Тибурсий, невольно отстраненный от дел, впал в уныние, а госпожа Кастелянша навлекала на замок все новые и новые беды. Разлука с королевой делалась все невыносимей. Король слал письма одно за другим, забыв о пустых обидах. Королева отвечала. Свидание их приближалось, и вот однажды королю сообщили, что Антония неожиданно вернулась. Тибурсий бросился к ней, — увы, радость его была преждевременна. Королева приняла его холодно и отчужденно. За ее прекрасным лицом пряталась ложь. Она словно пыталась специально оттолкнуть его и вызвать неприязнь. Антония сыпала на него бесчисленные упреки, перечисляла обиды, обвиняла в бесчувствии… Король не пытался оправдываться, и они снова расстались.

Но через несколько дней он получил от Антонии письмо, в котором она писала, что устала от долгой разлуки и жаждет встречи.

Встречи? Но разве они не виделись только что? Двойник, разыгравший его в день свадьбы, вспомнился Тибурсию, и он потребовал немедленного возвращения королевы. Но прошло еще немало времени, прежде чем они встретились. Началась война, и связь между королевской четой прервалась.

Но испытаниям все-таки суждено было кончиться. Тяжелая война неожиданно обернулась победой. Армия Тибурсия двигалась к полю решительного сражения и внезапно остановилась. Король залюбовался чудесным закатом в горах, и никто не решился прервать его раздумья. Никто, кроме госпожи Кастелянши, которая неожиданно оказалась у шатра Тибурсия. Она торопила его, уговаривала опередить противника, чтобы занять выгодные позиции, но король не внял ей. В результате войска прибыли к месту, опоздав на целый день. Враги же явились вовремя — и именно в этот день случилось землетрясение. Без всякой битвы армия противника была разгромлена силами природы. Удача вновь повернулась к королю. Он поспешил домой, опережая войско.

У ворот замка его ждали двое — Антония и Ильва. Со слезами на глазах королева сообщила, что у нее похитили корону и она не решается войти в замок. Здесь же она встретила их крестницу, и они ждут возвращения Тибурсия уже несколько дней. Счастливый король сам отпер ворота.

Было раннее утро, все спали; тихо они прошли в тронный зал — и, изумленные, остановились. В золотом королевском кресле сидела женщина, как в зеркале повторяющая чертами Антонию, но на голове ее сверкала корона. Казалось, она спала, но при их появлении немедленно открыла глаза.

— Вот наконец-то и вы, мой возлюбленный король, — промолвила она. — Теперь мы все дома.

Спутница короля схватилась за грудь, Тибурсий переводил взгляд с одной на другую и не мог сделать выбор. Тогда Ильва шагнула вперед и пошла к трону.

— Не тронь меня, девчонка! — закричала женщина. — Это мой замок! Я жила в нем пять лет и вложила в него все свои силы. Теперь все вещи здесь подчинены моей воле. Этот жалкий король тоже мой! Его давно бы свергли с престола, если б я не защищала его перед силами темных. Корону я надела по праву— не просто красоты, но и силы, которой не чета Антония! Мой род древнее, и все эти земли когда-то принадлежали нам!..

Меж тем девочка протянула руку и выхватила гребень из волос двойника. Пышная прическа рассыпалась, волосы разметались по плечам разъяренной волной и не могли больше скрывать лохматые мышиные уши, вставшие над головой. Разоблаченная самозванка вскочила и, подхватив ребенка, ринулась к открытому окну.

— Ее жизнь стоит короны, Тибурсий! Верни мне замок— и я оставлю жизнь Ильве!

Но внезапно лицо ее исказилось ужасной гримасой.

— Отпусти меня, Сова! — закричала она. — Оставь мне жизнь! Я отрекаюсь от себя, я проклинаю всех Карабоссов!

И с воем, рыча, как зверь, она прыгнула в окно. Не достигнув земли, Мэйгл Тереза Бор, графиня Карабосс, темная фея Серых Скал превратилась в летучую мышь невероятных размеров. Белая Сова набросилась на нее и разодрала ее перепончатые крылья. Раздался звук лопнувшей струны — и внезапно в воздухе явилась, вместо мыши, вторая сова — серая. Она, тяжело взмахивая крыльями и издавая глухие крики, устремилась к урочищу. Белая вернулась в залу — и вновь у окна стояла Ильва.

— Мэйгл! — крикнула она вслед серой сове. — Сражайся с летучими мышами, которых ты сама породила! Это будет твоим искуплением и возможностью возвращения в мир людей!

Тибурсий с изумлением смотрел на девочку.

— Кто ты? Скажи, Ильва! — наконец вопросил он.

— Я ваша крестная дочь и фея Замка! — улыбнулось дитя. — Теперь вы можете не бояться, я никогда больше не покину вас!

Каждому ли удается прожить собственную жизнь, а не заимствованную из чужих образцов, опыта, понимания? А как разобраться в этом, если только интуиция чуть слышно подсказывает, идешь ты своим путем или повторяешь чей-то?

В приюте святой Елизаветы при монастыре, куда свозили заболевших и безродных пилигримов, однажды оказалась необычная женщина. С первого взгляда она производила впечатление редкой красоты, в которой гармонично сочетались правильность черт и ясность духа. Природное благородство смягчало властность и вызывало скорее уважение, нежели жалость. В самом деле, ей можно было посочувствовать: в цвете лет несчастный случай лишил ее возможности ходить и серьезно повредил память. Она не знала собственного имени, а в обрывках прошлой жизни вырисовывалась какая-то фантастическая история.

В обители дали ей прозвище Графиня; старались помочь вспомнить прошлое, чтобы отыскать родственников. По словам несчастной женщины, она родилась в знатной семье и с детства была обручена с сыном соседей. Однако судьба ее сложилась иначе, и когда она выросла, отдала руку иному избраннику. Отвергнутый жених проклял ее и, не в силах отказаться от Графини, попытался похитить ее. Оступился ли конь, или сама женщина выпрыгнула из седла, — но только на всем скаку она ударилась о землю. Вероятно, ее сочли мертвой и едва не похоронили. Жизнь вернулась к ней, но она превратилась в одинокую калеку, не способную передвигаться и забывшую свою семью и имя. Никто не разыскивал ее, хотя Графиня сквозь туман забвения вспоминала, что у нее был сын. Так или иначе, судьба Графини теперь была связана с приютом, уже и сама она не хотела быть обузой для близких, если б они обнаружились. Чего-чего, а жалости она не выносила и самой себе разрешала жалеть лишь о том, что не успела прожить свою жизнь.

Меж тем дни шли за днями, Графиня незаметно вошла в дела и заботы обители. Она выслушивала страждущих с таким участием, что тяжесть переживаний совершенно исчезала, словно переходя на ее плечи. Она давала столь мудрые советы, что разрешались, казалось бы, безвыходные ситуации. Одно ее присутствие будто облегчало жизнь.

Как-то на рождественской неделе старый знахарь, посещавший Приют, принес старинные сапоги с вытянутыми носами.

— Я шел с мыслью что-нибудь подарить вам, Графиня, и неожиданно ко мне пристала какая-то нищая старуха. Она была столь навязчива, что я в конце концов отдал ей все свои жалкие гроши. Тогда она всучила мне сверток и заявила, что я не пожалею о ее подарке, так как это сапоги самого короля Артура! Если это шутка, то она не дурна, подумал я, если правда — тем более. И вот — примите мои поздравления вместе с этим подношением.

Воистину, сапоги казались примечательными. Из мягчайшей кожи, с высокими ботфортами, чуть загнутыми носками, сбитыми каблуками и следами шпор, они явно прожили бурную жизнь и звали с собой в дорогу.

Прошло немало времени, прежде чем Графиня, в одну из бессонных ночей испытывая жестокие боли в ногах, решила натянуть сапоги… Земля закачалась под Графиней, когда она осознала свершившееся чудо. Боль разом ушла, и к ней вернулась способность к передвижению. Она вышла из обители и пошла по дороге, завернувшись в темный плащ. Звезды приветствовали ее, а упругая плоть дороги вливала силы тысяч людей, прошедших по ней. Прохладный воздух врывался в легкие, и она шла и шла, боясь остановиться. Она не хотела ни есть, ни пить и не замечала времени. Сапоги несли ее, сами выбирая путь.

Наконец однажды они свернули к мрачному темному замку. Тяжелые ворота, у которых застыли спящие воины, тихо приоткрылись, пропуская Графиню внутрь. Она прошла незамеченной и остановилась перед одинокой башней, откуда сквозь узкое оконце лился слабый свет. Прикосновение волшебного сапога — и дверь отворилась. Женщина поднялась на башню. Там, в полукруглом помещении, на охапке сена лежал прикованный к стене узник. Рядом с ним юный паж читал книгу. Иней покрывал стены, и оба пленника медленно коченели.

Появление Графини вызвало замешательство, они приняли ее за привидение. Прежде чем заговорить, она снова вышла и вернулась с дровами и пищей.

Чуть согревшись и утолив голод, незнакомцы представились.

— Король Артур, — молвил старший, склонив голову.