На чердаке Пижма заметила узкий луч света, пробивавшийся через небольшое подковообразное окно. Пойдя на свет, она оказалась в длинной комнате с низким сводчатым потолком. Пижма поняла, что скорее всего очутилась там, где жила старая Фермальда. Несколько раз наткнувшись на запыленную мебель, она все же разыскала лампу, трут и огниво. Теперь света хватало, чтобы получше разглядеть беличье жилище. Комната была давно заброшена и изрядно пропылилась с тех пор, как ею перестали пользоваться. Обставлена она была всяким хламом, стащенным сюда из разных уголков чердака и подвала. Когда Пижма опустилась в одно из потертых кресел, вокруг нее тотчас же поднялось облачко пыли.

— Ну что, сударыня? Нашли что-нибудь интересное? Не сдержав испуганного крика, ежиха подскочила на месте.

В чердачную комнату вошел Мартин, за ним Ролло, Хват и Сноп. Пижма принялась лихорадочно изображать уборку, начав подметать пол прямо с середины комнаты, и, стараясь не глядеть в глаза Мартину и летописцу, забормотала невнятные объяснения:

— Я тут… это… подмести немного собралась… Я в том смысле, чтобы прибраться немножко…

Ролло закрыл рукавом рот и, помахав лапой, сказал:

— Пижма, прекрати поднимать пыль! Убери метлу. Мартин сел в кресло, и его глаза оказались на одном уровне с глазами Пижмы.

— Скажи, пожалуйста обратился он к молодой ежихе, — зачем ты вчера подслушивала наш разговор?

Пижма вытерла глаза уголком передника и сказала:

— Я вовсе не собиралась никого подслушивалась. Просто, проснувшись в лазарете, я жутко захотела есть. Тогда я вспомнила, что, когда мы возвращались из леса домой, вы что-то говорили про Весенний Пир. Вот я и пошла в Большой Зал. Но там было темно, на лестнице я остановилась и услышала какие-то голоса. Посмотрела вниз и поняла, что ужин давно закончился. Конечно, кое-что из вашего разговора я расслышала, но не специально. Когда до меня дошло, что еды на столах больше не осталось, я решила вас не беспокоить и вернуться в лазарет и неуклюже наступила на тарелку, которую кто-то из малышей оставил на лестнице. Она покатилась вниз и, наверное, разбилась, а я бегом бросилась обратно и легла спать. Ролло присел на подлокотник кресла.

— Полагаю, ты слышала, что мы говорили о Седоглупе, Фермальде и о том времени, когда он жил тут, у нее на чердаке.

На Пижму было жалко смотреть. Она смущенно глядела в пол прямо перед собой и негромко бормотала:

— Да, так получилось, что я все это слышала… и мне было так интересно… особенно стихотворение, которое прочитал господин аббат… Вот я и решила: поднимусь сюда и поищу ответ на ее загадку. Я только хотела вам помочь. Мартину стало жаль несчастную Пижму. Он взял ее за лапку и сказал:

— Никто и не думает, будто ты хотела сделать что-то плохое. Но посмотри вокруг: нашла что-нибудь интересное? По-моему, ничего тут нет. Старая, пыльная мебель… Что тебе здесь делать? В конце концов, тебе было сказано подмести главную лестницу. К чему проявлять самодеятельность? Так что, уважаемая, можете идти. В вашем распоряжении весь оставшийся день для игр во дворе.

Пижме не понравилось, что ее выставляют с чердака. Тогда Мартин отвел ее в сторону и сказал:

— Знаешь что, Пижма-фижма, как тебя называет Арвин, у меня для тебя есть другое дело. Если мне память не изменяет, этот сезон уже седьмой с тех пор, как аббат Дьюррал стал настоятелем Рэдволла. И вот у меня появилась мысль: а что если ты вместе с нашими новыми гостями приготовишь ему в качестве сюрприза большой торт? Согласна?

Хват потирал лапы от удовольствия.

— Отличная мысль! Сдается мне, что господин настоятель заслужил скромного тортика на семилетие своего руководства аббатством. Что скажешь, Сноп?

Совенок, поморгав, кивнул и сказал:

— Как говаривала моя матушка, самый лучший сюрприз — тот, которого не ожидаешь. И если мы не разболтаем всему аббатству о том, что готовим торт, сюрприз удастся на славу.

Хват, радостный, с готовностью направился к лестнице.

— Вот это здорово! Никогда прежде не готовил ни пирогов, ни тортов! Так что, Пижма, придется тебе показать мне, как это делается. Иначе у нас ничего не получится.

Пижме идея с тортом была очень даже по душе.

— Во-первых, вымойте лапы чисто-чисто, никаких пятнышек, соринок… Во-вторых, пусть наш брат Хиггли выделит нам плиту и отдельный большой стол на кухне. Из продуктов нам понадобятся фрукты, орехи, крем и, наверное, кружка октябрьского эля, чтобы замешать его в тесто. Я знаю, что господин настоятель очень любит темное тесто, пропитанное элем…

Веселые голоса вновь назначенных кондитеров удалились вниз по лестнице. Мартин тем временем подмигнул Ролло и сказал:

— Слушай, а может, и мы сходим посмотрим, это должно быть забавное зрелище.

Мартин встал с кресла, но его место тотчас же занял, соскользнув с подлокотника, старый летописец.

— Нет, Мартин, если хочешь, иди один. Я останусь тут, осмотрюсь, подумаю немножко.

Оставшись один на чердаке, Ролло продолжал сидеть в кресле. Он вздыхал, откидывался на спинку, наклонялся вперед, а затем, прикрыв глаза, задремал, и его передние лапы соскользнули с подлокотников на края сиденья.

Вскоре дремоту летописца Ролло как рукой сняло. Кому, как не ему, было знать, как часто вещи теряются, а потом находятся между подушкой кресла и его подлокотником. Вот и сейчас, опустив лапу с подлокотника, он с улыбкой извлек из щели за подушкой небольшой пергаментный свиток. Похоже, старушка Фермальда не слишком отличалась от него самого в последние годы жизни. Придвинув поближе лампу и вооружившись очками, старый летописец аккуратно развязал свиток, расправил его и присмотрелся к мелкому, неровному, но вполне разборчивому почерку. Буквы складывались в слова, слова — в строчки…

Очень непривычно называть бывшего пирата другом. Но вот этого горностая Седоглупа я с удовольствием называю своим другом. Интересно почему? Разве он не из тех, кто, приходя к нам с моря, всегда нес с собой беду и угрозу? Но я называю его другом, потому что он сам так первым назвал меня. Остальные не понимали его, он надоел всем своими постоянными жалобами и странным поведением. Но я-то знаю, что из-за этой глубокой раны на голове он не мог вести себя по-другому. Как же жесток оказался мир!

Я не боюсь смерти. Когда я увидела ее печать на лице Седоглупа, я решила сделать все, что в моих силах, чтобы скрасить его последние дни. Сидя здесь, у меня на чердаке, мы много разговаривали, и он рассказывал мне о дальних странах, о теплых морях, о тех островах, где никогда, не бывает зимы. Мысленно я уже видела прибой, разбивающийся о побережье Сампетры, я узнала об императоре, которого называют Безумный Глаз… Да, мой друг жил не самой лучшей жизнью, но в последние дни он раскаялся во всем зле, которое совершил. И хотя я старалась всячески успокоить его, он всегда волновался, опасался мести своих бывших товарищей и повелителя. Седоглуп поведал мне одну тайну, о которой попросил не рассказывать никому на. свете.

Однажды утром я проснулась и обнаружила, , что он исчез, ушел из нашего аббатства, чтобы найти смерть где-то в другом месте и не осложнять жить ни мне, ни моим друзьям. Если когда-нибудь к нам придут те, кто охотился за. моим несчастным другом, я выйду им навстречу и скажу, что никакого Седоглупа никогда здесь не было. Может быть, я спасу Рэдволл от лишних бед и неприятностей, потому что Рэдволл — это мой дом.

Что же касается тайны, которую поведал мне мой друг, я выполню свое обещание. Не буду рассказывать о ней, но напишу, а иначе «Слезы Всех Океанов» так и останутся навеки потерянными. А ведь когда-нибудь они могут понадобиться для великого и благородного дела. Седоглуп оставил «Слезы» мне как последний подарок своему единственному другу. Когда меня не станет, обрести эти «Слезы» сможет лишь тот, у кого хватит смелости и мудрости найти их, а если они попадут в лапы жадного или неразумного зверя, то принесут ему и всем окружающим только горе и смерть. Во сне я говорила с духом основателя нашего аббатства, с Мартином Воителем, тем самым первым Мартином Воителем, и я знаю, что поступаю правильно. А тому доброму зверю, чьего имени я не знаю и никогда не узнаю, я скажу вот что: ищи, и найдешь «Слезы Всех Океанов». Но не дай им ослепить тебя своей красотой, пользуйся ими мудро.

Ролло аккуратно свернул пергамент, спрятал его в рукав, затем взял лампу и направился вниз. В голове старого летописца роилось множество мыслей, которые никак не выстраивались в единую цепочку: завещание Фермальды, какие-то вопросы да еще это загадочное стихотворение. Он нашел Мартина на кухне и отозвал его в сторонку, чтобы серьезно поговорить.

— Мартин, там, на чердаке, я нашел очень странный пергамент, написанный Фермальдой.