И я ломанул прямо через луг, по колышущейся под ветром невысокой траве – мне по колено, не больше.

Пер я так долго, не оборачиваясь, но когда все-таки не выдержал и обернулся, то увидел, что развилка исчезла, дорог нигде нет ни одной, а тянущаяся за мной цепочка следов постепенно исчезает, скрываемая распрямляющейся травой.

Дорога назад отрезается. Буду идти вперед.

Я повернул голову в прежнем направлении, сделал пару шагов – и почувствовал легкое головокружение.

Окружающее на мгновение помутнело, и эта муть появилась не у меня в глазах или мозгу, а снаружи: исказились линии всех предметов, приобретя легкий акварельный вид. Но потом все разъяснелось, акварельные тона пропали и я, сделав еще несколько шагов, узрел перед собой чудесную речушку, на которой расположилась премиленькая водяная мельница. За мельницей разлился небольшой зеркальный прудик, из которого доносилось завораживающее пение русалок. Над водой начинал слоиться вечерний туман.

Пели русалки что-то до боли знакомое – не то из оперы "Русалочка", не то не-что народно-старинное, а, может быть, и современную стилизацию вышеназванного. Будь у меня абсолютный слух или музыкальное воспитание, а не жуткие нелады и с тем и с другим, я бы обязательно сказал, что именно они поют.

Я принялся вспоминать, из какой они могут быть сказки, но так ничего и не вспомнил. Должно быть, из серии приключений Ивана-дурака. Или Ивана-царевича. Мало их там, вернее, тут, имеется.

Из мельницы вышел некто высокий, обсыпанный мукой с головы до пят и остановился, озирая окрестности.

Я подошел поближе и поздоровался. Мне не ответили.

– Вы здешний мельник? – спросил я.

– Какой я мельник, – махнул он рукой и побрел к пруду. Наверное, умываться. Во всяком случае, я бы на его месте подумал прежде всего именно об умывании.

Когда он, не раздеваясь, плюхнулся в воду, русалки смолкли. Я прождал долго: мне хотелось поговорить с ним, выяснить, кто он такой, что делает на мельнице, и тому подобное, но он все не выныривал. По моим внутренним ощущениям прошло с полчаса, хотя по часам – не более пятнадцати минут. Русалки молчали, должно быть, уплыли вверх по течению реки. А может, нырнули вслед за нырнувшим – защекотать? Функции русалок я представлял себе весьма слабо.

Для разнообразие я прошелся по мельнице – должен же кто-то здесь остаться? Но никого не было. Пахло запустением и – все же – мукой. Кто вот только ее мелет? И кто и как привозит молоть – наезженной дороги к мельнице не наблюдалось, да и ненаезженной тоже. Виднелась лишь одна уходящая к лесу узкая тропинка.

Что же они, мешки на спине таскают? Или по воде привозят?

Я посмотрел на речку, на пруд – дорог и там не имелось. Вообще не было видно никаких следов.

"Здесь и заночую", – решил я. Надо же и русалок послушать – когда еще придется? Определить их репертуар, может, и поучиться у них пению. Могу я отдохнуть хоть немного?

Но тут прилетел филин.

– Ты что, ночевать тут собираешься? – осведомился он.

– А что, есть варианты? – мрачно спросил я.

– Да сюда же черти по ночам приходят! – ужаснулся он.

– Ну и что? – спросил я.

– Да они же тебя съедят! – ухнул филин. – Ты хоть в мельничный ковш заберись, да осени себя крестным знамением… крест-то у тебя есть?

– У меня кое-что получше есть, – процедил я сквозь зубы и протянул ему бляху Генерального Инспектора.

Филин испуганно ухнул, хлопнул крыльями и улетел.

Несмотря на это, его слова вселили в меня тоскливые мысли.

Я заглянул в мельничный ковш. Его стенки покрывал тонкий слой муки.

"В ковш не в ковш – там испачкаться можно, – подумал я, –но спрятаться желательно. Хотя бы на время, чтобы не спугнуть чертей. А то увидят меня – и убегут. А вот если я их первый увижу – то мои будут, не отвертятся, придется им на все вопросы отвечать. Чертей-то тоже проинспектировать нужно", – я достал из сумки экземпляр "Чертячьего устава" и наскоро пролистал его – пока еще было не очень темно.

Укрыться я решил за бочкой, в углу. Подстелил кучу старых мешков, привалился к бочке и задумался.

Мысли о чертях пробудили воспоминание о моей самой первой инспекции – в НИИН, научно-исследовательский институт нечисти. Меня даже передернуло, когда я вспомнил, что там увидел. Может, то была своего рода проверка: выдержу ли? Если после такого не уйду – значит, буду работать?

Ох, не время было вспоминать такое, ох, не время! И все же мне завспоминалось…