— Говоря, что я не разбираюсь в змеях, — сказал Стефано, — я скромничал. А сейчас, если позволите, мне надо на минуту выйти и…

— Вы не скромничали! — воскликнул Клаус. — Вы лгали! И сейчас лжете! Вы не что иное, как лжец и убийца!

Глаза Стефано округлились, а лицо потемнело от гнева.

— У вас нет никаких улик.

— Есть, — донеслось от двери.

Все обернулись и увидели, что на пороге стоит Вайолет, с улыбкой на губах и с уликами в руках. Она с победоносным видом прошествовала в дальний конец Змеиного Зала, где на столе по-прежнему высилась подобранная Клаусом стопка книг, посвященных Мамбе дю Маль. Остальные последовали за ней по проходу между клетками с рептилиями. Вайолет молча разложила на столе принесенные ею предметы: стеклянный флакон с резиновой пробкой, шприц с острой иглой, маленькую пачку сложенных бумаг, карточку в пластиковом футляре, пуховку для пудры и маленькое ручное зеркало.

— Что это такое? — спросил мистер По, показывая рукой на разложенные предметы.

— Это, — сказала Вайолет, — улики, которые я нашла в чемодане Стефано.

— Мой чемодан, — заявил Стефано, — это частная собственность, к которой ты не имеешь права прикасаться. Это очень невежливо с твоей стороны, к тому же он был заперт.

— Мы имеем дело с чрезвычайными обстоятельствами, — спокойно сказала Вайолет, — поэтому я открыла его отмычкой.

— Как ты могла? — спросил мистер По. — Воспитанные девочки не разбираются в таких вещах.

— Моя сестра воспитанная девочка, — сказал Клаус, — но она во многом разбирается.

— Руфик, — согласилась Солнышко.

— Ладно, это мы обсудим потом, — сказал мистер По. — А сейчас, пожалуйста, продолжай.

— Когда умер Дядя Монти, — начала Вайолет, — мы с братом и сестрой очень огорчились, но у нас все равно возникли серьезные подозрения.

— Не подозрения! — воскликнул Клаус. — Когда у кого-то возникают подозрения, это значит, что он не уверен! А мы были абсолютно уверены, что Стефано его убил!

— Вздор! — заявил доктор Лукафонт. — Как я всем вам объяснил, смерть Монтгомери Монтгомери наступила в результате несчастного случая. Мамба дю Маль сбежала из клетки и его укусила, вот и все.

— Прошу прощения, — сказала Вайолет, — но это далеко не все. Клаус провел большую исследовательскую работу и выяснил, как Мамба дю Маль убивает свои жертвы.

Клаус подошел к стопке книг и раскрыл самую верхнюю. Он еще раньше заложил нужное место листком бумаги и поэтому сразу его нашел.

— «Мамба дю Маль, — прочел он вслух, — одна из самых смертоносных змей этого полушария, знаменита своей удушающей хваткой, которая вкупе со смертельным ядом придает всем ее жертвам сумрачный оттенок, ужасный на вид». — Он положил книгу и повернулся к мистеру По: — «Удушающий» означает…

— Мы знаем, что значит это слово! — заорал Стефано.

— Тогда вы должны знать, — сказал Клаус, — что Мамба дю Маль не убивала Дядю Монти. Его тело было вовсе не сумрачного оттенка. Оно было таким бледным, что бледнее не бывает.

— Верно, — заметил мистер По, — но из этого вовсе не следует, что доктора Монтгомери убили.

— Да, — сказал доктор Лукафонт. — Вполне вероятно, что на сей раз змея была не расположена оставлять кровоподтеки на своей жертве.

— Но еще более вероятно, — возразила Вайолет, — что Дядю Монти убили при помощи одного из этих предметов, — Она подняла флакон с резиновой пробкой. — На бирке этого флакона написано «Яд дю Маль», и нет никаких сомнений, что он украден из шкафа, в котором Дядя Монти держал образцы ядов. — Она подняла шприц с длинной иглой. — Стефано-Олаф взял этот шприц и ввел им яд. После чего проколол еще одну дырочку, чтобы все походило на змеиный укус.

— Но я любил доктора Монтгомери, — сказал Стефано. — Я бы ничего не выиграл от его смерти.

Если кто-то лжет без зазрения совести, то такую ложь порой следует и вовсе пропускать мимо ушей.

— Когда мне исполнится восемнадцать, — сказала Вайолет, пропуская слова Стефано мимо ушей, — то, как всем вам известно, я унаследую состояние Бодлеров, а Стефано вознамерился завладеть им для себя. Проще всего это сделать в таком месте, где раскрыть преступление довольно сложно, например в Перу. — Вайолет подняла маленькую пачку сложенных бумаг. — Это билеты на «Просперо», который сегодня в пять часов отплывает из Туманной Гавани в Перу. Именно туда Стефано и вез нас, когда мы случайно в вас врезались, мистер По.

— Но Дядя Монти разорвал билет Стефано до Перу, — сказал Клаус, и вид у него при этом был довольно смущенный. — Я сам видел.

— Правильно, — сказала Вайолет. — Именно поэтому он должен был убрать Дядю Монти с дороги. Он убил Дядю Монти… — Вайолет задрожала и умолкла. — Он убил Дядю Монтм и взял эту карточку в пластиковом футляре. Это членский билет Герпетологического общества, который принадлежал Дяде Монти. Стефано рассчитывал выдать себя за Дядю Монти, чтобы оказаться на «Просперо» и переправить нас в Перу.

— Но я не понимаю, — сказал мистер По, — откуда Стефано вообще известно про твое состояние?

— Потому что на самом деле это Граф Олаф, — сказала Вайолет, выходя из себя оттого, что снова приходится объяснять то, о чем и ее брат, и сестра, и вы, и я знаем буквально с первой минуты появления

Стефано. — Хоть он обрил голову и выщипал бровь, но избавиться от татуировки на щиколотке можно было только при помощи пудры, пуховки и ручного зеркала. Чтобы скрыть глаз, он загримировал свою левую щиколотку, и бьюсь об заклад: если мы сотрем грим тряпкой, то увидим татуировку.

— Какая нелепость! — закричал Стефано.

— А вот это мы еще проверим, — ответил мистер По. — Ну-ка, у кого есть тряпка?

— У меня нет, — сказал Клаус.

— У меня нет, — сказала Вайолет.

— Гувил! — сказала Солнышко.

— Что ж, если тряпки ни у кого нет, можно об этом забыть, — сказал доктор Лукафонт, но мистер По поднял вверх палец, призывая его не спешить, после чего, к величайшему облегчению бодлеровских сирот, сунул руку в карман и вынул носовой платок.

— Вашу левую щиколотку, пожалуйста, — твердо сказал он, обращаясь к Стефано.

— Но вы целый день в него кашляли, — сказал Стефано. — На нем полно микробов.

— Если вы действительно то лицо, о котором говорят дети, микробы будут наименьшей из ваших неприятностей. Вашу левую щиколотку, пожалуйста.

Стефано — слава богу, что нам последний раз приходится называть его вымышленным именем, — глухо зарычал и, подняв штанину, обнажил щиколотку. Мистер По опустился на колени и принялся тереть ее платком. Сперва, казалось, ничего не происходит, но затем, подобно тому как после проливного дождя начинает проглядывать солнце, стали появляться смутные очертания глаза. Четче, четче, и наконец глаз сделался таким же темным, каким был, когда сироты его впервые увидели.

Вайолет, Клаус и Солнышко пристально смотрели на глаз, и он отвечал им тем же. Впервые в жизни бодлеровские сироты были счастливы его видеть.

Если бы эта книга была написана для развлечения маленьких детей, вы бы уже догадывались, что случится в следующей главе. Личность злодея установлена, его дьявольские планы раскрыты, на сцене появляется полиция и препровождает его в тюрьму до конца его дней, а отважные юнцы отправляются за пиццей и живут долго и счастливо. Но эта книга о бодлеровских сиротах, и мы с вами знаем, что возможность счастливой судьбы для этих детей столь же вероятна, как и возвращение к жизни Дяди Монти. И все же, когда татуировка вновь вернулась на свое место, бодлеровским сиротам показалось, что к ним вернулась частичка Дяди Монти и что они раз и навсегда доказали вероломство Графа Олафа.

— Действительно глаз, — сказал мистер По, перестав тереть щиколотку Графа Олафа. — Вы определенно Граф Олаф, и вы определенно арестованы.

— А я определенно потрясен, — сказал доктор Лукафонт, прижимая свои странно негнущиеся руки к голове.

— Как и я, — признался мистер По, хватая Графа Олафа за руку, чтобы помешать ему куда-нибудь убежать. — Вайолет, Клаус, Солнышко, простите меня за то, что я не поверил вам раньше. Но мне казалось просто невероятным, что он станет вас разыскивать в обличье лабораторного ассистента и придумает такой изощренный план с целью украсть ваше состояние.

— Интересно, что случилось с Густавом, настоящим лабораторным ассистентом? — вслух поинтересовался Клаус. — Если бы Густав не ушел с работы, Дядя Монти никогда не нанял бы Графа Олафа.

С того самого момента, когда обнаружилась татуировка, Граф Олаф хранил молчание. Его блестящие глаза шныряли по сторонам, так же внимательно всматриваясь в каждого из находившихся в Змеином Зале, как лев всматривается в стадо антилоп, выискивая, кого бы лучше убить да съесть. Но при упоминании имени Густава он заговорил.