоёт:

Гришка перестал шарить в траве и повертел пальцем около головы.

— Ты что, того?

Но Петька его одёрнул.

— Не смей. Ты ничего не понимаешь.

Ей больно. И Гришка тут же замолчал.

— Пошли, сейчас во дворе собрание будет, по дороге всё расскажу, — продолжал Петька.

— Бабушка уже разве сдала экзамен? — удивилась Ксюшка.

— А мы сами. Без бабушки. Я теперь знаю, кто разорил клумбу, — он мельком взглянул на Ксюшкино платье. — Ты домой иди. Без тебя разберёмся.

Ксюшка кивнула.

Ребята видели: с Петькой что-то произошло. Он стоял перед ними, серьёзный, сосредоточенный и очень уверенный. Будто повзрослел. Казалось, что он стал выше ростом.

— Пошли! Время идёт! — двинулся Петька.

Мишка, наконец, поднялся. И тут все трое с удивленьем уставились на него. Через всю Мишкину щеку краснела глубокая вмятина.

Нет, это было не ухо от вышитого Варвариного кота. На щеке были — клещи.

Гришка и Мишка встретились глазами и молча сказали друг другу, что драка их откладывается. На некоторое время.

Ребят собралось целый двор. Убедить их в том, что Ксюшка всегда говорит правду, Петьке было нетрудно. Зато раскрыть глаза на Олега оказалось гораздо трудней. Тут одних слов было мало. Требовались факты.

— Олег, выйди, поговорим! — крикнул Петька, подойдя к раскрытому окну.

Но Олег не вышел. Двор настороженно молчал.

— Думаешь, не слышим, как ты топаешь? — вставил Мишка. — Я давно твои шаги через стенку выучил.

Шаги прекратились. Но Олег даже не показался в окошке.

Тогда Гришка ухватился за подоконник, подтянулся и заглянул в комнату. Комната была пуста, только на полу валялись Олеговы босоножки носами в разные стороны. Видно, Олег сбросил их, услышав Мишкины слова.

Гришка ловко перемахнул через подоконник и очутился в комнате. Он выбрал одну из босоножек и спрыгнул во двор к ребятам. На подошве красовалась заплатка, которая, по словам Мишки, была похожа на запятую, только большущую, а по словам Гришки — на щенячий хвост, только малюсенький. Гришка показал её всем, а потом вдавил подошву в землю рядом с бандитским следом на клумбе. Отпечатки оказались совершенно одинаковыми. Это было убедительно.

Двор возмущённо загудел.

— Эх ты, Олег, враль несчастный, — крикнул кто-то из ребят.

— Не Маслов ты, а Маргаринов! — поддержал другой голос.

— Малгалин не хочу, он не вкусный, — картаво произнёс мальчуган в полосатых трусах и сморщил рожицу.

Гришка опять вспрыгнул на подоконник и швырнул босоножку в комнату. Она плюхнулась на пол, повернулась носом к раскрытому окну и посмотрела на Гришку своей блестящей застёжкой. Может быть, ей захотелось убежать от своего хозяина?

И вдруг Гришке показалось, что кто-то всхлипывает в ванной. Но, возможно, это просто капало из крана.

В это время Петька увидел Ксюшку. Она успела переодеться. Платье было узкое, и поэтому шла она не размашистым, мальчишеским шагом, а какой-то незнакомой походкой. И от этой необычной походки появилось в ней что-то новое. Красивое. Даже то, что она прихрамывала, очень шло к ней сейчас. Петька и раньше видел её в этом платье, но только теперь разглядел, какое оно весёлое. Оказывается, всё платье в окошках. Вокруг них голубое, а в самих окошках — оранжевое, будто внутри свет горит.