250

Записано в Курской губ.

AT 450. Ритмичность повествования, вероятно, связана с некоторой стилизацией.

Записано в Тамбовской губ. В тексте, опубликованном Афанасьевым, непоследовательно воспроизводятся фонетические особенности местного говора.

AT 450. В этом варианте, как и во многих иных, утопленная Аленушка подменяется «другой», но если обычно в таких сказках ее топит ведьма-колдунья или ведьмина дочь (дочери, — например, в сказке № 263), то в данном варианте Аленушку топят дворовые. Диалог утопленной жены и ее брата отшлифовался в традиционные восточнославянские стилистические формулы: «ножи точат булатные, котлы кипят немецкие...», «тяжел камень ко дну тянет, бела рыба глаза выела, люта змея сердце высосала, шелкова трава ноги спутала» (ср. тексты № 261, 263).

Уходиться — пропасть, погибнуть (Ред.).

Записано в Саратовской губ.

AT 450. В этом лаконичном варианте есть своеобразные подробности, например: брат и сестра приходят к яге-бабе в землянку, Аленушка забывает там «кольчико», посылает за ним Иванушку.

Колечком (Ред.).

Место записи неизвестно.

AT 403 (Подмененная невеста). См. прим. к тексту № 101. Традиционный сюжет осложнен здесь своеобразными мотивами: царевич влюбляется в портрет сестры своего друга, тоже царевича; подмененная невеста-утица, прилетев к несправедливо обвиненному ее брату в темницу, оборачивается разными гадами, а затем веретеном; разломанное пополам и заклятое братом веретено превращается в девушку.

Ватажиться — знаться, сближаться, связываться, водиться (Ред.).

Освежила чистым воздухом.

Есть поверье, что воры запасаются рукою мертвеца и, приходя на промысел, обводят ею спящих хозяев, чтобы навести на них непробудный сон.

Место записи неизвестно.

AT 409 (Мать-рысь). Сказки, представляющие особую разновидность сюжета о подмененной жене, учтены в AT в эстонском, ливском, словинском, сербохорватском и русском, но встречаются также и в латышском (Арайс-Медне, с. 63—64), башкирском (Башк. творч., I, № 74), украинском, белорусском фольклорном материале. Русских вариантов — 12, украинских — 2, белорусских — 4. Мотив обращения подмененной женщины в рысь, как доказывает А. М. Смирнов-Кутачевский в своей докторской диссертации «Сказки про мачеху и падчерицу» (1941), является более древним, чем мотив утопления и превращения в русалку, рыбу. В восточнославянских сказках сюжет о матери-рыси контаминируется с сюжетом о чудесной коровке (AT 511 — см. тексты № 100, 101) и является его продолжением. Песенные вставки встречаются в ряде восточнославянских сказок о подмененной жене.

Записано в Шадринском уезде А. Н. Зыряновым. Рукопись — в архиве ВГО (р. XXIX, оп. 1, 32а, лл. 32—35 об.; 1850). Афанасьев внес в текст записи несколько незначительных поправок. Так, например, напечатано — «взял хлеб и понес», в рукописи — «взял хлеб, понес»; напечатано — «Вот живут они», в рукописи — «и живут»; напечатано — «обрадовался как услыхал», в рукописи — «обрадовался, услыхал». См. комм. ко II т. сказок Афанасьева изд. 1938 г. (с. 634).

AT 402 (Царевна-лягушка)  +  4001 (Поиски исчезнувшей жены. См. прим. к тексту № 157). Традиционная контаминация сюжетных типов. В AT учтены многочисленные европейские варианты типа 402 и записанные в Америке от американцев европейского происхождения и негров варианты на испанском, португальском и французском языках, а также турецкие, индийские и арабские сказки. Русских вариантов — 36, украинских — 15, белорусских — 6. В некоторых национальных вариантах героиней является заколдованная кошка или мышка (например, в польских), или змея (например, в эстонских), герой находит ее в волшебном замке. Восточнославянские сказки о царевне-лягушке отличаются национальным бытовым колоритом крестьянской патриархальной жизни. Это обычно проявляется в эпизодах соревнования трех снох старика. Характерно вместе с тем развивается в русских и во многих украинских, белорусских сказках мотив социальной обездоленности младшего из трех братьев. В эпизодах соревнования царевны-лягушки с другими снохами встречаются традиционные для сюжета восточнославянские стилистические формулы. Из репертуара русских сказочников такие сказки перешли в репертуар сказочников неславянских народов СССР, например башкир и татар, испытав определенную творческую трансформацию и восприняв традиционные мотивы сказок этих народов (Башк. творч., I, № 70, 71; Тат. творч., I, № 72). Формирование сюжетов типа 402 и 401 (Заколдованная царевна) связано с «Тысячью и одной ночью» (ночи 511—516). Старейший европейский литературный пересказ сказки флорентийца Дони относится к 1552 году. Известны и другие, более поздние, итальянские литературные варианты сюжетного типа «Царевна-лягушка» (Novelline, № 58, 88, 118). Первая обработка в лубочном духе народной русской сказки о царевне-лягушке была издана в XVIII в. (Тимофеев, с. 280—311). Лубочная «Сказка об Иване-богатыре, о прекрасной супруге его Светлане и злом волшебнике Карачуне» И. Кассирова, созданная на основе народных русских сказок типа 402 и других типов, неоднократно издававшаяся во второй половине XIX в., оказала заметное влияние на фольклор. Своеобразным народным пересказом сказки Кассирова является, например, сказка «О Иване Быковиче, злом Карачуне и прекрасной Светлане», опубликованная в 1975 г. в кн.: Ск., лег. Башк., № 12. Исследования: Аникин В. П. Волшебная сказка «Царевна-лягушка». — Фольклор как искусство слова. М., 1966, с. 19—49; Аникин, с. 144—150; Корепова К. Е. Сюжет «Царевна-лягушка» в восточнославянской сказочной традиции. — Вопросы сюжета и композиции. Горьк. ун-т, 1980, с. 97—112. В последней статье этническое и региональное своеобразие восточнославянских вариантов сюжета выясняется с возможно полным учетом опубликованных текстов: к сопоставлению привлечены болгарские и польские сказки типа AT 402.

Кожа, шкурка.

Мамки.

В праздник.

Т. е. чародейка.

Сырое, непропеченное место в хлебе (Ред.).

Кость.

Т. е. свою жену.

Веретеном.

Имение, богатство, скот домашний.

Записано в селе Вановском Шацкого уезда Тамбовской губ. учителем приходского училища Григорием Островским. Рукопись — в архиве ВГО (р. XL, оп. 1, № 14, лл. 4—5; 1849).

AT 402 + 4001 (Поиски исчезнувшей жены. См. прим. к текстам № 157 и 267). В данном и следующем вариантах повествование о поисках исчезнувшей жены осложнено мотивами сюжетов «Смерть Кощея» (AT 3021) и «Благодарные животные» (AT 554) — возможно, под влиянием лубочной сказки. Своеобразием отличается изображение пляски трех снох царя (старшие снохи «свекра ушибли»). Железные сапоги изнашивает, железные просфоры изгладывает обычно в сказках типа 430, 432, 433 B, 440 жена исчезнувшего супруга, отправившаяся на его поиски.

Афанасьев внес в текст записи, непоследовательно отражающей особенности местного диалекта (например, сильное аканье), ряд изменений диалектологического характера, пытаясь реконструировать произношение сказочника, например, вместо «отдай мою стрелку» (рукопись), Афанасьевым напечатано: «Атдай маю стрелку»; вместо «ее взяла лягушка» (рукопись) — «взяла яе лягушка» и т. п. См. комм. ко II т. сказок Афанасьева изд. 1938 г. (с. 634). Опущенные в печатном тексте Афанасьева после слов «вынул яичко» (с. 264) фразы: «Стал мыть его и уронил в воду. «Где мой рак, — говорит Иван-царевич, — он бы достал мне яичко!» Смотрит, а рак несет ему яичко; он взял яичко» восстанавливаются по рукописи.

Шкурку («кожурина»).