И научился. Стал на все руки мастер: старое починить, новое сколотить — всё умел.

Вот раз нанялся он к богатому мужику, который собрался новый амбар поставить. Мужик послал его лес для постройки валить. Повалил он стволов сколько нужно. Одного бревна не хватает. Присмотрел дуб потолще да повыше и давай топором махать. Свалился наконец дуб на землю, сучья обломал, верхушкой о землю грянулся. Видит купеческий сын — на верхушке гнездо воронье, а в гнезде что-то белеется. Подошёл поближе и не знает, то ли верить своим глазам, то ли не верить. Тот самый мешочек в гнезде, что ворона когда-то унесла! Схватил он его и к груди прижал.

«Верно, — думает, — срок нашим бедам кончается! Верно, жена через столько лет знак мне подаёт!»

Отвёз брёвна, хозяин спрашивает:

— Может, останешься амбар ставить?

— Нет, — отвечает, — мне теперь недосуг!

Снова отправился купеческий сын и не знает, долог ли тот путь будет или короток. Долог ли, короток ли, а прибрёл он однажды вечером к незнакомой панской усадьбе и ночевать попросился. Слуги его не пускают, прочь гонят.

— Нам не до гостей, — говорят, — у нас пан болен, может, до утра не доживёт.

Вышла тут ключница, молча посмотрела на него, потом сказала слугам:

— Куда вы прохожего человека на ночь глядя гоните? Я его сама накормлю да на лавку кожушок брошу.

Подаёт она путнику еду, а сама расспрашивает, откуда он да куда. Голос у неё ласковый, лицо приветливое.

«Эх, — думает купеческий сын, — не искал бы я свою жену, к этой бы посватался!»

И стал он ей рассказывать всё как было, что сперва случилось, что потом. А под конец показал ей мешочек с половинкой серебряного колечка, с половинкой узорного платочка. Тут ключица встала и прочь пошла, ни слова не промолвив. Да скоро вернулась и подаёт ему полколечка серебряного и полплаточка узорного.

— Неужто, — говорит, — не узнал ты меня, муженёк милый? А я тебя сразу узнала, едва ты порог переступил.

Приложила половинки, они и срослись. Колечко ей на палец само наделось, платочек на шею сам повязался.

— Так и мы с тобой, — жена сказала. — Полкольца не кольцо, полпары — не пара. Кончилось наше горе-гореванье. Одолели мы невзгоды, беды перетерпели. Теперь не разлучимся с тобой во веки. А вдвоём ничего не страшно.

За беседой не заметили, как и ночь прошла. А на заре позвали ключницу к старому пану.

Собрались у его постели все слуги. Тут он ей своё последнее слово сказал:

— Была бы у меня дочка, и та бы так мою старость не покоила, мою немощь не лелеяла, как ты, голубка. И за то оставляю тебе всё, что нажил, да всё, что от отцов-прадедов досталось.

Сказал так и вздохнул в последний раз.

Поплакала она над ним, поминки хорошие устроила.

С тех пор жили они с мужем в счастье. Хозяйство вели с разумом — чтоб самим не беднеть и людей не обидеть.

Видно, их Доля тем боком к ним повернулась, что не лохмотьями прикрыт, а богатыми одеждами украшен.

Всё утро пахал мужик своё поле. А в полдень сел перекусить, что из дому принёс. Картоху варёную с солью да с луковкой съел. Потом за воду с хлебом принялся. Мякиш сжевал, корочку бросил. И опять за работу.

Увидел это паук, обхватил лапками корочку и поволок прочь. Стояла на краю поля берёза, паук с корочкой на вершинку забрался. Сел на ветку, длинную паутинку вниз свесил.

Тут поднялся ветер, закружил паутинку и паучка с ней. Летит паутинка всё выше да выше… И закинуло её на облачко.

Плывёт облачко по небу, мимо солнца проплывает. Паук поднял корочку лапками, солнцу показал.

— Солнце ясное, ты всему живому на земле хозяин. Землю согреваешь, под твоими лучами урожай зреет. Да, видно, ты людям много хлеба даёшь, они его и съесть не могут. Глянь, солнце красное, бросил мужик корку! Свой труд, твой дар ногами затоптал.

Нахмурилось солнце, тучами закрылось. Потом в просвет выглянуло и говорит пауку:

— Ну, раз так, будет в это лето урожай невелик! Чтоб запомнили люди, что хлеб беречь надо.

И опять за тучами скрылось. Как солнце сказало, так оно и вышло.

А ты над этой сказкой подумай. Коли сметлив, сам поймёшь. Коли недогадлив, другие растолкуют.

На море, на океане, на острове Буяне стоит бык печёный, во рту чеснок толчёный, с одного боку режь, а с другого макай да ешь. Это пока ещё присказка, а присказка перед сказкой, что верстовой столб полосатый при дороге. От столба путь начинается, от присказки сказка слушается.

Было то ни далеко, ни близко, случилось ни высоко, ни низко, в некотором царстве, в некотором государстве, а именно в том, где мы с вами живём.

Стоял молодой солдат на часах во дворце царицы Екатерины. Ремни набелённые грудь перекрещивают, медные бляхи начищены, ружьё на плече, тесак на боку. Стоит, не шелохнётся. Да вспомнил свою милую, младшую служаночку при дворцовой кухне, и улыбнулся.

Тут как раз царица Екатерина мимо проходила, за ней свита — генералы да министры. А в тот день гневлива царица была — то ли спалось плохо, то ли, как говорится, с левой ноги встала. Как приметила, что солдат улыбнулся, обернулась к генералу, даёт приказ:

— Этого солдата примерно наказать! Завтра утром, когда с караула сменится, дать ему пять палок.

Генерал приказ записал и солдату протянул:

— Сам своему начальству отдашь.

— Так точно, слушаюсь! — солдат ответил и улыбаться перестал.

Наутро получил он пять палок ни за что ни про что, да ведь душа не на постоялом дворе живёт, с пяти ударов её из тела не выгонишь. Перетерпел солдат, думал, на том всё и кончится. Однако не так вышло.

День перебыл, ночь опять в карауле отстоял. А как утро настало, его снова наказывают. Потому-де в царицыном приказе написано: утром, как с караула сменится, дать пять палок. И никто того приказа не отменял.

Царица, ясное дело, про солдата и думать забыла, у генерала спина не болит, а офицеры своё дело исполняют.

Совсем плохое житьё у солдата пошло — что ни день по плечам палки гуляют.

Собрал он последние гроши и побрёл в трактир. Думает: «Хоть чаркой горе развею». А как налили ему чарку, он и пить не стал. Сидит пригорюнившись, солдатскую долю клянёт.

Тут подходит к нему неизвестный старичок и спрашивает:

— Что, солдат, невесел, чего голову повесил?

Ну, солдат ему всё как есть и рассказал.

Помолчал старичок и говорит:

— Не всякому горю поможешь, а твою беду отвести можно. Есть у меня заветная шкатулка с музыкой, что когда-то с турецкой войны принёс. Я ведь тоже, как ты, солдатом был. Играет эта шкатулка два сигнала военных: зорьку-побудку да вечерний отбой…

— Ну и что толку в твоей шкатулке? — перебил старичка солдат. — Я эти сигналы каждый день слышу.

— Ты, парень, не торопись. Когда смелешь, тогда и съешь. Не дослушав, не отказывайся, с ползагадки не догадывайся. А моя кума Агриппина, слышь, на царицу Екатерину похожа. И лицом и станом, будто сестры родные. Только доли у них разные: одна царица, а другая сапожникова молодица. Вот и думаю я так подладить, чтоб моя кума царицын приказ отменила…

Ничего солдатик не понимает, лишь глазами хлопает.

— Это как же сапожникова жена царицын приказ отменит?!

— А шкатулка на что? — старик смеётся. — Ведь она у меня волшебная. Словом, выходи вечером из дворца, я тебя поджидать буду.

Встретились они, как порешили, у дворцовой ограды, едва месяц на небе показался. Тут старик откинул крышку у шкатулки. Заиграла она отбой, а старик с солдатом — ать-два! ать-два! — вокруг дворца вышагивают. Обнесли кругом шкатулку, и заснули все во дворце крепким сном. И стража, и слуги, и фрейлины, и придворные, и блохи на собаках, и тараканы на кухне, и сама царица.

А потом отправились к бедному домишку, где сапожник с женой жили, и вокруг него шкатулку обнесли. Теперь и здесь спят — буди, не добудишься.

Полдела сделано, за другие полдела принялись. Поменяли они старикову куму Агриппину с царицей Екатериной. Царицу на жёсткую лавку уложили, а сапожникову жену — на золочёную кровать, на пуховую перину и атласным одеялом укрыли.

Ранним утром старик таким же манером зорьку-побудку сыграл.

Просыпаются все, и сапожник проснулся. Смотрит — жена ещё лежит. Никогда такого не бывало.

— Эй, жёнка, вставай! Печь у тебя не топлена, каша не сварена. А на тощее брюхо я много не наработаю.

Открыла глаза Екатерина, так и вскипела гневом:

— Как ты, грязный мужик, посмел мою царскую особу обеспокоить!

— Ты что, жена, совсем очумела?! Не доводи до греха! А то возьму сапожную колодку да так тебя проучу, что навек запомнишь. Ишь вздумала — царская особа!..

Огляделась тут царица. Что такое?! Стены закопчённые, печь в углу, всюду припас сапожный валяется — шила, ножи да молотки разбросаны.