Феи перед ней расступились, открыв красное мраморное возвышение, на котором в чем-то вроде сложенной руки из красной мягкой глины покоилась фея в бледно-голубом платье. Ее волосы по цвету напоминали безоблачное небо, как и одно из крыльев. Другое, серое и сломанное, свисало до земли рядом с рукой.
Фея попыталась сесть, но оказалась слишком слаба. Она протянула руку Руну, который тут же подлетел, поддержал ее за спину и усадил. Фея взглянула на Рапунцель синими глазами, полными столь разными эмоциями, что не сразу и поймешь. Рапунцель тоже посмотрела на фею, тяжело дыша из-за кляпа.
— Бедная маленькая узница, — сказала фея. — Рун, развяжи ее.
— Мудрейшая, если я отпущу ее, она сбежит или начнет драться...
— Развяжи ее, — повторила фея. — Ей некуда бежать, и она не может причинить нам вред здесь. Она даже не знает, в чем ее преступление. Связывать ее бессмысленно и жестоко.
— Сочувствие ослепляет тебя, — возразил Рун. — Она хочет твоей смерти. Это вопрос выживания.
Фея прошлась кончиками пальцев по мягкой глине, на которой сидела, а потом повела рукой в воздухе, словно отодвигая невидимый занавес. Коса Рапунцель свалилась на землю, а сама Рапунцель рухнула на колени в копну волос.
Когда она вновь подняла взгляд, могущественная фея упала на свое ложе, судорожно дыша и морща лоб.
Рун повернулся к Рапунцель:
— Она проявляет к тебе доброту после того, как ты ее ударила, сломала крыло и едва не убила. Ты ее отравила!
— Неправда! — крикнула Рапунцель. — Я никогда раньше ее не видела!
— Видела, — послышался тихий голос Джека. — Ты просто не помнишь.
— Бедная маленькая узница, — вновь произнесла фея. Она открыла глаза и слабо поманила Рапунцель: — Подойдешь ко мне?
Ей не оставили выбора. Феи подтолкнули ее к возвышению и вверх по ступенькам, затем принудили встать на колени перед своей старейшиной. Помост пах умирающими розами, и Рапунцель понимала почему: на столике рядом с феей на розовом носовом платке лежал пустой стеклянный флакончик из-под украденной росы. Рядом дымилась большая глиняная миска, издавая пронзительно сладкий и не слишком приятный запах.
— Дайте девочке немного места, — велела старейшина, и феи тут же отступили, хоть и с недовольным бормотанием. Старейшина положила красную ладонь на макушку Рапунцель, но тут же отдернула пальцы, словно обжегшись.
— Ведьмина магия, — прошептала она, округлив глаза. Пошевелила пальцами и помолчала. — Скажи мне, маленькая узница, как ты думаешь, что здесь происходит?
— Я знаю, что происходит, — заявила Рапунцель. — Ты — могущественная фея, которая явилась в мою башню. — Она утерла слюну и слезы с губ. — Но ты заболела от магии Ведьмы, и тебе потребовалась роса с моих роз, чтобы вылечиться. Джек обманом получил от меня росу, и Рун тебя пробудил. А теперь ты убьешь Ведьму, если сможешь.
— Она так много знает, — удивленно сказала старейшина.
Феи тихо переговаривались.
— Конечно я знаю! — Освободившись от своих пут, Рапунцель меньше боялась: страх уступил место гневу. — Я знаю, что тебе нравится причинять вред. Знаю, что ты пришла в мою башню. Я знаю все!
— Ты знаешь только то, что хочет Энвеария, — поправил Рун.
— Кто такая Энвеария? — спросила Рапунцель.
— Видишь? — обратился Рун к старейшине. — Не путай ее отрывистые знания с настоящим пониманием. Она даже не знает имя ведьмы.
Рапунцель вмешалась.
— Она просто Ведьма.
— Она говорит «ведьма», как ребенок произносит «мама», — с отвращением заметил Рун.
— Мама? — повторила Рапунцель.
— Где ее мать? — спросил Джек. — Она вообще существует? То есть, конечно, она существовала, но ведьма убила ее родителей или похитила Рапунцель, или...
— Похитила! — фыркнул Рун. — Нет. Это была сделка. Энвеария прекрасно все разыграла. Она выучилась на своих ошибках и теперь приобретает с каждым годом все больше могущества, а по мере его роста сжимает нас в кулаке.
— Вы ее пугаете, — сказала старейшина, наблюдая за Рапунцель. — Для одного раза новостей слишком много.
— Каких новостей? — закричала потрясенная Рапунцель. — Почему вы называете ее Энвеария? Что такое «мама»?
— Ее невинность очевидна в каждом слове, — продолжила старейшина. — Обращаясь с ней жестоко, мы научим ее, что именно нас надо бояться. И не будем в безопасности...
— Пока не уничтожим эту девочку, тем самым заставив Энвеарию бежать и начинать все сначала, — прервал Рун. — И ты это знаешь. Что же касается ее невинности, — он произнес это слово как что-то ненормальное, — самое время с ней покончить. Мы должны ее убить, Мудрейшая.
Рапунцель вздрогнула от ненависти в его взгляде.
— Нет, — ответила старейшина, дыша так быстро, что даже ее мертвое крыло, казалось, затрепетало. — Я не даю разрешения ее убить. Пока я жива, девочка тоже будет жить.
Рун взглянул на старейшину глазами, полными чувств, которые Рапунцель не могла определить. Взглянул твердо и в то же время мягко. Он коснулся щеки старейшины, а затем обжег взглядом кончик ее серого крыла.
— Ты жива.
— Жива, — согласилась та. — Пока.
Рун напрягся и указал на Рапунцель.
— Пока, — повторил он. — Но пока эта девочка живет для Энвеарии, тебе больше ничем нельзя помочь. Я отказываюсь продать твою жизнь за жизнь той, что навлекла на нас такие страдания!
При этих словах феи загомонили, горячо с ним соглашаясь.
— Дитя невиновно в наших страданиях и даже в моих. Она не знает, что из себя представляет. Мое ранение было случайностью. Она даже не помнит моего визита. Едва прикоснувшись к ее лбу, я почувствовала столько ведьминой магии, что, думаю, за последний год она забыла половину дней.
Рапунцель подпрыгнула.
— Лгунья! — крикнула она. — Я помню весь год и забыла всего один день.
Придя сюда, она подвергла Ведьму большей опасности, чем когда бы то ни было. Ведьма наверняка узнает, где она, придет на помощь, и их обеих убьют.
— Я причиняю ей боль, — забормотала Рапунцель, и слезы закипели в ней при мысли об уродливых морщинах на лице Ведьмы и белых прядях в ее волосах и о том, насколько все стало хуже теперь, когда башня осталась где-то далеко. — Из-за меня ей больно. Если бы я только прислушалась... Надо было попросить ее о помощи. Она так испугается. О Ведьма, Ведьма, прости...
Рапунцель расплакалась.
— Бедняжка, — мягко сказала фея, но ее доброта лишь напомнила Рапунцель о Ведьме и усилила поток слез. — Выслушай меня. Два дня назад я пришла к башне ведьмы. Пока принц звал тебя, я попыталась забраться по твоим волосам.
— Джек об этом рассказывал, — выдавила Рапунцель, икая в попытке подавить рыдания.
— Да, но он не все знает, — продолжила старейшина. — Тебе известно, что случилось, когда я до тебя добралась?
Рапунцель покачала головой.
— Ты собрала волосы, и я упала на камни твоего балкона. Как видишь, мое крыло сломалось. Ты не знала, что я там, и тебя нельзя в этом винить. Когда ты меня нашла, то встревожилась и проявила доброту. — Она повысила голос, и на красном лбу выступили капельки пота. — Надеюсь, вы все слушаете. — Ее слова разнеслись над затихшей площадью. — Девочка повела себя со мной очень бережно. Она жаждала мне помочь. — Фея продолжила тише, словно рассказывая Рапунцель сказку на ночь: —Ты взяла меня на руки и внесла внутрь. Тебе было любопытно встретить новое существо и хотелось как-то помочь, так что ты уложила меня в заросли ведьминых цветов и напоила росой с ее роз. Я оказалась слишком слаба, чтобы отказаться, и не смогла воспользоваться голосом — магия в башне слишком сильна. Откуда ж тебе было знать, что для меня эта роса ядовита.
Рапунцель и так мутило, а теперь еще заныло сердце. Она не помнила ничего из сказанного старейшиной, но каким-то образом знала, что это правда. Она отравила фею и сломала ей крыло. Возможно, не нарочно, но все же.
Рапунцель закрыла лицо руками.
— Она ведет себя так, словно ей не наплевать, — сказал Рун. — Но она ничего не знает о боли, а ты... Ты не можешь летать! Почему ты ее защищаешь? Почему?
— Есть вещи поважнее полетов, — ответила фея, крепко сжимая ладонь Руна в своих. — И пока я... — Она тяжело вздохнула. — Пока я сожалею о потере...
Ее голос надломился, и на площадь опустилась ужасная тишина. Никто не двинулся, пока старейшина не заговорила вновь.
— Жертва оказалась не напрасной, — сказала она. — Стеблелаз спас меня из башни и принес сюда. А теперь, когда вы привели маленькую узницу, у меня есть то, чего я хотела, ради чего лезла на башню.
— Чего же ты хотела? — потребовала ответа Рапунцель.
— Поговорить с тобой. Рассказать тебе все и посмотреть, способна ли ты слышать, или всякая надежда потеряна. Я верю, ты достаточно молода, чтобы тебя можно было спасти. И после нашей встречи моя вера возросла, поскольку хоть ты себялюбива и невежественна, но обладаешь добрым сердцем.