— Здравствуй, милое! — И зубы в улыбке сверкнули. А оглянулся на работу свою, на хлев-аж почернел весь. Столбы вкривь и вкось стоят, стены кособоки, а крыша где провалилась, где горбом торчит. Воскликнул Катушка: — Да неужели это я так работаю? — А потом еще раз сморщился и говорит: — Не потерплю такого позора. Что темная болезнь со мной сделала?!. — Ка-ак размахнулся да ка-ак ахнул топором по хлеву… Три бревна вышиб одним махом. А тут уж я ему подсобил — весь хлев повалил, только бревна застучали, будто гром загремел.

— Вот славно! — сказал Катушка, подбросил вверх молоток, поймал его и снова за работу взялся. — Теперь я не для вида буду строить, а прочно, красиво, удобно.

Порадовался я, глядя на него, а потом дальше полетел. Надо же посмотреть, что кругом делается. У-у-у!

Огородник Стручок вместе с братом вышли на улицу с лопатами. Стали показывать на солнце.

— Смотрите, солнце на небе появилось. Теперь уж мы будем работать по-настоящему. Вырастим сочные красные помидоры, хрустящие огурцы, освежающую редиску…

Я пролетел по улице и слышал, как пекарь разговаривал со своим соседом, сапожником.

— Теперь я буду печь хороший, вкусный хлеб.

— Я тоже больше не буду делать обувь для счета. Лучше сшить поменьше сапог, туфель, ботинок, но зато они будут легки и изящны, и каждый, кто носить их станет, помянет меня добрым словом.

Мне, Воздуху Сосновому Чистому Здоровому, было удивительно, как могут люди так поступать. Сшить своему соседу туфли, которые он будет носить и мучиться, или испечь такой хлеб, в котором зубы завязнут или, наоборот, не разгрызешь, и это настолько поразило меня, что я вслух сказал:

— Вот чудаки! Неужели не понимают, что нельзя делать только для счета и для вида?!

— Кто это назвал нас чудаками? — спросил сапожник, оглядываясь по сторонам. — Это ты, наверное, — обратился он к пекарю.

— Нет. Я не называл. Может быть, ты? — повторил вопрос пекарь.

— Нет.

— У-у-у! — засмеялся я и полетел дальше.

Из больницы в это время вышел Главный Врач. Его халат был таким выглаженным и накрахмаленным, что блестел, как снег в декабре. Вокруг него толпились солдаты санитарной армии.

— Слушайте, слушайте! — остановился на крыльце и поднял руку Главный Врач. — Сегодня праздник. Сегодня вновь поднялось в небо солнце, исчезла у нас темная болезнь, которая мешала нам делать все по-настоящему. Теперь мы любую работу будем выполнять с душой, старательно. И давайте попросим прощения у тех, кого мы обидели своим формальным отношением к работе. Я прошу не сердиться на меня за то, что я лечил все недуги касторкой.

— Я тебя прощаю, — сказал строитель Катушка.

— Я тоже прощаю, — повторил вслед за ним огородник Стручок. — Хотя мне касторка принесла больше вреда, чем Катушке. Я ведь и так худой, а после касторки совсем стал как скелет…

Толпа от больницы двинулась по улице. Всем хотелось посмотреть, что же делается в городе, который излечился от темной болезни. Я летел почти — над головой Катушки. Он шел быстрым шагом, а я порхал вокруг него, и, может быть, поэтому строитель стукнулся лбом о деревянный столб.

— Что это такое? — спросил он. — Столб стоит на дороге, и днище на нем от бочки прибито.

— Ты разве забыл? — ответил ему Стручок. — Это наше искусственное солнце. Ученый Гусиное Перо изобрел.

— Ха-ха-ха! О го-го! — засмеялся я. — До чего людей довела жизнь без солнца. Деревянные кружки вместо него повесили и радуются. Ха-ха-ха!

И Катушка, и Стручок, шедший рядом с ним, стали оглядываться, но, конечно, меня не увидели.

— Ха-ха-ха! — еще раз засмеялся я. — Деревяшки вместо солнца!

Но мой смех и мое восклицание они отнесли к Главному Врачу, который в это время шел по улице и говорил:

— Убрать надо этот столб. Ездить мешает. Пусть отнесут в больницу на дрова.

Огородник Стручок и его брат мигом вонзили свои лопаты в землю, плотник Катушка поднажал плечом — столб накренился и, наверное, тут же упал бы. Но в этот момент с крыльца большого дома, стоявшего напротив, сбежал вниз пожилой человек. Полы его халата развевались, шнурки ботинок волочились по земле, а ботинки соскакивали с ног. Подскочив к столбу, он обнял его обеими руками и крикнул:

— Мое искусственное солнце! Мое. Не дам его трогать. Не дам его ломать!!

— Этот столб мешает всем, — мягко сказал Главный Врач. — Его обязательно надо убрать с дороги.

Ученый еще крепче прижался к столбу и продолжал:

— Сейчас вы солнце сломаете, а потом дом отберете.

— Конечно, отберем, — дружно выкрикнула толпа. — Пусть у нас будет музей. Пусть все знают историю города: кто здесь жил, кто какими делами славен.

— Об ученом Гусином Пере нужно помянуть, каким он был, — насмешливо прогудел я, и все опять посмотрели на Главного Врача и подумали, что это он сказал, потому что голос у него был таким же густым и басовитым, как у меня…

Из сарая экспонаты торопливо переносили в комнаты и расставляли вдоль стен и у перегородки. Там, где стоял диван, на котором, попивая кофе, совсем недавно лежал ученый и хвалил себя за искусственное солнце, появились бивни мамонта, рог носорога и макеты хижин прадедов горожан…

Кого только не видел я в этот день в городе! У-у-у! Какие люди попадались, — продолжал Воздух Сосновый Чистый Здоровый. — Да надо было мясника найти. Я полетел к харчевне. Может быть, там встречу его. А вокруг харчевни людей видимо-невидимо. Окружили они низкое строение, как опята замшелый пень, и внутрь заглядывают. Кто в окно засунул голову, кто в дверях торчит. Любопытно мне стало. «У-у-у», — завыл я и сунулся туда. В низком помещении за длинными столами сидели люди. Ближе всех ко мне оказались Катушка и Стручок.

— Эй, сюда! — крикнул Катушка и махнул рукой. И тотчас же, покачиваясь на коротких кривых ногах, подплыло к нему бочкообразное туловище хозяина харчевни.

— Жареную картошку принеси.

— Сию минуту. — Круглая физиономия расплылась в улыбке, а пухлые короткие пальцы выхватили две монеты из рук Катушки и спрятали их в карман.

Катушке и Стручку подали пустую сковородку, пахнущую маслом, с крошками картофеля.

— Хватит, — сказал строитель, всем корпусом поворачиваясь к хозяину харчевни. — Прошло то время, когда мы скоблили пустые сковородки и подбирали крошки. — И, приподнявшись, он накрыл сковородкой голову хозяина харчевни вместе с белым колпаком.

Хозяин присел, чтобы избавиться от сковородки, но Катушка опустил ее ниже, и хозяин харчевни сразу стал похож на белый гриб боровик, когда он только что выбился из прошлогодней хвои и сухих листьев.

— Хватит, — продолжал Катушка. — Кормил нас для вида, а деньги брал. Теперь мы тебя покормим и денег не возьмем. Благодари нас получше да торопись откушать. Того и гляди твое место займут.

Хозяин упирался.

Катушка и Стручок повели хозяина харчевни к столу, где стояли стаканы с чаем, в которых не было ни сахара, ни заварки.

— Пей.

Волей-неволей хозяину харчевни пришлось проглотить мутную тепловатую воду.

— Нажился, когда мы болели. Теперь наше время пришло угощать тебя. Ха-ха! — И хозяина подвели к другому столу. Здесь стояли тарелки со щами, в которых не было ни мяса, ни капусты, ни картофеля.

— Кушай, дорогой, кушай, — приговаривал Стручок, поднося ко рту хозяина ложку. Строитель Катушка одной рукой держал его за плечи, чтобы не убежал, а другой прижимал к его голове все ту же пустую сковородку.

— Одна ложка. Две ложки. Три ложки, — считали жители города, стоявшие у окна.

— Четыре ложки, пять ложек, — подхватывали счет застрявшие в дверях наблюдатели.

— Я не хочу. Я сыт, — отнекивался хозяин.

— Ешь на здоровье! — увещевал строитель, подавая ложку за ложкой.

— Накорми его пельменями без пельменей, — советовали от окна.

— Нужно угостить его жареной рыбой без рыбы, — последовало предложение от двери.

— Спасибо. Спасибо. Не хочу, — вертел головой хозяин. — Я больше никогда никого не накормлю для видимости, — поднял руки кверху хозяин харчевни. — Я буду готовить вкусно, питательно и дешево.

— Сегодня праздник, — прижал его сковородкой Катушка. — Открывай свои кладовые, жарь, парь, чтобы всем хватило. Всех на праздник пригласи. И накорми их бесплатно… Сегодня солнце на небе сияет.

— Я… я… я, — возмутился хозяин харчевни. — Я сейчас к мяснику побегу. Он с вами расправится. — Катушка подмигнул Стручку. Тот мигом принес с соседнего стола блюдо с кашей, вернее, опять-таки воду, в которой плавало несколько просяных зернышек. Хозяин харчевни взглянул на блюдо, затряс головой, икнул и сказал:-

— Я все сделаю, как вы прикажете. Сейчас пойду жарить и парить. Всех накормлю и напою бесплатно.

Я нашел дом мясника по громкому блеянию овец и протяжному низкому мычанию коров. Подлетел к дому. Заглянул в окно. «Так и есть — дома», — удовлетворенно свистнул я и мигом влетел в раскрытую форточку.