— Что вы о нем знаете? — спросила Гильфи.

— Очень мало. Предпочитаю держаться подальше и от него, и от его банды. Чего и вам советую.

— У него есть своя банда?

— Есть. Правда, я знать не знаю, сколько в ней разбойников.

— Они из Сант-Эголиуса?

— Если бы! — вздохнула черная полярная сова.

Услышав эти слова, друзья похолодели от страха. Это было почти то же самое, что сказала им перед смертью полосатая неясыть, когда Гильфи спросила, были ли ее убийцы бандой из Сант-Эголиуса. Все четверо просто не могли представить себе ничего ужаснее Академии для осиротевших совят. Теперь сомнений не оставалось — в мире было кое-что похуже. Металлический Клюв со своей бандой.

— Вы слышали об убийстве полосатой неясыти в Клювах? — спросил Сумрак.

— Слышала кое-что. Но не в моих обычаях совать клюв в чужие дела.

Что ж, Бубо не зря говорил, что одинокие кузнецы предпочитают держаться особняком!

— А где ваша кузня? — поинтересовалась Гильфи.

— Да уж не здесь!

«Ну и птица!» — вздохнул про себя Сорен. Похоже, она не очень-то разговорчива! Копуша упоминал, что она лихо умеет ругаться, да еще такими словами, которых и от Бубо-то не услышишь. Нечасто встретишь сову, которая может перебранить самого Бубо! Полярная сова не успела много сказать, и все-таки ее голос казался Сорену странно знакомым. Интересно, почему?

— Вы не сочтете за грубость, если я спрошу, где именно расположена ваша кузница? — продолжала Гильфи.

«Вот умница!» — восхитился Сорен. Все-таки в маленьком росте есть свои преимущества, по крайней мере, никто не ожидает от тебя такого напора.

— Там, — сова повернула голову и кивнула куда-то себе за плечо.

— А можно нам на нее взглянуть? — не отставала Гильфи. Черная полярная сова внимательно посмотрела на нее, потом опустила глаза и мигнула.

— Зачем это?

— Нам интересно. Мы никогда не были в кузне кузнеца-одиночки. Сова помолчала, как будто обдумывала, достаточно ли веская это причина.

— У меня там не так миленько, как у Бубо, — наконец, заявила она.

— Подумаешь! — гаркнул Сумрак. — Взгляните, мы и сами не очень-то миленькие!

Белые надбровные перья на лицевом диске Сумрака, изогнутой кромкой окружавшие его глаза и клюв, придавали серому совенку пугающе грозный вид. Что и говорить, его никак нельзя было назвать миленьким!

Черная полярная сова повернулась к Гильфи и хмыкнула:

— Маловата ты еще, чтобы шляться с этими хулиганами!

— Мы не хулиганы, мадам, — возразила Гильфи.

— С какой стати ты меня так называешь?! — грозно сверкнула глазами полярная сова, но маленькая Гильфи твердо выдержала ее пылающий взгляд.

«Ух-ху!» — ухнул про себя Сорен. Этой сове не нравится, когда ее называют мадам! Как там говорил Бубо? Им по душе дикая жизнь… Должно быть, у одиночек просто желудки переворачиваются, когда их называют сэрами или мадам.

— Мы не хулиганы. Мы — стая. Вот это Сорен, он мне как брат. Мы с ним вместе улетели из каньона Сант-Эголиус. Потом повстречали Сумрака с Копушей. Со временем мы все четверо пройдем Церемонию Стражей и станем настоящими рыцарями Га'Хуула. — Гильфи обернулась и обвела крылом троих друзей. — Я назвала вас «мадам», потому что несмотря на угольную пыль вижу перед собой прекрасную полярную сову, такую же пригожую, как мадам Плонк — первую красавицу нашего Великого Древа.

Сова сдавленно ахнула, и из глаз ее заструились слезы.

«Точно!» — теперь Сорен понял, кого она ему напоминала! В голосе одинокой совы звучали те же мелодичные переливы, которые каждое утро звенели в колыбельной песне мадам Плонк.

— Как ты догадалась, что я сестра Брунвеллы?

— Вы говорите о мадам Плонк? Это ее настоящее имя? — выпалил Сорен.

— Так точно. Идите за мной, молодежь. Я расскажу вам свою историю. Кстати, у меня есть свежие полевки. Только не обессудьте — я их никогда не жарю, не то, что у вас на острове!

— Не волнуйтесь! — успокоил ее Сорен. — Я летаю… летал с клювом всепогодников вместе с Эзилрибом, и у нас принято есть мясо сырым.

— Слыхала я о вашем Эзилрибе! От него по-прежнему нет никаких новостей?

— Нет, — грустно ответил Сорен, когда они поднялись в воздух.

— Бедный мой дружище… Все возвращается на круги своя… Что она имела в виду? Возможно, скоро они об этом узнают.

— Что это? — спросил Копуша, когда они опустились на развалины. Вокруг высились две с половиной стены из аккуратно уложенных друг на друга древних камней. Стены густо заросли плющом, а в центре огороженного ими пространства чернела яма для кузнечного горна. На одной из стен висел новенький шлем и набор боевых когтей. Сорен сразу увидел, что доспехи выполнены очень искусно и ничуть не уступают оружию работы Бубо.

— Здесь когда-то был огороженный сад или что-то в этом роде. Возможно, это часть замка.

— Работа Других? — уточнил Сорен.

— Смотри-ка, ты, оказывается, знаешь о Других! — хмыкнула сова.

— Совсем немного. Я читал о них в библиотеке, когда искал сведения о замках, церквях и амбарах. Понимаете, я сам амбарная сова, мне это интересно. Про Других я знаю только то, что жили они очень-очень давно и не были ни совами, ни птицами, ни зверями, по крайней мере, в наши дни таких животных больше не существует.

— Точно говоришь. А ты знаешь, что у них не было ни крыльев, ни перьев, а вместо ног торчали две длинные палки для ходьбы?

— Правда? — оживился Копуша. Тема ходьбы особенно его заинтересовала, ведь он умел не только летать, но и резво бегать по земле. «Как, должно быть, ужасно, иметь только одну возможность!» — подумал он про себя. — И как же они выживали?

— С трудом, сам понимаешь. В конце концов, и вовсе исчезли. Кстати, у них не только перьев не было, на них даже шерсть не росла!

— В таком случае, неудивительно, что они вымерли, — фыркнул Сумрак.

— Зато у них были камни, — напомнила полярная сова.

— Камни? Да какой от них прок?! — процедил Сумрак.

— Еще какой! Из них можно строить — дворцы, церкви, ограду для садов.

— А зачем нужно огораживать сад? — удивился Копуша.

На их острове прекрасные сады незаметно переходили в заросли папоротников и поросшую дикими цветами луговину.

— Откуда я знаю? — огрызнулась сова и принялась раскладывать перед гостями свежих полевок и пару сусликов. Внезапно она прыснула со смеху, так что с ее закопченных щек посыпалась сажа.

— Ну как, не очень я похожа на сестру знаменитой мадам Плонк?

— Мягко говоря, нет, — призналась Гильфи.

— Она добрая душа, но мы совсем разные. Мы родились в Северных царствах, за Ледяными проливами, на восточном берегу Моря Вечной Зимы. Считается, что там лежит прародина всех белых сов, но я в это не верю. Там живут и другие совы, не только полярные. Взять, скажем, вашего наставника, Эзилриба. Сам он пятнистая совка, а родился на небольшом островке, что расположен возле моего бывшего дома. Честно сказать, жизнь там страшная. Вечная война соперничающих кланов. Самые свирепые воины исходят с берегов Моря Вечной Зимы. Наши отец с матерью тоже были такими. Но несмотря на свой воинственный дух, они были не чужды искусству, ведь семейство Плонк издревле славится своими певцами. На протяжении тысячелетий в каждом совином государстве поют певцы из рода Плонк.

Должность певца Великого Древа Га'Хуула — наследственная, и ее может занимать лишь одна, самая лучшая полярная сова в каждом поколении. Такой совой оказалась моя сестра, Брунвелла. Что ж, с этим еще можно было как-то смириться, но смириться с мачехой — нет уж, увольте!

Моя мать погибла в Битве Ледяных Когтей — последней схватке большой войны Ледяных Когтей. Вскоре после этого мой папаша нашел себе новую подругу, жуткую старую полярную сову. Она обращалась со мной, как с куском чаечьего помета. Перед сестрой-то она лебезила, ну как же, Брунвелла со дня на день должна была стать певицей Великого Древа! В конце концов, мне пришлось убраться. Даже Брунвелла понимала, что я не могу больше оставаться в нашем дупле. А папаша был просто околдован этой дрянью! Он свято верил, что она не может сделать ничего дурного. Я долго не знала, куда мне податься. Что-то подсказывало мне, что я должна не просто убраться подальше от своей семейки, но найти в жизни новое дело. У меня был очень неплохой голос. Пусть не самый прекрасный для представительницы рода Плонк, но во много раз лучше, чем у других сов. Но я не хотела быть певицей. Кроме того, я никогда не была такой красоткой, как Брунвелла. У меня чуть сероватый оттенок оперения, поэтому, когда я линяю, на теле видны некрасивые белые пятна. Мачеха, кстати, так меня и звала: «Пятнашка-замарашка!»

— Какая жестокость! — ахнула Гильфи. — А как вас зовут по-настоящему?

«Интересно, скажет или нет?» — подумал Сорен, впиваясь глазами в сову.