По ночам, когда в кухне никого не было, воск и кирпич вели между собой длинные разговоры. Однажды воск спросил у кирпича:
— Скажи, сосед, почему ты такой твердый?
Кирпич ответил:
— Я не всегда был таким. Я и мои братья сделаны из мягкой глины. Глину замесили водой, долго мяли, наготовили кирпичей, а потом сунули в огонь. Там-то мы и стали звонкими и твердыми.
— Ах, как бы я хотел походить на тебя! — вздохнул воск. — Когда ты примешься точить нож, приятно смотреть. Вжиг-вжиг! Только во все стороны искры летят. А попробуй я подставить ножу спину, он меня мигом изрежет на куски. Нет, нет, не уговаривай меня, мягким быть очень плохо.
Утром хозяйка растопила очаг. Пламя так и плясало по поленьям.
Тут воск вспомнил, что кирпич сделался твердым, побывав в огне. Он подвинулся к самому краю полки и скатился вниз на железный лист перед очагом. У, как жарко ему стало! Он весь обмяк и начал подтаивать. Верно, он растаял бы совсем, если бы в эту минуту в кухню не вошел хозяин. А надо сказать, что хозяин был кукольник. Он ходил по дворам и давал со своими куклами из дерева и тряпок веселые представления.
Хозяин нагнулся, чтобы разжечь трубку угольком из очага, и вдруг увидел воск, который хотел стать твердым, как кирпич, но вместо этого чуть не растаял.
— Вот замечательно, — воскликнул хозяин, — из этого воска я вылеплю новую куклу!
Так он и сделал — вылепил куклу и назвал ее Пульчинелло.
Кукла получилась такая смешная, что кто ни взглянет на ее вздернутый нос, рот до ушей и лукавые глаза, непременно рассмеется.
Когда кончалось представление, хозяин выставлял из-за ширмы Пульчинелло. Пульчинелло раскланивался во все стороны, а хозяин говорил за него тоненьким голосом:
— Уважаемые синьоры! Было время, когда я завидовал кирпичу только за то, что он твердый. Из кирпича, закаленного в огне, можно построить дом, но из него нельзя сделать Пульчинелло. Из меня, конечно, дом не построишь, да и от огня меня следует держать подальше. Но зато я весел сам и веселю вас. Так что вы видите, старые, молодые и даже маленькие синьоры, что всяк хорош на своем месте.
Потом Пульчинелло прятался за ширму и зрители, довольные, расходились по домам.
А откуда же хозяин Пульчинелло узнал, о чем беседовали кирпич и воск ночью на полке? Да очень просто. Он сам выдумал эту сказку и рассказал нам. А мы рассказали вам.
Черная лошадка
В первое же воскресенье Пеппе, наряженный, как на праздник, с цветком за ухом, зашагал на базар. Идет он и распевает во все горло:
Услыхал эту песенку священник и выскочил за ворота.
— Сын мои Джузеппе, если верить твоей песне, ты собираешься покупать осла.
— Вы угадали, прете.
— Ах, сын мой, ведь на базаре много обманщиков. Продадут какую-нибудь полудохлую скотину, что о каждый камень спотыкаться будет. Жаль мне тебя. Так и быть, уступлю я тебе лучшего друга, замечательного осла.
Пеппе обрадовался. Он ведь не знал, что такое осел прете.
Они быстро сторговались. Священник вывел осла за ворота, а потом поспешно вошел к себе в дом и заперся на засов.
Осел тут же показал, какого бесценного помощника приобрел Пеппе. Он приловчился и в одно мгновение лягнул нового хозяина по ноге и укусил за ухо. Потом он вдруг помчался вперед, словно добрый скакун.
— Стой, стой! — закричал Пеппе и побежал вдогонку.
Но только Пеппе поравнялся с ослом, тот стал, как вкопанный. Пеппе его и уговаривал, и понукал, и принимался колотить. Осел ни с места. Потом ослу, видно, самому надоело стоять и он опять поскакал вперед. Так они и добрались до дому. Двадцать шагов бегут, полчаса стоят.
Как же это Джузеппе Франчози дал себя обмануть? Да вот, говорит же пословица — чтобы раскусить мошенника, нужно полтора мошенника. А Пеппе мошенником никогда не был. Однако остаться в дураках ему тоже не хотелось.
В следующее воскресенье Пеппе снова отправился на базар. Только не покупать, а продавать. Он вел за собой на поводу маленькую лошадку. Она была черная-пречерная и блестела, как начищенный сапог.
Проходя мимо дома священника, Пеппе опять запел песню:
Священник выглянул из окошка и увидел прехорошенькую лошадку.
— Куда ты ведешь ее, сын мой?
— На базар, продавать.
— Пони вороной масти самые резвые, — заметил священник.
— Известно, — отозвался Пеппе, — скотину по шерсти узнают, а на этой не сыщешь ни одного светлого пятнышка.
— Я не прочь, пожалуй, купить твоего пони, — сказал священник.
— Как хотите, прете. Только смотрите, чтобы потом не обижаться. Тому, кто покупает, ста глаз мало, а тому, кто продает, и одного достаточно. Уж я-то хорошо знаю.
— Все, что нужно увидеть, я уже увидел, — ответил священник, — а теперь я хочу услышать, что ты просишь за лошадку.
Пеппе запросил цену, за которую можно было купить четырех ослов. Священник предложил цену, за которую можно было купить четверть осла. Принялись торговаться. Продавец уступал, покупатель набавлял. Не прешло и трех часов, как они сошлись. Священник заплатил за вороную лошадку вдвое больше, чем Пеппе за осла.
Довольный священник решил, что лошадка станет еще красивей, если ее выкупать.
Он велел слуге вести пони к речке, а сам пошел рядом, любуясь на свою покупку.
Вдруг пони брыкнул задними копытами и попробовал укусить священника.
— Э, — сказал слуга, — если бы этот пони не был таким черным, я бы подумал, что это наш серый осел.
— Что ты, что ты, — прикрикнул на слугу священник, — просто лошадке захотелось порезвиться!
Тут они подошли к реке. Пони вошел в воду по колена и остановился. Дальше он ни за что идти не хотел. Пока слуга тянул его за повод, а священник подталкивал сзади, вся вода вокруг стала черной, как чернила.
— Сдается мне, — сказал слуга, — что это все-таки наш осел. Посмотрите, прете, вода-то черная, а ноги у него серые.
— Как это может быть, — заспорил священник, — ведь я заплатил за него столько, сколько стоят два осла. Знаешь что, лучше не будем его купать.
Но стоило ему выговорить эти слова, как пони рванулся вперед, и все трое окунулись с головой в воду.
Потом они вынырнули — священник, его слуга и серый осел.
— Вы только подумайте! — завопил прете. — Этот мошенник Пеппе продал мне моего собственного осла!
Но делать было нечего. Пришлось мокрому священнику тащить своего упрямого осла к себе домой.
С тех пор в Сан-Марино и сложили поговорку: обман возвращается в дом обманщика!
Маттео и Мариучча
