– Это как и с вашим сыном случилось, – учили бы его с малых лет, и не убежал бы он от вас; а теперь он уже огрубел; и тоже покорёжился.

– Что правда то правда, – ответил старик. – Много лет прошло с той поры, как он ушёл от меня: может, он и изменился.

– А вы бы узнали его, если б он к вам явился? – спросил незнакомец.

– В лицо трудно было б узнать, – ответил крестьянин, – но есть у него примета, родинка на плече, она похожа на боб.

Только он это сказал, как снял незнакомец камзол, открыл плечо и показал крестьянину родинку.

– Боже ты мой! – воскликнул старик. – Как же это так, что ты, мой сын, да таким знатным господином сделался и живёшь в богатстве и роскоши? Каким путём ты этого добился?

– Эх, отец, – ответил сын, – молодое-то дерево к колышку не было привязано, и выросло оно кривое; теперь-то уж оно и вовсе состарилось, сейчас уж его не выпрямишь! Как я всего этого добился? Я сделался вором. Но вы не пугайтесь; я воровских дел мастер. Не существует для меня ни замков, ни запоров: что мне понравится, то и моё. Вы не думайте, что я – ворую как простой какой-нибудь вор; я беру только то, что у богачей лишнее. Бедных людей я не трогаю: я им даю, а у них ничего не забираю. Также я не беру и того, что мог бы взять без всякого труда, без хитрости и ловкости.

– Ох, сын мой, – сказал отец, – мне всё-таки дело это не нравится: вор, как ни говори, вором и останется; скажу я тебе, это добром не кончится.

Повёл он его к матери; и как услыхала она, что это её сын родной, на радостях расплакалась, а как сказал он ей, что он воровских дел мастер, – потекли у неё слёзы по лицу ручьями.

– Хотя он и вором сделался, а всё ж таки мне он сын, и вот довелось мне увидеть его ещё раз своими глазами.

Сели они за стол, и он отведал снова вместе со своими родными простой пищи. И сказал отец:

– Если наш граф, что в том замке живёт, доведается, кто ты такой и чем занимаешься, он не станет тебя на руках носить и баюкать не будет, как было это, когда он держал тебя над купелью, а велит тебя повесить, чтоб качался ты на верёвке.

– Вы, батюшка, об этом не беспокойтесь, он мне ничего не сделает, – я своему ремеслу хорошо обучен. Я вот сам к нему нынче наведаюсь.

Когда стало уже смеркаться, уселся воровских дел мастер в свою карету и поехал в замок. Граф, посчитав его за важного господина, принял его любезно. Но когда незнакомец признался, кто он такой, граф побледнел и некоторое время молчал. Затем он сказал:

– Ты мой крестник, а потому я считаю нужным оказать тебе милость и поступить с тобой снисходительно. А так как ты хвалишься, что ты воровских дел мастер, то мне хотелось бы твоё мастерство испытать. Но если ты испытанья не выдержишь, тебе придётся праздновать свадьбу с дочкой канатных дел мастера, и будет тебе музыкой карканье воронов.

– Господин граф, – ответил ловкий вор, – вы придумайте три самых трудных задачи, и если я их не выполню, поступайте со мной, как вам будет угодно.

Граф немного пораздумал, а потом говорит:

– Хорошо! Во-первых, ты должен украсть из конюшни моего любимого коня; во-вторых, ты должен, когда мы с женою уснём, вытащить из-под нас простыню, да так, чтоб мы этого не заметили, кроме того, снять у моей жены с пальца обручальное кольцо; и третье и последнее – ты должен похитить мне из церкви пастора и причетника. Запомни всё это хорошенько, ведь дело твоей жизни касается.

Отправился воровских дел мастер в ближайший город, купил себе там у одной старухи-крестьянки платье и надел его на себя. Потом он выкрасил себе лицо в смуглый цвет и расписал на нём морщины так, что никто не мог бы его узнать. Наконец он налил небольшой бочонок старого венгерского вина и подсыпал в него сонного зелья. Положил он тот бочонок в корзину, взвалил её на спину и направился степенным шагом, покачиваясь, к графскому замку.

Пока он дошёл, стало уже совсем темно: он уселся во дворе на камень, начал покашливать, как больная грудью старуха, и потирать руки, будто ему холодно. А лежали у ворот конюшни, возле костра, солдаты; один из них заметил женщину и крикнул ей:

– Бабушка, подходи-ка поближе да погрейся возле нас. Ведь ночевать-то тебе здесь негде; ты знаешь, куда попала?

Заковыляла старуха, подошла к ним, попросила снять у неё со спины корзину и подсела возле солдат у костра.

– Что это у тебя в бочонке, старая ты развалина? – спросил один из них.

– Глоток доброго вина, – ответила старуха, – я живу тем, что торгую, а за деньги да ласковое слово налью вам охотно стаканчик.

– Ну-ка давай, – сказал солдат и, отведав вина, заметил: – Что ж, вино хорошее, я охотно выпью ещё стакан, – и он велел нацедить себе ещё, остальные тоже последовали его примеру.

– Эй, друзья! – крикнул один из них, обращаясь к тем, кто сидел в конюшне. – Тут вот пришла старушка, есть у неё вино, оно такое же старое, как и она сама. Хлебните и вы маленько, оно согреет вам желудок куда получше, чем наш костёр.

Внесла старуха свой бочонок в конюшню. В это время один из конюхов сидел на осёдланном любимом графском коне, другой держал в руках уздечку, а третий ухватился за хвост. Старуха нацеживала им вина, сколько требовали, пока весь запас не вышел. И вот выпала вскоре у одного из рук уздечка, он опустился на землю и начал храпеть; другой выпустил из рук конский хвост, уселся на земле и захрапел ещё погромче. А тот, кто сидел в седле, хоть и остался на нём, но свесил голову на шею лошади, уснул и дышал ртом, словно кузнечный мех. Солдаты во дворе давно уже уснули, они лежали на земле вповалку, недвижно, будто каменные. Как увидел ловкий вор, что ему всё удалось, сунул в руки одному вместо уздечки верёвку, а тому, кто держал хвост, – соломенную метёлку; но что было делать с тем, кто сидел на спине у коня? Сбрасывать его вниз ему не хотелось, – он мог бы проснуться и поднять крик. Но он знал, что придумать, расстегнул подпругу, подвязал покрепче к седлу две верёвки, что висели на стенных кольцах, и поднял спящего всадника вместе с седлом вверх, затем обкрутил верёвки вокруг столбов и крепко-накрепко их завязал. Потом он отвязал коня с цепи; но если бы он поскакал по вымощенному камнем двору, то в замке услыхали бы шум. Поэтому он сначала обернул копыта старым тряпьём, затем осторожно вывел коня и ускакал.

Когда уже рассвело, воровских дел мастер мчался во весь опор к замку. Граф только что поднялся с постели и выглянул в окно.

– Доброе утро, господин граф! – крикнул он ему. – Вот и конь, которого мне удалось удачно вывести из конюшни. Вы поглядите, как преспокойно ваши солдаты лежат и спят, а если вам будет угодно зайти на конюшню, вы увидите, как удобно расположились ваши сторожа.

Графу ничего не оставалось больше, как рассмеяться, и он сказал:

– Один раз тебе удалось, но в другой раз так удачно тебе не сойдёт. Я тебя предупреждаю, что если ты мне попадёшься, я поступлю с тобой, как с вором.

Вечером, когда графиня отправилась спать, она крепко зажала руку с обручальным кольцом, и граф сказал:

– Все двери заперты и закрыты на засов, я буду подстерегать вора, а если станет он лезть в окно, я его пристрелю.

Но ловкий вор направился в сумерках на поле, к виселице, срезал там бедного грешника с верёвки, на которой тот висел и потащил его на спине в замок. Потом он подставил лестницу к спальне, взвалил его себе на плечи и начал взбираться наверх. Когда он поднялся настолько высоко, что в окне показалась голова мертвеца, граф, лежавший в постели и не спавший, выхватил пистолет и нацелился в него, но ловкий вор сбросил тотчас бедного грешника на пол, а сам быстро спрыгнул с лестницы на землю и спрятался за углом. Ночь была такая лунная, что ловкий вор мог ясно разглядеть, как граф вылез из окна на лестницу, спустился вниз и отнёс мертвеца в сад. Он начал там копать яму, чтобы положить в неё мертвеца. «Теперь, – подумал вор, – настал самый удобный момент», – он быстро выбрался из закоулка и взобрался по лестнице наверх, прямо в спальню графини.

– Дорогая жена, – начал он, подражая голосу графа, – вор уже мёртв, но всё же он мне доводится крестником; он был скорее плутом, чем злодеем; мне не хотелось бы его выставлять на всеобщий позор, да и жалко мне бедных родителей. Я сам похороню его в саду, пока не начнёт светать, чтоб не стало обо всём известно людям. Дай мне простыню, я заверну в неё труп и зарою его, как собаку.

Графиня подала ему простыню.

– Знаешь что, – продолжал вор, – мне хочется проявить великодушие: дай мне и кольцо, ведь несчастный жизнью своей рисковал, уж пусть он возьмёт его с собой в могилу.

Не хотелось ей графу перечить, и хотя неохотно, но она сняла всё же с пальца кольцо и подала ему. Вор быстро выбрался с этими двумя вещами и счастливо вернулся домой, прежде чем граф в саду покончил со своей работой могильщика.

Каково же было изумление графа, когда на другое утро явился воровских дел мастер и принёс ему простыню и кольцо.