— Этот крик абсолютная подделка, — сказал про себя Клаус с другого конца Змеиного Зала.

— Этот крик абсолютная подделка, — сказала про себя Вайолет с лестницы, поднимаясь в свою комнату.

— Боже мой! Случилось что-то ужасное! — сказал про себя мистер По в кухне, где он разговаривал по телефону. — До свидания, — сказал он в трубку, нажал на рычаг и выбежал посмотреть, в чем дело.

— В чем дело? — спросил мистер По Стефано и доктора Лукафонта, которые, закончив выгружать чемоданы, входили в дом.

— Уверен, что ни в чем! — ответил Стефано.

— Вы же знаете, что такое дети, — сказал доктор Лукафонт.

— Не хватает нам еще одной трагедии, — сказал мистер По и бросился к огромной двери Змеиного Зала. — Дети! Дети!

— Мы здесь! — крикнул Клаус. — Входите скорее!

У него был такой грубый и низкий голос, что если бы вы не знали Клауса, то решили бы, что он очень напуган. Однако если бы вы знали Клауса, то знали бы, что, когда он очень напуган, его голос становится напряженным и скрипучим, как в ту минуту, когда они обнаружили тело Дяди Монти. Грубым и низким его голос становился, когда он старался не рассмеяться. Очень хорошо, что Клаусу удалось не рассмеяться, когда в Змеиный Зал вошли мистер По, Стефано и доктор Лукафонт. Иначе все было бы испорчено.

Солнышко лежала на мраморном полу, бешено болтая в воздухе ручками и ножками, будто старалась поплыть. А смех, который Клаус с трудом сдерживал, был вызван выражением ее лица. Рот Солнышка был открыт, торчали четыре острых зуба, глаза лихорадочно моргали. Она старалась казаться очень напуганной, и если бы вы не знали Солнышко, то подумали бы, что так оно и есть. Но Клаус знал Солнышко и знал, что, когда она очень напугана, ее лицо сморщивается и застывает, как в ту минуту, когда Стефано грозился отрезать ей палец на ноге. Всем, кроме Клауса, Солнышко казалась очень напуганной, особенно если учесть то, что было с ней рядом. Ведь вокруг маленького тела Солнышка обвивалась змея, черная, как угольная шахта, и толстая, как канализационная труба. Она смотрела на Солнышко блестящими зелеными глазами, открыв пасть, словно вот-вот ее укусит.

— Невероятно Смертоносная Гадюка, — крикнул Клаус. — Она собирается ее укусить!

Чтобы изобразить еще больший испуг, Солнышко еще шире открыла рот и глаза. Доктор Лукафонт тоже раскрыл рот, и Клаус увидел, как он пытается что-то сказать, но не может найти слов. Стефано, которого благополучие Солнышка ничуть не заботило, выглядел, по крайней мере, удивленным, а вот мистер По впал в настоящую панику.

Существуют два основных вида паники. Первый: неподвижно стоять, не говоря ни слова, и второй: метаться по комнате, болтая все, что придет в голову. Мистер По впал в метательно-болтливую панику. Клаус и Солнышко никогда не видели, чтобы банкир так быстро двигался и говорил таким высоким голосом.

— Силы Небесные! — восклицал он. — Боже Милостивый! Боже мой! Благословен Аллах! Зевс и Гера! Мария и Иосиф! Натаниэль Готорн! Не трогайте ее! Схватите ее! Придвиньтесь ближе! Беги! Не двигайся! Убейте змею! Оставь ее в покое! Принесите ей еды! Не дайте ей ее укусить! Приманите змею! Сюда, змейка! Сюда, змейка, змейка!

Невероятно Смертоносная Гадюка терпеливо слушала речь мистера По, не сводя глаз с Солнышка, и, когда тот прервался, чтобы откашляться в платок, наклонилась и укусила ее за подбородок, в то же место, что и при их первой дружеской встрече. Клаус с трудом сдержал улыбку, но доктор Лукафонт ахнул, Стефаио выпучил глаза, а у мистера По с новой силой возобновился приступ метательно-болтливой паники.

— Она ее укусила! — кричал он. — Она ее кусила! Она ее укусала! Успокойся! Вызовите «скорую помощь»! Вызовите полицию! Вызовите ученого! Вызовите мою жену! Это ужасно! Это жутко! Это кошмарно! Это фантасмагория! Это…

— Это ерунда, из-за которой не стоит беспокоиться, — ровным голосом прервал его Стефано.

— Что вы имеете в виду? Что значит «не о чем беспокоиться»? — недоверчиво спросил мистер По. — Солнышко только что укусила… как зовут эту змею, Клаус?

— Невероятно Смертоносная Гадюка, — немедленно ответил Клаус.

— Невероятно Смертоносная Гадюка! — повторил мистер По, указывая на змею, которая еще раз прижалась зубами к подбородку Солнышка. Солнышко снова издала крик поддельного испуга. — Как вы можете говорить, что не о чем беспокоиться?

— А так. Невероятно Смертоносная Гадюка абсолютно безобидна, — сказал Стефано. — Успокойтесь, По. Это мисноминация, которую доктор Монтгомери сотворил потехи ради.

— Вы уверены? — спросил мистер По. Он стал понемногу успокаиваться: его голос звучал чуть ниже, движения сделались чуть медленнее.

— Конечно уверен, — ответил Стефано, и Клаус увидел на его лице знакомое выражение, которое помнил с тех пор, как они поселились у Графа Олафа. Выражение нескрываемого тщеславия — здесь это слово означает «уверенность Графа Олафа в том, что он самый невероятный человек, который когда-либо жил на земле». Когда бодлеровские сироты находились под опекой Графа Олафа, он именно так себя и держал, всегда был рад возможности похвастаться своими способностями, будь то на сцене в окружении своей гнусной театральной труппы или в башенной комнате, строя злодейские планы.

— Это совершенно безобидная змея — даже дружелюбная. Я достаточно начитался про Невероятно Смертоносную Гадюку и многих других змей как в библиотечной части Змеиного Зала, так и в личных бумагах доктора Монтгомери.

Доктор Лукафонт прочистил горло.

— Ух, босс, — сказал он.

— Не перебивайте меня, доктор Лукафонт, — сказал Стефано. — Я изучал книги по всем основным видам. Внимательно просмотрел рисунки и схемы. Сделал подробные выписки и каждый вечер просматривал их перед сном. Не побоюсь сказать, что я настоящий эксперт по змеям.

— Ага! — крикнула Солнышко, освобождаясь от объятий Невероятно Смертоносной Гадюки.

— Солнышко! Ты не пострадала! — воскликнул мистер По.

— Ага! — снова крикнула Солнышко, указывая на Стефано.

Невероятно Смертоносная Гадюка торжествующе мигнула зелеными глазами.

Озадаченный мистер По взглянул на Клауса:

— Что твоя сестра имеет в виду? Что означает ее «ага»?

Клаус вздохнул. Иногда у него возникало такое чувство, будто он провел полжизни, объясняя мистеру По то одно, то другое.

— Ее «ага», — сказал он, — означает: «В начале Стефано заявил, что не разбирается в змеях, а теперь объявил себя экспертом!» Ее «ага» означает: «Стефано все время нам лжет». Ее «ага» означает: «Наконец-то мы доказали вам его лживость». Ее «ага» означает «ага!»

Тем временем на ранчо — Вайолет была наверху и осматривала свою спальню критическим взглядом. Она глубоко вздохнула и перевязала волосы лентой, чтобы они не падали на глаза. Ведь мы с вами знаем, что если она перевязывает волосы на затылке, значит, ей необходимо придумать какое-то изобретение. А сейчас ей было необходимо не только придумать его, но и придумать быстро.

Когда брат упомянул при ней, как Стефано велел им внести в дом его чемодан,

Вайолет поняла, что улики, которые она ищет, наверняка находятся именно в нем. И сейчас, пока брат и сестра задерживали взрослых в Змеином Зале, ей предоставлялась единственная возможность открыть чемодан и извлечь из него доказательства злодейского заговора Стефано. Но больное плечо напоминало ей, что открыть чемодан не так-то просто — он заперт на замок, такой же блестящий, как воровские глаза Стефано. Признаюсь, что если бы я был на месте Вайолет, а не на яхте моей приятельницы Белы, где я пишу эту историю, то, вероятно, оставил бы всякую надежду. Я бы повалился на пол и, молотя кулаками по ковру, стал бы искать ответ на вопрос, почему жизнь так несправедлива и отчего в ней так много неудобств.

Но, к счастью для Бодлеров, Вайолет была сделана из более прочного материала. Она внимательно осмотрела комнату, но никаких подручных средств, пригодных для изобретательства, не обнаружила. Как бы ей сейчас пригодилась хорошая комната, набитая проволокой, колесами, шестернями и всем оборудованием, необходимым для изобретения действительно первоклассных приборов. У Дяди Монти все это, конечно, имелось, но, к великой досаде Вайолет, находилось в Змеином Зале. Она взглянула на пришпиленные к стене куски оберточной бумаги, на которой совсем недавно собиралась рисовать чертежи своих изобретений. Но неприятности начались слишком быстро, и Вайолет сделала всего несколько набросков при свете торшера в первую ночь, проведенную в доме Дяди Монти. Вспомнив тот вечер, Вайолет перевела взгляд на торшер, и, когда ее взгляд дошел до штепсельной розетки, ее осенило.

Все мы, конечно, знаем, что никогда, никогда, никогда… нельзя играть с электрическими приборами. Никогда. На это имеются две причины. Первая — то, что вас может ударить током, штука не только смертельная, но и очень неприятная; и вторая — то, что вы не Вайолет Бодлер, ведь она из тех немногих людей в мире, которые умеют обращаться с такими вещами. Но даже Вайолет очень нервничала, пока осторожно вынимала вилку из розетки и внимательно ее осматривала.