– Что ж, раз так, вы вздремните, а я пока буду отгонять воров и любопытных сорок, – предложил Кац галантно.

– А как же ваше обещание другу? И я не собираюсь спать, – настаивала Алиса. –Мне точно нельзя сейчас засыпать. Я чувствую, что тогда слишком долго не проснусь.

– О, я всегда держу обещания, – ответил Кац с обнадёживающей улыбкой. – Будьте спокойны.

– Тогда не дайте мне уснуть, если вы не против ненадолго отложить выполнение поручения. Расскажите мне что-нибудь увлекательное, мистер Кац. Расскажите историю своей жизни. Расскажите о родителях. О том, как они приехали сюда, а затем вы появились на свет и стали барристером. Выйдет довольно длинный рассказ.

– Что ж, полагаю, кому-то это покажется вполне интересным, но сомневаюсь, что истории про штудирование права помогут вам не заснуть. Что, если вместо этого я расскажу вам легенду, которую вы, держу пари, никогда не слышали? О сказочном городе под названием Хельм, полном глупцов и безумцев?

– Звучит великолепно. Мне как раз предстоит отыскать кучку безумцев, – охотно согласилась Алиса и только потом сообразила, как нелепо это прозвучало.

– Что ж, как любят говорить англичане, давным-давно жили-были...

Тут Кац наконец опустился на землю. Возможно, было что-то неподобающее в том, насколько близко к Алисе сидел молодой человек, но они не касались друг друга и не происходило ничего по-идиотски волшебного или романтичного, вроде того, что Алиса медленно уснула бы, поддавшись дневной истоме, и прильнула к нему. Он не предложил ей свой сюртук, чтобы её согреть. Ничего такого.

– В великом польском городе Хельм было немало мудрецов, проводивших дни в спорах обо всём, начиная с количества ангелов, которым дозволено танцевать на булавочной головке, и заканчивая лучшим способом не дать луне утонуть в озере ночью. Как-то раз городской пекарь пришёл к раввину с непростым вопросом...

Алиса слушала как можно внимательнее: Кац говорил чётко, с хорошо поставленной дикцией учёного человека. Казалось, рассказывать истории для него было привычным делом.

Однако день медленно творил над ней своё волшебство, и вскоре Алисе стало трудно сосредоточиться. Вместо того чтобы не давать ей уснуть и увлекать сюжетом, история убаюкивала Алису, приближая к опасной черте, за которой её ждала сладкая дрёма. Алиса наблюдала за утками, игравшими в камышах у берега, теряя интерес к перипетиям судьбы хельмского пекаря и его родни.

«До чего хороши камыши, в которых резвятся утки, – подумала она, пока Кац продолжал рассказ. – Я как-то собрала несколько особенно душистых, когда мы плавали в лодке. Кто был со мной? Матильда? Не помню. А чем питаются утки? Лягушками? Корнями?»

«Вы только взгляните, как в реке отражается небо. В воде у берега отражаются утки. Небо и облака хоть и перевёрнуты, но выглядят так же, а вот утки плавают вниз головой. Вы только посмотрите на эту забавную утку вверх тормашками, которая таращится на меня так, словно ей что-то известно. Будто она вообще может что-то знать. Глупая утка. Что ж, пожалуй, утка по ту сторону отражения действительно что-то знает. Утки по ту сторону не похожи на этих. В водной глади весь мир выглядит мудрым и чудным... ой!»

Алиса резко присела. Зеркальная утка смотрела прямо на неё. Сквозь воду.

– Помоги нам, – сказала утка, не столько умоляюще, сколько раздражённо.

– Я всё слышала! – завопила Алиса. – Нашла: река! В ней всё с точностью до наоборот – противоположно!

Она вскочила на ноги и с резвостью, которой у неё ещё мгновение назад не было, рванула с пригорка к уткам. Какая-то её часть переживала, что Кац ей помешает, очевидно, что благоразумные девушки так себя не ведут. Вероятно, со стороны казалось, что Алиса внезапно решила утопиться, этакая английская Офелия. Однако если Кац и бежал за ней, то слишком медленно и тихо.

– Я тебя вижу! Ты нырнула туда! Не прикидывайся! – прокричала Алиса и бросилась в воду.

Глава 5

Алиса всё падала, и падала, и падала, увлекаемая на дно нижними юбками, кринолинами, чулками и туфлями. Руки и ноги запутывались в камышах, тростнике и острых, липких водорослях, которые пытались схватить её и утопить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Наконец заработал инстинкт самосохранения, как и ноги. Пока Алиса билась и крутилась, ей в голову пришла мысль выпрямиться, подняв голову к небу и опустив стопы на илистое дно: вода у края реки отнюдь не выглядела глубокой. У берега, где резвились утки, за которыми она наблюдала, было совсем мелко: только и хватало лягушкам, чтобы по-быстрому скрыться, когда к ним подходили слишком близко. Она никак не могла находиться в воде вертикально, работать ногами и при этом не касаться ими дна.

И тем не менее Алиса чувствовала тяжесть бескрайней воды, целого океана, простиравшегося во всех направлениях. Она задержалась там на мгновение, не дыша, прежде чем неохотно вынырнуть на поверхность.

Алиса ахнула, когда её голова вырвалась из воды. Волосы превратились в распущенную гриву, с которой текли целые реки. Разумеется, она сидела. Широко и неуклюже раздвинув ноги. В неглубоком бассейне.

Это был декоративный прямоугольный бассейн, такие наверняка можно увидеть в книге о виллах Древнего Рима. По углам так, чтобы они смотрелись естественно, разместили искусственные растения – камыши. Красного цвета.

Вообще-то, красным было всё вокруг.

Алиса с криком выдернула руки из воды, полагая, что она вся в крови.

Во все стороны полетели прозрачные, как бриллианты, капли, и она поняла, что красным был только сам бассейн: плитка на дне, стенках и вокруг него. Вода внутри была обыкновенной и чистой, но пропускала ярко-ярко-алый цвет.

– Любопытно, – сказала Алиса, чуть успокоившись, хоть и всё ещё немного бледная. Она встала, и вода отхлынула от неё, будь Алиса внимательнее, она бы заметила, что обсохла неестественно быстро.

– У меня получилось! Это вовсе не сон! Я в сознании, живая и... в Стране чудес?

Место, в котором она очутилась, очень сильно походило на продолжение римской виллы, только изжившей себя и безвкусной (или, возможно, спроектированной заурядным и бездарным подражателем классиков). Мозаика под ногами складывалась, по всей видимости, в какие-то рисунки и узоры, вот только они были полностью красными. Перед Алисой возникла единственная стена с единственным проходом, такая же красная. За дверью вдалеке Алиса видела начало густого леса, причудливо мокрого по краям и ярко-алого.

(Хотя, если прищуриться, можно было разглядеть природные оттенки то тут, то там: проглядывавшие клочки зелёного и бурого.)

От влажной стены перед ней исходил сильный запах.

Алиса прохлюпала к ней, ноги было по-прежнему тяжело переставлять из-за воды, которую начерпали кожаные туфли. Выставив палец вперёд, она осторожно прикоснулась к стене. Кончик испачкался в красном. Она поднесла его к носу.

– Молочная краска, – пробормотала Алиса, не очень-то удивившись. За открытой дверью в никуда оказался симпатичный садик с апельсиновыми деревьями. Фрукты, все до единого, были идеально круглой формы и красные. Словно яблоки с картинки в книжке. Алисе было очень тревожно и неспокойно, словно произошло или случится что-то ужасное, как в прочитанных ею описаниях сражений времён Гражданской войны в США, когда брат встречался с братом, одетым в цвета противника. Обстановка выглядела знакомо, но жутко. Всё вокруг красное и пугающее. Алиса не сомневалась, что снимок Королевы Червей получился бы в точно таких же красных тонах, будь фотографии цветными.

Внезапно поднялся жуткий шум, ужасающий, громкий и не поддающийся объяснению. Алиса вздрогнула, закрывая уши и обхватывая голову руками в попытке его заглушить (и наверняка испачкав волосы краской). Звук чем-то напоминал грохот, с которым обрушивается куча вещей (гигантская, громадная гора из кастрюль и сковородок). Ещё он немного походил на гонг, вроде того крохотного в чайной госпожи Яо, но в тысячу раз сильнее, словно в него била тысяча малюсеньких спятивших обезьянок.