— И что мне с ним делать?

— Пока просто подержи, — велел он мне. — А теперь подними-ка его повыше и внимательно посмотри ему в глаза. Старайся смотреть задумчиво, напусти на себя таинственный вид. Вот так! Отлично! А теперь замри и не двигайся.

— Но… прошу вас… Я попала в беду! Можно я теперь поищу Хильди?

— Тихо, детка! Ты идешь по лезвию бритвы и вот-вот оступишься и упадешь в царство Таинственного… — Незнакомец обошел вокруг меня, внимательно меня разглядывая, и наконец изрек: — А ведь, пожалуй, из тебя получится отличная ассистентка!

Я чуть не выронила череп этого Аполлония.

— Что? — выдохнула я. — Какая ассистентка? Что вы этим хотите сказать, господин мой?

— Ты ведь беглянка, верно?

— Ну… да… Но откуда вы знаете?

— Догадаться было нетрудно. Итак, что нужно тебе? Где-нибудь спрятаться. А что нужно мне? Мне нужен помощник, потому что мой слуга куда-то исчез. Вот ты и будешь моей ассистенткой. Как тебя зовут?

— Люси… А можно я здесь спрячусь? Вы меня не выдадите? Знаете, мне грозит ужасная опасность, а моя сестра…

— Тебя выдала? Какой позор! Но будь уверена — и это столь же точно, как то, что мое имя Данте Кадаверецци, — я никогда не предам беглеца! А теперь подай мне, пожалуйста, череп. — Он поставил череп Аполлония на место и принялся расставлять на маленькой сцене разные загадочные предметы.

— А вы тоже беглец, господин Кадаверецци? — спросила я, испытав некоторое облегчение.

Вид у него, правда, был довольно устрашающий, но я, как ни странно, чувствовала себя с ним в безопасности.

— Доктор Кадаверецци, если тебе будет угодно. Да, я шут, бродяга, — сказал он. Благородная, но очень ненадежная профессия. Как, ты сказала, твое имя? Люси? Нет, это не годится! Ты должна стать принцессой… Индийской? Перуанской? Нет, все это уже было… Ну конечно же! Ты будешь египетской принцессой! Ты будешь предсказывать… будущее, судьбу!

— Я? Буду предсказывать? Как это?

— Очень просто. За небольшую дополнительную плату любой сможет узнать свое будущее от загипнотизированной египетской принцессы. Тебя когда-нибудь гипнотизировали?

— Нет, никогда…

— Это очень легко. Ты закрываешь глаза, я совершаю несколько магических пассов, потом ты открываешь глаза и делаешь вид, что полностью загипнотизирована. Очень просто! Вот смотри!

Я встала, как он велел, и он притворился, будто гипнотизирует меня. Он был прав: это действительно оказалось очень просто.

— Ну, раз уж ты теперь принцесса, то у тебя должна быть корона и красивое платье. Ага! Вот это вполне подойдет… — Он обернул меня скатертью. — А что касается короны… Что ж, временно воспользуемся короной самого Шарлеманя[5]. — И он вытащил старинную золотую корону и осторожно водрузил ее мне на голову.

— Но ведь это, должно быть, совершенно драгоценная корона! — воскликнула я. — Вдруг я ее сломаю…

— Чрезвычайно драгоценная. Но я легко могу сделать точно такую же. Да, теперь я уверен: ты гораздо лучше моего слуги Макса! Он, конечно, парень добрый, хороший, но полный дурак. Когда я его гипнотизирую, он обязательно упадет, да еще и череп уронит, а иной раз так заденет шкаф, что все в нем вверх дном перевернет, или своей ножищей прямо на хрустальный шар наступит! А теперь давай я покажу тебе, как действует Летающий Дьявол. Вот здесь есть пружинка, которую ты должна спустить, когда я подам сигнал…

Я ничего не могла с этим поделать и еще часа два репетировала, старательно разбираясь в тех чудесах, что имелись у доктора в шкафу. В итоге голова у меня пошла кругом, руки заныли от усталости, и доктор, увидев, что я уже не стою на ногах, наконец разрешил мне немного передохнуть и велел подать нам вина и закуску. А я не смела даже сказать ему, что страшно голодна. У него был очень властный характер, и он полностью меня себе подчинил.

Мы минут десять передохнули, и доктор велел мне снова приниматься за работу. Я все пыталась рассказать ему о Шарлотте и о том, в какую беду мы попали, но он, даже слушая меня, думал, я уверена, только о предстоящем представлении. Он то и дело вскакивал, принимаясь описывать только что придуманный им фокус, и заставлял меня немедленно в нем поучаствовать, а потом повторять и повторять без конца, пока все у меня не начинало получаться блестяще. И уже к вечеру я была совершенно убеждена, что попала в руки к одному из самых сложных и удивительных представителей рода людского, то есть к гению.

Время пронеслось незаметно среди сменявших друг друга черепов и хрустальных шаров, летающих дьяволов и колоколов судьбы, игральных карт и волшебных сломанных часов. Я нажимала на самые разнообразные ручки и рукояти, что-то без конца включала и переключала (я даже вообразить себе не могла, что в одном-единственном шкафу может быть столько всего!), и наконец у меня возникло ощущение, что если меня раньше никогда и не гипнотизировали, то сейчас-то я точно нахожусь под воздействием гипноза. А когда часы на стене пробили девять, доктор Кадаверецци быстро завернул меня в скатерть, водрузил мне на голову корону, прошептал последние наставления, втолкнул меня в шкаф и закрыл дверцу.

Тьма окутала меня. Я слышала, как собираются зрители. Представление должно было вот-вот начаться.

Поскольку теперь не было никакого смысла даже начинать поиски Люси, я осталась на дороге (хотя бешеные порывы ветра и грозили меня с нее сдуть) и снова повернула в деревню, мечтая поскорее оказаться в нашей теплой кухне. Мама мне очень обрадовалась и долго встревоженно кудахтала над той отметиной, которую хлыст графа оставил у меня на шее. Потом она усадила меня за стол, подала мне тарелку супа, налила вина и снова принялась за работу: она прямо-таки с ног сбивалась — столько в гостинице было постояльцев.

В зале гремели песни, звенела посуда, слышались взрывы смеха и без конца раздавались требования подать еще угощения и вина, да такие громкие, что гремели ставни на окнах. Элиза и Ханнерль бегали туда-сюда как заведенные — в зал с тарелками, полными исходящих паром сосисок, тушеной капусты и клецек, и на кухню с горами пустых тарелок и грязных стаканов, которые, завершив круг, неизменно оказывались в раковине, возле которой я вскоре встала, по локоть погрузив руки и горячую воду. Это было, конечно, гораздо проще, чем скитаться в снегах, как король Венцеслас, тщетно надеясь отыскать какие-то следы Люси. Да мне и думать-то об этом было некогда — то и дело прибывала новая гора грязной посуды и, опасно кренясь, воздвигалась на краю мокрого стола возле раковины, и мне снова приходилось мыть и чистить.

Но больше всего сейчас мне хотелось поговорить с Петером! Впрочем, надеялась я, чуть позже мне удастся выкроить четверть часика и спуститься в подвал…

— А что это у нас так много народу? — спросила я у мамы, когда она на минутку забежала на кухню.

— Ах, это все из-за представления, которое сегодня устраивает доктор Кадаверецци! Я думала, ты знаешь. Все в долине только о нем и говорят.

— Да-да, я тоже о нем слышала, просто забыла. Ведь это же он дал мне ту афишу, чтоб ты ее на стену повесила.

— Так он потом даже хотел отменить представление, потому что…

— А что случилось?

— Да слуга его куда-то исчез! Впрочем, откуда тебе знать, ты же в замке была. Ну, во-первых, сержант Снитч затеял тут дурацкую возню с проверкой документов, вот слуга доктора Кадаверецци и исчез. Видно, сбежал куда-то. А доктору было нужно, чтобы он помог ему подготовить этот здоровенный шкаф. Не знаю уж, что он там с ним делает, но шкаф этот, честное слово, кого хочешь испугать может. В общем, он своего парня найти так и не смог. Его и до сих пор нет. А потом он, видно, нашел себе другого помощника, потому что сказал мне, что теперь все в порядке и выступать он все-таки будет, только пусть днем в зал никто не заглядывает, потому что ему надо порепетировать. Я, конечно, согласилась, и он ушел довольный. Очень воспитанный и учтивый господин! А уж собой как хорош! Знаешь, Хильди, если утром меня дома не найдешь, знай: твоя мать сбежала с доктором Кадаверецци!

«Ну и ну, — подумала я, — а мама-то влюбилась!» Конечно, не по-настоящему. Просто вокруг накануне соревнований царит невероятное возбуждение, да еще этот артист вдруг в нашу гостиницу пожаловал, да еще мама, наверное, вина как следует хлебнула — запотевшую бутылку я заметила в уголке. Иначе она никогда не позволила бы себе вести подобные разговоры, а уж если бы тут оказался Петер, так он сразу стал бы ее вышучивать и хохотать во все горло. Ну что ж, по крайней мере, она на какое-то время перестала так сильно о нем тревожиться. В общем, пока что самое главное — это Люси, напомнила я себе. Я, правда, сразу же спросила о ней у матери, как только добралась до гостиницы, и она ответила, что Люси сюда не приходила и никто в деревне ее не видел. Мне оставалось только надеяться, что все обойдется.