— Эй, — кричат, — старик! Не видел ли ты, как проходили здесь парень да девушка?
— Как не видеть, видел!
— Когда?
— А когда я был еще молод, да только что нанялся в пастухи, да когда двух овечек пас. А сейчас я уже старик и от тех двух овечек у меня целое стадо.
— Э!.. Где же мы их догоним! — говорят гонцы. — Тут овечек, может, с тысячу. Сколько лет прошло, когда они здесь проходили!
Поскакали гонцы назад, к пану. А Юрий с девушкой прежний вид приняли и дальше побежали.
Вернулись гонцы и говорят пану:
— Никого мы не видели. Может, след потеряли, может, не по той дороге погнались, повстречали мы только пастуха да стадо овец. Тот пастух сказал нам, что он с малых лет в тех местах стадо пасет, а парня с девушкой не видел.
— Ах вы дурни! — закричала пани. — Ведь это они и были! Надо было старика убить, а овец сюда пригнать! Ведь это моя служанка! Это она обернулась овцами, а парня пастухом сделала!
— Скачите снова, догоняйте! — кричит пан. — Его рубите топорами, а овец ко мне гоните!
Кинулись гонцы назад, в погоню. А Юрий с девушкой тем временем уже далеко отбежали. Бегут они, бегут… Говорит девушка Юрию:
— Приляг ухом к земле да послушай — не шумит ли дубрава, не стонет ли дорога, нет ли за нами погони?
Послушал Юрий и говорит:
— Сильно шумит дубрава, сильно стонет дорога! Гонятся за нами панские слуги!
Тут девушка платочком махнула — сама обернулась садом, а Юрий стал старым садовником.
Подъезжают гонцы и спрашивают:
— Не видел ли ты, дед, как тут двое бежали — парень да девушка молодая?
— Нет, никого я не видел, хоть давным-давно этот сад стерегу, — отвечает садовник.
— А пастух не гнал ли тут овечек?
— И пастуха не видел.
Так гонцы ни с чем повернули назад. А Юрий с девушкой побежали дальше.
Приехали гонцы и рассказывают пану и пани как и что:
— Никого мы не догнали: будто растаяли они оба! Повстречали мы только садовника в саду, так он сказал нам, что никто по той дороге не бежал и пастух овечек не гнал. Мы и вернулись. Что ж, ловить ветер в. поле?..
— Дурни вы! — закричали на них пан и пани, — Нужно было рубить и сад, и садовника! Ведь это же были Юрий и служанка наша! Плохая на вас надежда! Надо самим гнаться!
И кинулись в погоню пан и пани вместе с гонцами; летят — пыль облаком поднимается, земля дрожит, кругом гул идет.
Услышали Юрий с девушкой этот шум да гул — быстрей бежать пустились. Догадались они, что пан и пани вместе с гонцами за ними гонятся. А гул тем временем все громче и громче становится.
— Ну, — говорит девушка, — хоть и недалеко до твоего дома, только не успеем добежать… Надо спасать тебя. Я разольюсь рекой, а ты на другом берегу будешь.
И сейчас же — хлип! — разлилась широкой рекой. А Юрий на другом берегу очутился.
Тут скоро пан и пани со своими слугами подскакали. Взглянула пани на речку и закричала:
— Секите ее топорами! Секите топорами!
Кинулись слуги к реке, стали сечь ее топорами.
Застонала река, кровью потекла.
А Юрий на другом берегу стоит, помочь ничем не может, что делать — не знает.
— Околевай, негодная! — кричат пан и пани реке. — А ты, мужичий сын, берегись: и до тебя доберемся!
Покричали, погрозили, да ничего поделать не могли. Так ни с чем и домой возвратились. Слышит Юрий — стонет река:
— Ох, тяжело мне… Долго мне еще отлеживаться — раны болят. Долго с тобой не видеться… Иди, Юрий, домой, к отцу, к матери, только меня не забывай! Да смотри ни с кем не целуйся. Поцелуешься — меня забудешь. Приходи сюда почаще — проведывай меня!
Пошел Юрий домой, грустный, печальный. Думал с молодой женой вернуться, а вот как вышло…
Пришел он домой. Отец с матерью как увидели его, чуть от радости не умерли. Только очень удивились, что Юрий ни с кем целоваться не хочет. Даже с ними ни разу не поцеловался. И стал Юрий дома жить, родителей своих радовать. А как настанет вечер — пойдет он к реке, поговорит с нею и вернется домой. Сам ждет не дождется, когда у девушки раны заживут.
Так много времени прошло. Вода в реке посветлела — раны у девушки стали заживать, закрываться.
И надо было беде случиться: заснул раз Юрий, а в это время пришел дед старый и поцеловал его, сонного. Проснулся Юрий и забыл девушку — словно и не видел ее никогда.
Прошло еще немного времени, отец и говорит Юрию:
— Что ты все холост ходишь? Надо тебе жениться. Мы тебе хорошую невесту высмотрели.
Понравилась эта невеста Юрию. Стали свадьбу справлять. Свадьба была веселая, шумная. Одному Юрию что-то не по себе — тяжко, тревожно, сердце щемит, сам не знает почему.
А на кухне каравайницы свадебный каравай готовят: тесто месят, всякие украшения лепят. Вдруг вошла какая-то незнакомая девушка и говорит:
— Дозвольте мне, каравайницы, сделать вам селезня и уточку на каравай и поднести тот каравай молодым!
Каравайницы дозволили. Вылепила девушка из теста селезня и уточку. Посадила селезня на каравай, а уточку в руках держит. После того вошла в горницу, поставила каравай перед молодыми, сама селезню по голове Уточкиным клювом стукает и приговаривает:
— Забыл ты, селезень, как я тебя из неволи вызволяла! — да в голову его стук. — Забыл, как я тебя от гибели спасла! — да снова в голову его стук. — Забыл, как я за тебя раны принимала! — да еще в голову его стук.
Тут Юрий будто проснулся — припомнил, что с ним случилось, узнал свою девушку. Вскочил он с места, кинулся к ней, стал к сердцу прижимать:
— Вот, родители, моя жена милая! Это она меня от верной смерти спасла! Это она меня из неволи вызволила! Одну ее я люблю! А других и знать не хочу!
И посадил ее рядом с собой. Справили тут веселую свадьбу, и стал Юрий жить со своей молодой женой.
И долго жили, счастливо жили!
ФЭТ-ФРУМОС И СОЛНЦЕ.
Молдавская сказка
Перевод С. Сырцовой, литературная обработка В. Гацака
авным-давно, а может быть, и не так давно, не скажу, только случилась такая беда — не стало на земле Солнца. Всегда стояла непроглядная ночь, да такая темная-темная. Не было света и тепла. Стали гибнуть леса и поля, а за ними звери и птицы.
Говорили люди, что Солнце украли драконы. Но куда они его упрятали, никто не знал. И страдал от темноты несчастный народ — ох, как страдал!
Так вот, в те времена на опушке дремучего леса, на берегу могучей реки, жили в ветхой избушке муж и жена. Были они очень бедные: в доме ни мяса, ни соли, во дворе ни птицы, ни скотины. Перебивались кое-как с хлеба на мякину. Мужик-то был старательный, собою ладный, семьянин хороший. Исходил он все царство вдоль и поперек, работу искал. Готов был воду из камня выжимать, лишь бы с пустыми руками домой не являться.
Но вот пошла по свету молва, будто можно Солнце из плена вызволить. Стали люди о том поговаривать и друг друга подбадривать. Ведь если Солнце спасти да на небо вознести, снова земля будет светлой и щедрой. Зелень покроет луга, на нивах созреет хлеб — только убирать поспевай! Привольно станет жить людям.
И вот собралось тогда человек тридцать, а может быть, и сорок, а с ними и тот мужик, который на опушке леса жил, и решили они пойти Солнце из неволи вызволить и на небо вернуть.
Горько плакала да причитала жена мужика, все просила его, чтоб не оставлял он ее одну-одинешеньку. Да не могла его уговорить. Чем громче она причитала, тем тверже муж на своем стоял. Ушел мужик из дому и пропал. И остальные, все, кто с ним пошел, точно в воду канули.
Немного времени прошло, как уехал мужик, и родила жена мужика сыночка, пухленького такого крепыша.
Дала она ему имя Ион, ласково звала Ио́никэ. А еще прозвала мальчика красавцем — Фэт-Фрумо́сом. И стал он Ионикэ Фэт-Фрумос.
Рос Ионикэ Фэт-Фрумос не по дням, а по часам. За день так вырастал, как другие за год. Неделя прошла — и за работу взялся: то одно мастерит, то другое. Но скоро понял: как ни старайся, все понапрасну — бедняк из нищеты никак не выбьется. Вот и спросил он однажды у матери:
— Скажи, мать, чем занимался мой отец? Стану я делать то же, может, заживем получше.
— Сыночек дорогой, помнится мне, что не приходилось ему вольно вздохнуть: всю жизнь он маялся на всякой работе, а достатка в доме так и не увидел.
— А куда же он пропал?
— Ох, горе мое, сыночек мой родненький! Лучше бы ты об этом не спрашивал! — запричитала мать и горько заплакала.
А когда успокоилась, призналась сыну:
— Боюсь я тебе рассказывать, как бы и ты не пошел вслед за отцом.
— Расскажи, матушка, расскажи!
Видит мать, пора уже сыну все знать, и стала она рассказывать ему, душу отводить:
— Жили мы всегда бедно, с горем пополам крохи добывали. А как пропало Солнце, совсем худо стало. И вот дошла до нас молва, будто какая-то злая сила запрятала Солнце в темницу. Собрались люди и отправились Солнце искать. С ними и отец твой пошел. И нет о нем с тех пор ни слуху ни духу.