– Хозяин, я буду стараться. Я и дальше буду стараться.

– А-а-а… Ну, старайся, старайся. С Джоан тоже можно поладить. Хотя, бывает, она ведет себя как чертовка.

Может, я напрасно ничего не сказал? Какой же я дуралей!

– Я только хотел попросить… Я только хотел сказать…

Нет, я не смею жаловаться на Джоан. Я не могу отказаться от собственных слов. Хозяин больше не станет мне верить.

– Ну давай, выкладывай. Что тебе еще нужно? – хозяин уже думал о чем-то другом. Ему надоело со мной разговаривать.

– Мыши…

– Мыши? Какие мыши?

– Мыши на чердаке. Они там повсюду, хозяин.

– На чердаке? Ну и что? А тебе что до них за дело?

– Я там ночую…

– Томас, к тебе пришли. Мне сюда провести или как? – Джоан успела бросить на меня насмешливый взгляд.

– Ладно, проваливай, Дик… Да, попроси у Гарри… Гарри, поди сюда. Пусть кто-нибудь… Пусть Хью принесет ему мышеловку…

Вечером Хью притащил мышеловку.

– Эй, виллан! А ну-ка смотри… Это делается вот так: кладешь сюда корочку сыра… – Хью сделал вид, что в руках у него что-то есть. Даже поднес руку к носу, понюхал и облизнулся. – Мышь полезет за ней, заденет вот эту штуку, – Хью дернул воловью жилу, – чик! – и без головы. (Деревянная планка рухнула вниз, на дощечку.) Теперь ты не просто виллан. Теперь ты мышиный палач. Можешь казнить сколько влезет!

Мне это не нравится, Мэйбл. Мне не нравится, если кто-то называет меня вилланом. Ты бы видела Хью – как он стоит и оглядывает чердак. И на роже такое веселое отвращение. Мне ужасно хотелось двинуть ему по шее. Я еле-еле сдержался. Вряд ли хозяин одобрит, если я стану драться прямо здесь, у него под крышей.

– Ха, ты даешь, виллан! Я б тут ни в жизнь не уснул…

– Я тебе не виллан.

– Да ладно, сдуйся! А кто же ты? Думаешь, хозяин за тебя заплатил, и ты перестал быть вилланом? Горожанином надо родиться.

И Хью нагло так усмехнулся и так на меня взглянул, будто он – ого-го какой! А я перед ним – червяк. И мне еще сильнее захотелось двинуть ему. Но тут он сказал нечто странное:

– У нас тут примета есть: истинный лондонец – тот, кто родился под колокол церкви Сент-Мэри-ле-Боу. А ты, небось, его и не опознаешь.

Мои кулаки сами собой разжались.

– Значит, это Сент-Мэри-ле-Боу. На холме. За собором Сент-Пола. У нее такой ласковый колокол.

И я не удержался – проговорил-пропел:

– Ты что, виллан? Того?

Но мне уже было неважно, как назвал меня Хью.

– Да, я слышал. Не раз. Он так говорит.

– Слышал? Да ты совсем одурел. Как можно слышать это?

Потом он немного подумал и мотнул своими нечесаными вихрами:

– Не заливай, виллан. Только самый первый мэр Лондона слышал, как колокол с ним говорит. Самый первый, понял, виллан? И он тогда не был мэром. Даже не знал, что будет, понял, виллан? С ним знаешь что было?

Я затаил дыхание.

– Что?

– Что-что… А вот что. Чудо! Он бродил где-то там, на холме, возле церкви Сент-Мэри-ле-Боу. Ну, он побродил – и заснул. А тут зазвонили. Ну, и он слышит слова… Вот такие слова он слышит… Ну как там…

Тут Хью запнулся. И я не выдержал:

Хью уставился на меня с подозрением:

– Эй, виллан, ты меня не путай. Тебе-то откуда знать? Говорю, было чудо… Тебе кто рассказал? Гарри?

– Нет.

Тут Хью заржал:

– Слушай, я понял. Правда, что про тебя говорят. Ты как менестрель. Недоделанный. Надо было хозяину тебя выгнать. Вот ты тогда бы на площади и заливал… А так ты зря пропадаешь. Но не боись. Не он, так Джоан. Мы тут с Ральфом поспорили, как быстро она тебя выживет. Ральф думал, ты больше месяца не протянешь. А я думаю, ты покрепче. Но конец все равно один. Джоан все равно тебя выдавит. Такая, виллан, в ней сила.

Я вздрогнул:

– Какая такая сила? Она что же, ведьма?

– Джоан-то? – Хью усмехнулся. – Она, виллан, хуже, чем ведьма.

– Хуже?

Что может быть хуже ведьмы, Мэйбл?

– Она фламандка. Не знал? Фламандка, виллан. Запомни.

Я ничего не понял. Мне хотелось расспросить Хью поподробнее. Но тут послышался голос Джоан:

– Хью? Ты где, черт бы тебя подрал?

– О! – подмигнул мне Хью. – А вот и она, фламандка.

Он торопливо покинул чердак. На мгновение его лохматая голова еще раз вынырнула из лаза:

– А виллан – он и есть виллан. Что виллан против фламандки?

Я так и не понял, Мэйбл, что он хотел сказать…

От мышеловки нет никакого толку. Сначала я сижу и смотрю на кусочек сыра, который туда положил. Это, Мэйбл, тяжелое испытание. Почему-то на чердаке сыр очень сильно пахнет. Из-за этого запаха я с трудом засыпаю.

Пару раз я не удержался – и мышеловка лишилась приманки. Но даже если сыр останется в мышеловке, даже если я удержусь от соблазна съесть его раньше мыши, это пустое дело. Стоит мыши попасться, как раздается грохот. Я от него просыпаюсь. А вокруг суетятся другие мыши. И до той, что казнили, им совершенно нет дела. Думаю, Мэйбл, она кажется им неудачницей. Кем-то вроде тупого виллана.

Я подложил под тюфяк чурбаны, чтобы его приподнять. И что же? Этой ночью наглая мышь опять забралась на меня и бегала по руке…

Сегодня Джоан приказала мне сопровождать Элис в город.

Что это с ней случилось? Не она ли недавно мне говорила:

– Не пялься на дочь хозяина. Элис Фицуоррен не для виллана.

А потом добавляла:

– Хотя… а чего мне? Пялься. Роняй слюну сколько влезет.

И теперь она вдруг отправляет меня вместе с Элис!

Я не поверил своим ушам. Я помчался на задний двор ополоснуть лицо, убедился, что на ладонях нет пятен золы и жира, оправил кафтан и даже успел сбить с башмаков налипшую грязь. Сердце мое стучало, как тяжелый кузнечный молот.

Тут появилась Элис. На голове эннен – прям как у знатной дамы. А к платью пристегнуты висячие рукава. Не какие-нибудь, а из меха.

Элис бросила на меня быстрый взгляд, приподняла свое платье и двинулась к двери. Я следом. По пути я поймал взгляд Джоан. Губы ее изогнулись в усмешке, будто я тороплюсь навстречу собственной смерти.

Но что мне Джоан, если я иду в город с Элис?

Элис шла чуть впереди. Юбки ее подрагивали. Я чувствовал ее запах. И у меня возникло ощущение праздника. Я даже не стал расспрашивать, куда и зачем мы идем. Главное, я рядом с ней. Тут Элис внезапно сказала:

– Мы идем на Мит-маркет.

Пресвятая Дева Мария! Мит-маркет. Мясные ряды. Там продают скотину и забитые туши. Неужели Джоан узнала? Она все подстроила так, чтобы меня стошнило. На глазах у Элис! Неужели все кончено и меня ждет позор?

– А Джоан? Она не пошла…

– Она не любит ходить на Мит-маркет.

Мы уже подходили к рынку. Элис решила, что пора объяснить, зачем мы туда идем:

– Сегодня на рыночной площади накажут опасного вора. Этот вор навредил нам всем. Он навредил отцу. Я хочу посмотреть экзекуцию.

– Он что-то у вас украл? – Мне было все равно, что украл этот вор. Я боялся, что Элис почувствует, как я не уверен в себе.

– Он украл шкатулку.

– Шкатулку?

– Резную. Красного дерева.

Голова моя закружилась:

– Там были драгоценности?

– Нет, не драгоценности. Что-то другое. Но отец говорил, оно ценнее всех драгоценностей.

Расспрашивать я побоялся. На свете много шкатулок. Почему я решил, что держал в руках шкатулку Фицуорренов? Это всё запах мяса… То ли еще меня ожидает!

Однако мне повезло. День был туманный и влажный. И туман – довольно густой, хоть и не ведьмино молоко, – скрыл мясные прилавки. Да и Элис стремилась не к ним: в центре площади установили деревянный помост. Там должны были проводить экзекуцию.

Народу все прибывало и прибывало. Все стремились протиснуться ближе к помосту – туда, где туман не мешал видеть происходящее. Мы оказались в толпе, и нас прижало друг к другу. Так близко я рядом с Элис никогда не стоял. Она невысокая, Мэйбл. Не такая, как ты. Она едва достает мне до плеча.

Послышался скрип телеги, движение лошадей, в толпе зашумели: везут!

Элис взглянула на меня снизу вверх:

– Ты думаешь, будет страшно?

Толпа качнулась: вора вытащили из телеги и толкнули к помосту. Люди в толпе вытянули шеи: кто это? Как он выглядит, этот ужасный вор? Я тоже с напряжением вглядывался вперед. Ветер чуть шевельнул туман, и я увидел Фокса! Мэйбл, это был он. Тот, кто встретил меня той памятной ночью в Лондоне. Кто сообщил мне, что ночью по Лондону ходят убийцы и воры. Тот, из-за кого я оказался в Нью-Гейте.

Значит, Фокса, самого хитрого вора в Лондоне, все же поймали.

Глашатай прочитал обвинение: «Рональд Грей по кличке Фокс обвиняется в воровстве, что подтвердили свидетели. И сам Рональд Грей не смог отрицать свою вину под пыткой. Суд приговорил его к отсечению рук по локоть». Появился палач с топором. Фокс дернулся, но ему натянули на голову мешок и повалили на плаху.