— Весьма любезно с вашей стороны, — промолвила она. — У меня такое замечательное настроение после этой прогулки, да и утро сегодня такое прелестное! Спасибо, граф, но я лучше выпью немного воды.

Она говорила с сильным акцентом, но совершенно уверенно и свободно, хотя некоторые ее фразы и звучали странновато. Графа, похоже, ее желание выпить воды совершенно сбило с толку, он не мог даже скрыть презрительной гримасы, когда она это сказала (грубиян этакий!), а я, сделав книксен, хотела уже броситься исполнять ее просьбу, но она вдруг остановила меня:

— А скажите, граф, не могла бы эта горничная позвать сюда девочек, чтобы я могла наконец с ними поздороваться? Я ведь в ваших краях долго задерживаться не собираюсь.

Я вопросительно посмотрела на графа Карлштайна.

— Прошу прощения, — сухо ответил он, — но это совершенно невозможно. Девочки больны. Обе.

Ему явно стало не по себе, когда он это сказал. Странно, но этот негодяй оказался никудышным лжецом! Мисс Давенпорт тоже сразу догадалась, что он лжет, и я заметила, как сверкнули ее глаза, когда она чуточку наклонилась к графу.

— Ах, как жаль, граф! Чем же они больны?

— У них лихорадка.

— В таком случае вы просто должны позволить мне их осмотреть. У меня, конечно, нет медицинского диплома, но я долгое время занималась медициной частным образом под руководством профессора Вюрмхеля из Хайдельберга. Скажите, граф, а кто их лечащий врач? Позвольте мне поговорить с ним. А воды я могу попить и после того, как осмотрю девочек. Пусть ваша горничная проводит меня в их комнату. — И она решительно встала и подошла ко мне.

«Так тебе и надо, Карлштайн!» — подумала я.

Но граф бросился к ней, словно случайно обжегшись о дрова в камине.

— Нет! Нет! Ни в коем случае! Я никак не могу этого разрешить! Они уже вне опасности, но врач не разрешил им ни с кем общаться, чтобы они снова не подхватили какую-нибудь заразу. Например, от путешественников, даже если эти путешественники — люди достаточно образованные, мисс Давенпорт. Ведь путешественники во время своих странствий бывают и в неблагополучных с точки зрения здоровья местах. Нет, нет, повидаться с ними я разрешить не могу. Мне очень жаль, но это так. Я нарушу свой долг, если позволю вам с ними увидеться.

Мисс Давенпорт внимательно за ним наблюдала. Вид у него и впрямь был такой, словно ему самому требовалась медицинская помощь: мертвенно-бледный, напряженный, кажется, вот-вот искры из глаз посыплются, на лице поблескивают капельки пота… Мисс Давенпорт рассматривала его, словно какое-то неведомое ей тропическое растение. Он попытался тоже взглянуть ей в глаза, но тут же отвернулся и потупился. После некоторых колебаний мисс Давенпорт снова села и спокойно сказала:

— Да, пожалуй, вы правы, граф Карлштайн. Так будет лучше.

Сложив руки на коленях, она быстро посмотрела на меня. Граф в эту минуту стоял ко мне спиной, и я успела несколько раз выразительно покачать головой. Обернувшись, граф заметил меня и сказал, нетерпеливо махнув рукой, словно желая, чтобы я поскорее убиралась вон:

— Ступай и принеси даме воды! Да побыстрее!

Я поспешила прочь. Когда я вернулась, они вежливо беседовали, по-моему, о погоде. Потом граф спросил, где мисс Давенпорт собирается остановиться, и я насторожилась, опасаясь, как бы он снова не отослал меня прочь. Но он не отослал, так что я услышала следующее: мисс Давенпорт прибыла в наши края, будучи полностью экипированной для длительного научно-исследовательского путешествия (она и прервала-то свои странствия всего лишь на день-два), так что ей будет вполне удобно в палатке, которой она пользуется постоянно, подобно краснокожим индейцам. Тем более, сказала она, в местной таверне полно народу, да и сержант Снитч запретил ей появляться в деревне. Тут граф опять гневно на меня воззрился, я поклонилась и вышла из комнаты.

«Я должна с ней поговорить!» — думала я. Но, увы, злые силы (и я все сильнее в этом убеждалась!) явно решили помешать осуществлению всех моих благих намерений. Потому что, как только я вернулась на кухню, ко мне бросилась фрау Вензель, наша повариха, плача от радости, и возбужденно заговорила:

— Ой, Хильди! Хильди! Как это замечательно, верно?

— Замечательно? Что тут такого замечательного? Что случилось?

— Знаешь, они нашли мисс Шарлотту! И привели ее в замок! Живую и здоровую!

Я так и села, не в силах скрыть изумление. Да уж, ничего не скажешь, «замечательно»! Я была просто вне себя от ярости. Я так и знала: эти глупышки вышли из хижины, спустились в деревню и Шарлотту поймали!

— А где она сейчас? — спросила я. — Пойду поскорей ее проведаю. Она наверняка захочет…

— Келмар! — послышался голос фрау Мюллер, и она, вытянув шею, точно рассерженная гусыня, возникла на пороге, отчего по кухне как будто холодный сквозняк пролетел. — Да, одну дрянную девчонку отыскали! Она сидит в башне, и навещать ее категорически запрещено. Слышишь? Не смей даже близко к ней подходить!

— Но где же она была? И что с ней случилось? И почему…

— Ты слышала? — оборвала меня фрау Мюллер. — По-моему, ты знаешь гораздо больше, чем хочешь показать. Учти: если ты хотя бы подойдешь к ее двери, я велю тебя выпороть как сидорову козу! И будь уверена, я это сделаю! Мало того!.. — Она с подозрительным видом оглядела кухню, погрозила мне пальцем и вышла столь же стремительно, как и появилась на пороге.

— Но почему мне нельзя подняться к Шарлотте? — спросила я у фрау Вензель, которая, в изнеможении откинувшись на спинку стула, слабо обмахивалась сегодняшним меню.

— Ах, милая, я бы на твоем месте с фрау Мюллер ни за что спорить не стала! У нее такой ужасный нрав — не дай бог ей на язык nопасться! Ох, сколько же здесь творится несправедливостей, Хильди, и мне со всем этим приходится мириться… Никто и никогда не позволил бы себе так со мной обращаться, а я все терплю… — Она раза два шмыгнула носом, несколько раз судорожно вздохнула, всхлипнула, и, похоже, самое страшное для нее осталось позади.

Пока она помешивала в сотейнике рагу, я сидела за с толом и мелко крошила морковь, потихоньку вытягивая из нее сведения о том, что произошло. А дело было примерно так: пока мисс Давенпорт беседовала наверху с графом Карлштайном, в ворота замка постучался один насквозь промокший господин (разумеется, Снивельвурст!), который дрожмя дрожал и прижимал к себе совершенно закоченевшую девочку. Снивельвурст, выбравшись на каменистый берег реки, в которую я его столкнула, совершенно случайно заметил Шарлотту, выходившую из леса. Он бы никогда ее не поймал, если б просто за ней погнался, но у него хватило хитрости (а вот благородства у него явно не хватало!) лечь на землю и начать звать на помощь… И Шарлотта, увидев, что на обочине дороги лежит человек, явно попавший в беду, вспомнила историю о добрых самаритянах и подошла к нему, чтобы помочь. И разумеется, он тут же стиснул ее запястье своими холодными скользкими лапами, торжествующе ухмыляясь при этом. В общем, он притащил ее в замок, но она, похоже, ни слова не сказала о том, где сейчас Люси и, самое главное, почему они решили убежать. Сейчас герр Снивельвурст, рассказывала фрау Вензель, сидит, опустив костлявые ноги в лохань с горячей водой, у камина в личных покоях фрау Мюллер, укутанный в одеяло, и глаза у него горят от выпитого бренди и сознания собственного героизма. «Жаль, что я его тогда не утопила, — думала я, стукнула бы но башке какой-нибудь палкой, и все! Когда теперь еще такая возможность представится?» Шарлотту заперли в чулане под кабинетом графа в наказание за гадкое поведение, как сказала фрау Мюллер. Но неужели я так и не сумела улучить ни минутки, чтобы пробраться туда? Нет, не сумела! Фрау Мюллер все утро не спускала с меня глаз, давая мне одно поручение за другим, и с каждой минутой настроение у меня все больше портилось. А после обеда она велела мне вычистить все столовое серебро, даже огромную супницу, украшенную изображениями горбатых дельфинов и пухленьких русалок, хотя этой супницей ни разу за последний год не пользовались. Серебряную утварь вытащили на свет божий и угрожающей грудой воздвигли на кухонном столе, и я принялась тереть каждый предмет мелким песочком, пока не исчезло даже самое маленькое пятнышко патины. И теперь мне прекрасно известно, куда девался этот проклятый темный налет, ибо к тому времени, как я вычистила все серебро, душа моя стала такой же тусклой и темной, как все эти вещи до чистки! А когда я снова убрала вычищенную посуду на место, мне велели вытереть пыль и подмести в покоях фрау Мюллер. А потом она сделала вид, что ей совершенно необходимо просмотреть все прошлогодние меню, и поручила мне разложить их по порядку — пыльные, древние, никому не нужные листочки с обтрепанными краями. Мне было ясно, что у нее на уме: она решила загрузить меня работой, чтобы держать подальше от Шарлотты. Весь день она так и нависала надо мной, но мысли о Шарлотте, запертой в башне, о Люси, бродящей в одиночестве по горам, и о мисс Давенпорт, которая совсем рядом и могла бы помочь, да только понятия не имеет о том, какая беда приключилась с ее девочками, крутились и царапались у меня в голове, точно злобные кошки в мешке. Через некоторое время граф Карлштайн снова уехал из замка, взяв с собой своих гончих, и тут настроение у меня совсем упало. Под вечер, когда фрау Мюллер велела мне отнести в гостиную охапку дров и зажечь там свет, я решила, что наконец-то у меня появилась минутка и я могу сбегать к Шарлотте, но мне снова помешали. В гостиной я наткнулась на Снивельвурста, храпевшего у камина, где едва теплился огонь, и нечаянно уронила тяжелые каминные щипцы на каменный бортик. Грохот разбудил его. Он вздрогнул, всхрапнул и резко сел. Увидев меня, он было снова сполз в кресло, но тут же окончательно проснулся и набросился на меня: