– Ты почему варежки сразу не выбросил, когда тебе сказано было?
Рыцарь оправдывался: мол, поставил корзину возле двери, а потом другой мусор вынес, а про нее забыл, ну и т.д. В общем, не убедил оруженоску в чистоте своих намерений. Но та, хоть и строга была, все же и пожалеть барона Николая находила возможность, и приятное ему сказать не забывала.
– Какие ж это телохранители! – причитала она ласково. – Такое хорошее тело – испортили! Вот за уши бы их отодрать как следует!
– Ничего, до свадьбы заживет, – успокаивал рыцарь. – И потом, они же не мое тело охраняют, а этого подонка.
– Тогда так бы и назывались: телоохранители, а еще правильнее – телоохранники. А то – телохранители!
В семь часов вечера пришел почтальон с посланием. Оруженоска вскрыла конверт и вслух с выражением прочитала послание от Дона Капитона:
«Досточтимый любитель детских забав и уполномоченный маленьких человечков! Ваш вызов принят. Но хочу заметить, что, будучи человеком цивилизованным и используя все последние достижения гражданских прав и свобод, я жду вас не на поле брани, а в помещении Люмпенского Районного Суда, куда мною переданы материалы по обвинению вашей персоны в покушении на мою личность. Приходите на заседание завтра в полдень и прихватите с собой пару свидетелей, – они вам понадобятся больше, чем секунданты. Не явитесь добром – приведут силой. Рыцарь Старого и Нового света, почетный конкистадор республики, кавалер Ордена Подтяжки, спешившийся всадник Дон Капитон.»
– И все-таки ты его вызвал! – гордо сказала донья Маня, едва сдерживаясь, чтобы не расцеловать своего побитого рыцаря. – Значит так. Свидетелями будем я и Сандалетов. А материалов против Капитона у нас предостаточно.
– Нет, – возразил рыцарь, – и ты, и Сандалетов – лица заинтересованные, толку от вас мало. В этой истории единственный стоящий свидетель – это рыба.
– Но рыба ничего не скажет, – рыбы не говорят!
– Да они и по суше не ходят, – заметил барон Николай. – И по ночам не стонут.
– А вдруг нет никакой рыбы? – усомнилась донья Маня. – Вдруг это не рыба, а газетная утка?
– Посмотрим, проверим, – деловито отнекивался рыцарь. – И вообще, когда народ безмолвствует, самое время заговорить рыбам.
– Я понесу твои удочки, – засуетилась оруженоска.
Но барон Николай остановил ее.
– Ты – оставайся дома и пиши обвинительную речь, иначе мы ничего не успеем. Вспомни все, приклей газетные вырезки. Встретимся утром в суде, дорогая моя оруженоска. Я очень на тебя надеюсь.
– А, значит, я иногда все-таки нужна тебе?
– Не иногда, а всегда и везде. Именно поэтому я и не брал тебя с собой: этот Дон Капитон – это тебе не великан Псевдонимов какой-нибудь.
Барон Николай сам принял душ, сам побрился, попросил оруженоску заклеить ссадины парадным пластырем и сам нашел темные очки. Оруженоска заставила его надеть высокие резиновые ботфорты с шерстяным носком и вязаную шапочку, которую он обычно пододевал под шлем.
– На суд надо идти без очков, – посоветовала она. – Пусть присяжные видят, что с тобой сотворили эти головорезы!
– Нет, – замотал головой рыцарь, – не рыцарское дело – жалобить судей фонарями да фингалами. Обойдемся без подсветки.
Оруженоска ахнула:
– Боже мой! Тебе дали по башке, и ты стал говорить, как настоящий рыцарь!
– Это еще что! – присвистнул барон Николай. – Я еще сейчас действовать начну!
Уже у самых дверей Донья Маня схватилась за рыцарские рукава, как бы не давая ему уйти.
– Ты же не переносишь рыбу! – то ли ужаснулась, то ли восхитилась она.
Барон Николай сделал героическое лицо, повел бритыми желваками.
– Что рыба, – тихо сказал он. – Дети в опасности.
Оруженоска вдруг как-то обмякла, перехватила рыцаря за плечики кафтана и, повиснув на его груди, еле слышно произнесла:
– Хочешь, я накопаю тебе червей?
Барон Николай, совершенно не ожидая этого от себя, погладил оруженоску по волосам и ответил уже совсем не героическим голосом:
– Нет. Буду ловить на живца.
Рыцарь пришел в Люмпенский Суд без семи минут двенадцать. На макушке его красовалась шерстяная вязаная шапочка типа «петушок», на глазах бликовали черные пиратские очки. Донья Маня уже была здесь, она сидела на двухместной скамье ответчика и оберегала соседнее место, будто кроме самого ответчика кто-то мог его занять. Народу в партере и на галерке было много, но все вели себя тихо – очевидно это были завсегдатаи, любители театра справедливости. Присяжные (их было двадцать четыре: шесть пар из бюргеров и шесть пар из просторабочих) уже разместились в своей специальной ложе, а вот скамья истца все еще пустовала.
Пристроив удочки в подставку для зонтов, барон Николай разыскал секретаря, зарегистрировался и занял место рядом со своей оруженоской.
– От тебя пахнет рыбой, – тихо сказала та.
– Это к счастью, – рыцарь приподнял черные очки, подмигнул донье Мане и взял ее за руку.
Оруженоска показала на присяжных и еще тише заметила:
– Судя по их недовольным физиономиям, Капитон обошелся без подкупа; решил, что справиться с нами бесплатно.
– Это хорошо, что он держит меня за дурака, – удовлетворенно кивнул рыцарь.
– Видимо, ты произвел на него правильное впечатление, – пожала плечами оруженоска.
Ровно в двенадцать раздался гонг, распахнулась судейская дверь, и трое почтенных вельмож в черных балахонах и черных квадратных колпаках появились в зале. В этот же самый миг раскрылись другие двери, и Дон Капитон со своей свитой вошел в помещение с противоположной стороны. Зрители встали – не понятно было, кого они приветствуют: судейскую тройку или же прибывшего минута в минуту истца. Судьи проследовали на свои кафедральные места, а Дон Капитон, оставив двух телохранителей возле входа, прошел через весь зал и уселся – нога на ногу – в удобный шезлонг, который третий телохранитель принес с собой. В руках истец держал платиновую табакерку (в зале запрещалось курить, но нюхать можно было что угодно). Рядышком на скамье пристроился его адвокат – потасканного вида господин в белой сорочке и черных панталонах, в красных туфлях с бубенчиками на носках и с приколотой к рубашке опознавательной табличкой «Мистер Ёрик». Зрители опустились на свои места, близорукие приставили к глазам бинокли, тугоухие приспособили к ушам воронки.
– Заседание начинается! – сообщил Председатель судейской коллегии и трижды постучал буковой киянкой по дубовому бруску.
– Кто там? – спросил Судья левой руки.
– Мудрость и справедливость, – ответила Судья правой руки.
– Заходите, будьте как дома, – хором проговорили присяжные.
Эту репризу разыгрывали в начале каждого слушания как символический судебный ритуал. Устроившись покомфортней на своих тисовых тронах, судьи велели представителю истца ознакомить суд с исковым заявлением. Адвокат Дона Капитона, позвякивая бубенчиками, вышел к трибунке.
– Глубокоуважаемые господа присяжные, – всепроникающе зазвучал его дискант, – горячо любимые судьи, дорогой Председатель! Ищем заступничества и уповаем на ваш светлый разум!
И далее мистер Ёрик зачитал заявление своего подопечного, в котором говорилось, как «некий барон Николай, называющий себя рыцарем, под благовидным предлогом проник во дворец благороднейшего Дона Капитона и совершил покушение на его жизнь путем выстрела в упор из огнестрельного оружия неизвестного типа. И только чудо помогло благороднейшему Дону Капитону избежать смерти и отделаться легкими ожогами.» К заявлению обвинитель прилагал медицинскую справку о восьми ожогах, прожженную в пяти местах мужскую сорочку и обугленную орденскую подтяжку.
– Что скажете на это? – спросил судья у ответчика.
Барон Николай только собрался отвечать, как вдруг его опередила донья Маня.
– Позвольте мне, – сказала она, вставая и что-то по ходу дела помечая в своем блокнотике. – Я представляю сторону ответчика и хочу высказать несколько замечаний по поводу услышанного только что обвинения.
Председатель закивал головой.
– Итак, – начала оруженоска. – В выданной нам копии обвинения черным по белому написано: «совершил покушение путем выстрела в упор...» Я спрашиваю уважаемых судей и не менее уважаемых присяжных заседателей: как мог ответчик покушаться на жизнь Дона Капитона, если стрелял он не в него, а в какой-то упор? Что это был за упор? Во что он упирался? Куда он исчез и почему истец не представил нам этот упор в качестве вещественного доказательства? Не потому ли, что дактилоскопические и баллистические экспертизы данного вещдока могут привести к выводам, совершенно противоположным образом трактующим события, изложенные в заявлении истца? А?
Барон Николай даже рот открыл. Мистер Ёрик испуганно вчитывался в текст искового заявления. Сам Дон Капитон сохранял бесстрастное спокойствие, даже табакерки не приоткрыл. Председатель переглянулся со своими коллегами и кивком велел доньи Мане продолжать.