В эту минуту в дверях магазина появились отягощенные булочками Джимми и Кэтлин. Оба были поспешно посвящены в очередную проблему.
— Сами видите — я должна идти, — заключила Мейбл.
Кэтлин признала, что идти необходимо.
Джимми, однако, полагал, что в этом нет никакого проку, поскольку ключ так и так остался снаружи.
— Ох, как она обозлится! — простонала Мейбл. — Придется звать садовника, чтобы принес лестницу и чтобы…
— Ага! — сказал Джеральд, — А я на что? Всех садовников с их лестницами превосходил отвагой и скромностью благородный Джерри. Приставлю лестницу и влезу в окошко — какие пустяки! Потом закрою наглухо и ставни, и окно, повешу ключ на гвоздик и невредимо ускользну, пролагая путь среди засад. Надеюсь, воры не придут за драгоценностями раньше полуночи.
— Неужели ты не боишься? — всполошилась Мейбл. — А если тебя поймают?
— Разве меня можно поймать? — ухмыльнулся Джеральд, чуть-чуть удивившись, что этот вопрос задала Мейбл, а не Кэт, которая обычно устраивала досадную суматоху по поводу малейшей опасности и не слишком-то жаловала приключения — особенно «глупые».
Но Кэтлин всего-навсего сказала:
— Тогда спокойной ночи! Завтра мы придем навестить тебя, Мейбл. В Храме Флоры, в полодиннадцатого. Надеюсь, тебе не очень влетит за ту леди в автомобиле.
— Пойдем ужинать! — повторил Джимми.
— Полный порядок! — произнес Джеральд, но на сердце у него было пасмурно. Не так-то легко отправляться в опасное приключение, когда твои собственные родные вдруг забывают хотя бы посочувствовать тебе, как это бывало прежде. Разве все внимание не должно было сейчас обратиться на него? А они заняты только своим ужином. Ну и ладно — наплевать! Четко и строго он дал им последние указания:
— Оставьте окно на веранду открытым, чтобы я смог вернуться, когда детектив завершит свой труд. Вперед, Мейбл! — Он ухватил ее за руку, но в последнюю минуту вспомнил о булочках и, приняв из рук Кэтлин пакет, поручил его Мейбл. Вскоре быстрые шаги двух пар башмаков зазвучали на опустевшей Хай-стрит, и маленькая фигурка Мейбл быстро растворилась в вечернем сумраке.
Мадемуазель ждала их в гостиной. Она устроилась у окна, перечитывая какие-то письма в гаснущем свете дня.
— Наконец-то! — рассеяно пробормотала она. — Опять вы в опоздании. А где же мой маленький Джеральд?
Момент был тяжелый — Джимми, хотя и готовился в детективы, на минутку растерялся. Наконец он прервал затянувшееся молчание:
— Он сказал, что ему надо бы лечь в постель, потому что у него болит голова, — сказал Джимми, старясь не уклоняться от истины.
— Ах, бедняжка! — откликнулась мадемуазель. — Я сейчас же отнесу ему ужин.
— Когда у него болит голова, он совсем не может есть, — остановила ее Кэтлин, которой тем самым тоже удалось избежать вранья.
После чего Джимми и Кэт отправились спать, почему-то совсем не тревожась за брата, а мадемуазель вновь развязала стопку писем и принялась перечитывать их, забыв об остывающих остатках ужина.
— Как здорово — вроде ночной разведки, — ликовал тем временем Джеральд, впитывая в себя запахи теплых ночных сумерков.
— Ага, — сказала Мейбл (все-таки она была почти одна посреди большой дороги). — Хорошо бы только тетка не очень злилась.
— Там еще остались булочки, — попытался утешить ее Джеральд, после чего вновь послышалась дружное чавканье.
Бледная и дрожащая Мейбл постучала в дверь, предназначенную для проживающей в Ядлинг-Тауэрс прислуги. Тетка отворила им самолично. Сперва она уставилась куда-то поверх головы Мейбл, словно ожидая увидеть человека ростом повыше, но тут тоненький голосок пропищал:
— Тетя!
И тетя, вздрогнув, бросилась к девочке.
— Ах ты скверная, непослушная девчонка! — вскричала она. — Как ты смела так обойтись со мной? Вот запру тебя в комнату на всю неделю! Ах, Мейбл, Мейбл, слава Богу, ты вернулась! — тетя крепко обхватила руками свою девочку, и они обнялись так нежно, как им, должно быть, еще не доводилось.
— Да ведь тебе еще утром и дела до меня не было, — изумилась Мейбл, поняв внезапно, что тетя и впрямь волновалась за нее и радовалась ее возвращению.
— Откуда ты знаешь?
— Я была тут и все слышала. Не сердись на меня, тетя!
— Кажется, я уже никогда не смогу на тебя сердиться — слава Богу, что ты вернулась! — прошептала тетя, сама изумляясь своим словам.
— Но все-таки? — настаивала Мейбл.
— Дорогая моя, — растерянно произнесла тетя, — у меня был — я даже не знаю как это назвать — транс, припадок. Должно быть, я заболела. Ведь я всегда тебя любила — только боялась избаловать. А вчера я разговаривала с мистером Льюсоном. Дело было на ярмарке около половины четвертого. Так вот, он спрашивал о тебе, а мне вдруг стало как-то не по себе — как будто мне и дела до тебя не было. Тоже самое было и в тот раз, когда я читала твое письмо и когда приходили эти ребята. И только когда я сегодня села пить чай, я вроде как очнулась и поняла, что ты пропала. Как ужасно это было! Конечно же, я теперь заболею. О, Мейбл, Мейбл, как ты могла так со мной поступить?
— Это была только шутка, — жалобно протянула Мейбл. После чего обе вошли в дом, и дверь затворилась.
— До чего же странно, — бормотал в это время Джеральд. — То, что она рассказала еще больше смахивает на колдовство. Вряд ли я сумею сейчас разобраться со всем этим — во всяком случае, разобраться до конца. Очень уж непростое место этот замок!
Конечно, непростое. Ведь этот замок был… — но тс-с! Будет нечестно по отношению к Джеральду, если я так сразу и расскажу вам больше, чем он сам узнал в ту ночь, бродя одиноким невидимкой по сумрачно-серому саду в поисках открытого окна — лаза в комнату с драгоценностями. В ту ночь он знал не больше, чем вы знаете сейчас. Только пока он пробирался по росистым лужайкам, сквозь купы деревьев, заросли кустарников, мимо гигантских озерных зеркал, безмятежно отражавших звездное мерцание, и присматривался к статуям, смутно белевшим в сумрачных чащах, он почувствовал — нет, не испуг, не удивление и не тревогу! Он почувствовал нечто необычайное.
Приключение с невидимой Принцессой было удивительным, попытка превратиться в фокусника причинила ему немало хлопот и тревог, а внезапное решение стать детективом оставило его наедине с ночными страхами — но все эти события, чудесные и необычайные, все же оставались, во всяком случае, на его взгляд, в кругу возможного, хоть они и были внезапны, словно тот химический опыт, в котором две жидкости, сливаясь, порождают огонь. Они были занятны, как трюки ловкого фокусника, от них перехватывало дыхание, как от опасного номера акробата — но и только. И лишь сейчас он почувствовал какую-то перемену, сейчас, когда он шел через огромный сад, который и днем-то казался призраком, а сейчас превратился в настоящий фантом. Он не видел своих собственных ног, он видел только, как колеблется под ними высокая, окропленная росой трава. И по-прежнему его не отпускало это странное чувство, которое и передать-то невозможно, но которое было пугающе реальным, настолько реальным, что он не мог от него отмахнуться. Он понимал, что оказался в ином мире, и прежний его мир был укрыт от него, как дощатый пол бывает укрыт плотным ковром. Прежний мир по-прежнему был здесь — так и пол остается на месте, чем бы мы его ни застелили, — но его ноги ощущали уже не привычную землю, а этот ковер, имя которому было волшебство.
Не каждому удается пережить такое. Но не огорчайтесь, быть может, и с вами это когда-нибудь произойдет: на земле еще остались заколдованные места, правда, с каждым днем их становится все меньше и меньше.
А сад и вправду казался заколдованным.
— Еще рано забираться в дом, — шептал Джеральд про себя. — Может быть, я никогда уже не смогу побывать тут ночью. В этом, наверное, все дело — ночью все кажется совсем другим.
Что-то белое зашевелилось под склоненной ивой, белые руки раздвинули ее тонкие продолговатые листы. На поляну вышла белая фигура — существо с козлиными рожками и копытцами, с мальчишеским лицом и подобающей статью. Джеральд ничуть не испугался. Конечно, это было удивительно, это было волшебно, но Джеральд даже не сознавал, до какой степени все это было странно. Существо потянулось, бросилось на траву, немного покаталось по ней, а потом поднялось и ушло куда-то вглубь лужайки. Но под ивами что-то по-прежнему белело. Джеральд сделал шаг вперед и разглядел опустевший пьедестал.
— Они ожили, — пробормотал он, и тут другая белая фигура вышла из Храма Флоры, прошла мимо него и скрылась в зарослях лавра. — Статуи ожили!
Послышался скрип гравия, в воздух взлетели легкие камушки. Что-то огромное, длинное, темное и почти бесформенное тяжеловесно наползало на него. Вышла луна и осветила чудовищного каменного ящера — точную копию тех, что жили на земле миллионы лет назад, задолго до появления человека.