Месьё Эркюль будто приклеенной к его руке тросточкой энергично ткнул в отбитый на кромке камина камешек.
– А это что? – месье Эркюль повторил тотже жест, но уже по отношению к трещине на паркетной доске в углу гостиной.
– С какой силой надо было швырнуть что-то тяжёлое, чтобы разбить паркетную доску из радиального дуба92? А это что?! – месьё Эркюль показал тростью на дополнительную дырку рядом с креплением карниза для штор. – Портьеру дёрнули с огромным усилием, а когда попытались починить, пришлось просверлить другую дырку, из старой карниз выпадал. Так что это, по-вашему? – вскинул брови вверх месьё Эркюль.
– А по-вашему? – совершенно спокойно и даже с нежностью спросила мама.
– По-моему, это истерика! – вскричал довольный своим умозаключением маленький бельгиец. – Ис-те-ри-ка! Кто из семейства леди М. А. К. К. способен на истерику? Только Фло! – месьё Эркюль указал любимой тростью на фотографию, едва не угодив в лицо изображённой на ней девочки с недобрым взглядом. – Их, несомненно, было две. Фло не жила с семьёй постоянно, а приезжала в гости. Я предполагаю, что девочка находилась на излечении. И болезнь её была здесь, – месьё Эркюль легонько постучал указательным пальцем по голове.
– Браво, месьё Эркюль! – не прерывая вытягивания спицами петельки из петельки, прошелестела губами мисс Джейн.
Мистер Кьёрин и мисс Мери зааплодировали ликующему месьё Эркюлю, который в свою очередь, лёгким кивком головы поблагодарил мисс Джей за отличную подсказку о близняшках. Мисс Джейн снисходительно улыбнулась. Рибаджо, Алька, Васюшка и мама во все глаза смотрели на бабушку. У неё из кармашка фартука с кряхтением и стенанием выбирался попугай Кешка. Бабушка будто не слышала ни одобрительных аплодисментов мистера Кьёрина и мисс Мери, ни шелест мисс Джей.
– Вот упорная, – подумал Рибаджо, – она наверняка не согласна и у неё есть своё мнение. Рибаджо знал, бабушка тоже делит людей на две категории: на тех, кто по утрам ест пареную тыковку со сливочками и медком, запивая всё это жасминовым чаем, и на тех, кто жасминовый чай не пьёт. Именно этот чай приводил мысли бабушки в порядок. Таких людей она считала благоразумными и сосредоточенными. Среди присутствующих жасминовый чай пили только её домочадцы.
Кешка, наконец, выбрался из бабушкиного кармана, перепрыгнул на журнальный столик и с важным видом начал прохаживаться между рамками с фотографиями. Он останавливался у каждой из них, долго всматривался, а затем клювиком стучал или не стучал по изображению. Первой фотографией, на которую Кешка обратил внимание, был портрет старшей сестры Медж (так гласила надпись). Бабушка вытащила из сумочки маленькую лупу. Этот предмет всегда жил в закромах, казалось малёнькой, но очень вместительной бабушкиной сумочки. При помощи этого оптического прибора бабушка отыскивала занозы в пальцах своей внучки и её друзей.
– Так, так… – загадочно бормоча, бабушка передвигалась от фотографии к фотографии. Она пристально, при помощи лупы, изучала портрет старшей сестры Медж, отмеченной Кешкой. Затем перенесла лупу на фотографию старшей сестры Фло. – Так, так, так… – опять пробормотала бабушка. Затем она резко выпрямилась и с горящим решимостью взором провозгласила, – Это один и тот же человек! У леди М. А. К. К. никогда не было сестёр двойняшек…
– Ах, милая… – попыталась возразить бабушке мисс Джейн. – Я очень хороший физиономист93. Меня не проведёшь. Это разные люди…
– Я могу доказать своё предположение, – насупила брови бабушка.
– Вот это было бы здорово! – месьё Эркюль мелкими шашками побежал вокруг стола. – Какое хорошее слово прозвучало из ваших уст леди, – промурлыкал месьё Эркюль, чуть тронув бабушку за плечо.
– Это какое, какое? – вскинулся попугай Кешка.
– Это слово «доказательство» – торжественно произнёс месьё Эркюль и дёрнул свой закрученный ус. – До сей поры, мы пользовались только предположениями, а теперь у нас появилось доказательство. Слушаем вас, – снисходительно улыбнувшись, сказал маленький бельгиец.
– Смотрите, – бабушка склонилась над фотографией старшей сестры Медж, – видите, здесь среди волосков на одной из бровей девочки, едва заметный и хорошо замаскированный шрам, – бабушка навела лупу на фотографию.
– Да, да, да! – воскликнула мисс Мери, – Я с леди МАКК никогда не встречалась, но мы часто болтали с ней по телефону. Однажды, она рассказывала мне, как её старшая сестра Медж поскользнулась на апельсиновой дольке и едва не потеряла глаз. Она всегда предостерегала меня, что нужно лучше смотреть под ноги…
– А теперь, обратите внимание на фото старшей сестры Фло, – бабушка навела лупу на портрет Фло, – здесь тот же шрам!
– Блестяще! – воскликнул месьё Эркюль, увеличивая круги вокруг стола. – Превосходное доказательство!
– Они придумали её! – удивлённо воскликнул Алька, поразившись собственной догадке. – Они придумали её. Иногда Медж понарошку становилась злой девочкой Фло…
– Я вынужден согласиться, – кивнул месьё Эркуль. – Мы имеем выдуманный, повторяю выдуманный, рождённый фантазией сестёр, долго действующий и имеющий отвратительный характер персонаж в виде старшей сестры Фло! Персонаж, творивший зло и вселяющий ужас. Сестры играли в это! Любовь к преступлениям выросла у леди М. А. К. К. ещё в детстве.
– Да, – согласно закивала мама, – я думаю, что леди М. А. К. К. рисовала в своём воображении разные существа. В детстве – семейство котят и деревьев, в юности и зрелости – вымышленных подружек. Она все время сочиняла им приключения, что-то бормоча себе под нос. Ее собаки и птицы тоже действовали в таких историях. Эти персонажи для леди оказывались более реальными, чем настоящие люди. Они взрослели вместе с ней, попадали в переделки. О «существовании» фантомов никто не знал. Я говорю так уверенно, потому что сама в детстве проделывала это постоянно…
– Какой прелестный бантик в волосах Василисы, – прервал речь мамы немного усталый голос леди М. А. К. К. – Какие буйные кудри у Рибаджо и тугие мускулы у Альки. Какой забавный попугай! Не слишком ли густо набриолинены94 у вас волосы, мистер Кьёрин?
– Вы хотите сказать, что прозрели? – насмешливо спросила мисс Джей. – Выходит, мы разгадали вашу вторую тайну?
– Вам удалось! Я вспомнила своё детство. Знаете, какая игрушка была самой любимой – обруч! Обруч по очереди превращался в коня, морское чудовище и железную дорогу. Гоняя обруч по тропинкам сада, я становилась то странствующим рыцарем в доспехах, то придворной дамой верхом на белом коне. Или – несколько менее романтично – машинистом, кондуктором или пассажиром на трёх железных дорогах моего собственного изобретения.
– Почему в вашем голосе звучит грусть? – поспешил спросить месьё Эркюль.
– Она прозрела и страшится увидеть то, что ей может не понравиться, – колко заметил мистер Кьёрин, – боится разочароваться. Узнать, что за время её отсутствия, мир изменился в худшую сторону…
– И всё-то вы знаете, мистер Кьёрин – устало произнесла леди М. А. К. К. – Я, признаться, утомилась. Каждое из ваших предположений будило во мне кучу детских воспоминаний. Они нанизывались одно на другое. Их груз, с непривычки, тяжеловат…
– Вот и идёмте отдыхать, – мяукнула мисс Мери, – мы хорошо поработали…
Все, как по команде, встали и направились кто куда.
– А вас, дорогая, – обратилась к бабушке мисс Джей, – я приглашаю на веранду. Мне хочется показать вам новый узор для пуловера95 Рибаджо. По-моему, из того, что сейчас на нём, он уже вырос…
* * *
Вечером в распахнутые настежь стеклянные двери гостиной донёсся шум бившегося о скалы прибоя. Ветер свежел. На море появились маленькие белые барашки. Рыбачьи лодки не вышли в море. С острова виден был только высокий холм, нависший над деревушкой Стиклхевн. Самой деревушки видно не было – выдающаяся в море рыжая скала закрывала бухточку. К ночи ветер усилился и пригнал на остров дождь, который с рёвом бился в стёкла окон. Шторм крепчал. Ветер выл, хлестал по стенам дома. Тьма разлилась по крыше дома жидким черным тестом, закрывая окна, заполняя каждую щелочку и дырочку в доме похожем на раненного грача.
Все собрались в гостиной. Уселись, сбившись в кучку.
Чтобы как-то разрядить тревожную атмосферу, мама подошла к роялю и открыла клап96, присев на круглый стул. Её пальцы побежали по клавишам, мама запела свою любимую песню:
– Опять метель и мается былое в темноте…
Голос её с каждой минутой густел, креп. Он заполнил собою всю комнату, потом весь дом. Голос звонкой птицей вылетел в окно, заметался среди облаков. Тучи, лениво разбрасывающие молнии, услышали песню, посветлели. Ветер задрожал от восторга и сбросил с себя разметавшийся плащ. Море примирило повздорившие между собой волны. Тьма разбросала свои лохмотья по прибрежным кустам, успокоилась, выпустив на свободу лунную дорожку.