Братья заманили собак вниз, в долину, и помчались дальше по долине, к тому месту, где за деревьями высилась огромная отвесная скала. Братья добежали до лужайки у подножия скалы и остановились, прислонясь спинами к скале. Здесь они стали ждать собак.

Вожаки собачьей своры выскочили на лужайку из кустов и бросились на кенгуру.

Но братья были сильными воинами, они встретили собак безо всякого страха.

Собаки с рычанием прыгали на них, а братья-кенгуру отбрасывали их назад своими мощными задними лапами. Уже вся свора налетела на них, но братья бились до тех пор, пока не одолели всех собак.

Тогда братья вернулись в лес и шли по собачьим следам, пока не встретили Туркука, который бежал со всех ног, чтобы ему поспеть на место, когда собаки примутся терзать кенгуру.

И братья убили его, а затем снова превратились в людей и вернулись в свое стойбище.

На следующий день они отправились на охоту, и один из братьев, заметив на коре дерева следы когтей опоссума, взял каменный топор и стал рубить на стволе зазубрины, чтобы ему легче было взобраться на дерево.

Когда он уже влез высоко на дерево, от дерева отскочила щепка и со звонким гудением полетела вниз, и звук этот напоминал голос ребенка.

Услышав этот звук, Байяма поспешно спустился с дерева: ему показалось, что это его сын говорит с ним.

И брату его тоже послышался детский голосок. Братья подняли щепку и с удивлением стали ее разглядывать. Они решили хранить ее, чтобы она всегда напоминала им погибших малышей.

Тот брат, который лазил на дерево, пробуравил в щепке дырку и продел в нее полоску лыка, чтобы закинуть щепку через плечо.

Но сначала он покрутил ею над головой, и снова послышался голос — это был голос их детей.

Потом братья пошли с этой щепкой из племени в племя и рассказали всем о случившемся чуде, и с тех самых пор люди стали сзывать племена гудением этой щепки. И назвали ее гуделкой[142].

Каждый праздник начинается так: идут разрисованные люди по лесу и размахивают гуделками над головой. И, услышав гуделку, сходятся люди всех племен, потому что это голос духа из Сновидения[143] и его зову подчиняются все.

Когда Выпь[144] был человеком, закинул он однажды сеть в море и поймал дюгоня[145]. Дюгонь был очень большой, Выпь привязал его к каноэ и потянул за собой к берегу.

«Подшучу-ка я над моими друзьями, — решил Выпь, — заставлю их попотеть за кусочек этого дюгоня».

Подплыв к берегу, он кликнул всех своих друзей:

— Я поймал дюгоня. Садитесь в каноэ и плывите за мной. Отыщем местечко поудобнее и съедим дюгоня.

Друзья немедля столкнули в воду свои каноэ и поплыли за Выпью вдоль берега.

— Добрый малый этот Выпь, — говорили они. — Он поймал дюгоня, а мы все будем есть его!

А Выпь все греб и греб, пока они не подплыли к Длинному острову.

— Хорошее место — Длинный остров, — сказал Выпь друзьям. — Здесь мы и остановимся.

Друзья его обрадовались, что скоро начнется пиршество. Они выпрыгнули из каноэ и разбили стойбище на острове, а потом говорят Выпи:

— Давай вытягивай дюгоня из воды, начнем пиршество!

— Нет, — ответил Выпь, — нехорошее это место. Только сейчас я увидел, что это плохое место. Плывите за мной дальше.

Тогда все его друзья снова сели в каноэ и поплыли за Выпью. Возле Пологого острова они окружили каноэ Выпи и стали его убеждать:

— Вот где чудесное местечко! Самое подходящее, чтобы съесть дюгоня.

— Нет, поплывем дальше, — ответил им Выпь. — Дальше есть места и получше.

Выпь снова заработал веслом и потащил дюгоня по воде, а его друзья поплыли за ним в своих каноэ.

Но теперь они уже не толковали на все лады об этом добряке Выпи. Грести было тяжело, и все молчали.

Немного погодя они приблизились к Лысому острову. Выпь остановил свое каноэ, и оно качалось на волнах, пока он оглядывал берег.

— Подходящее местечко, — сказали ему друзья. — Давай съедим дюгоня здесь, а?

— Нет, это плохое место, — ответил Выпь. — Поплывем дальше.

Друзья последовали за ним, и скоро они подплыли к Зеленому острову.

— Ах, какое место! — обрадовались все. — Лучше места не найдешь! Хорошо бы тут съесть дюгоня.

— Нет, здесь плохо, — сказал Выпь. — Хорошие места дальше.

— Когда же мы зажарим этого дюгоня? — спросили у Выпи друзья. — Мы все плывем и плывем.

— Я поймал дюгоня в свою сеть, — ответил им Выпь. — Это мой дюгонь, и я зажарю его для своих друзей в хорошем месте.

Пришлось двинуться дальше, а дюгонь все тащился в воде. Наконец подплыли к Скалистому острову.

— Вот это самое лучшее место, — сказали Выпи друзья. — Может, вытащим каноэ на берег?

Но Выпь печально покачал головой:

— Мне жаль, друзья мои, но это самое худшее место из всех, доплывем-ка до Песчаного острова и съедим дюгоня на Песчаном острове. Вот там и вправду прекрасное место.

Двинулись дальше, но друзья Выпи так устали, что он приплыл на Песчаный остров первым.

— Что-то вы еле тащитесь, друзья, — закричал Выпь с берега. — Может, дюгонь вам не нравится?

Тогда один из его друзей, самый сильный из всех, сказал:

— Ты нам сначала ответь, это последняя остановка или нет, тогда и мы тебе скажем, нравится нам твой дюгонь или нет.

— Да, здесь мы остановимся, — сказал Выпь. — Вот вытащим дюгоня на берег и попируем на славу.

Они вытащили дюгоня на берег и разрубили его на куски. Затем разожгли большой костер и поджарили мясо.

А на этом острове жила одна старуха. Она жила тут и в воздухе, и на земле, и в море. Иногда люди видели ее, а иногда никто не видел, но все знали, что она здесь живет.

Когда мясо дюгоня начало поджариваться, старуха жадно принюхалась: чем это так вкусно пахнет? А потом решила: «Пойду-ка погляжу».

Шла она, шла по лесу и в конце концов набрела на костер, и тогда она сказала Выпи и его друзьям:

— Здравствуйте, мои внуки! Я живу на этом острове, и очень мне хочется есть. Дайте мне мяса.

Они дали ей кусок мяса, она положила его на камень и говорит:

— Пойду схожу за сумкой, чтобы мне было в чем нести это мясо.

А сама отошла в сторонку, спряталась за деревьями и стала думать, как бы ей завладеть всем дюгонем.

Едва она скрылась из виду, как Выпь заявил:

— Эта старуха заберет у нас все мясо. Плохое здесь место! Надо нам ехать дальше!

Они собрали все куски дюгоня и, нагрузив ими свои каноэ, отплыли от берега, но старуха вернулась, когда они еще были недалеко, и с визгом вбежала в воду. Она стала шлепать по воде ладонями и подняла высокие волны, которые с брызгами пены хлынули на каноэ.

Волны захлестнули каноэ, и Выпь и его друзья очутились в воде. А куски дюгоня вывалились из каноэ и поплыли по воде, и каждый кусок превратился в живого дюгоня. Стали эти животные нырять в море между плывущими мужчинами и женщинами.

Волны швыряли Выпь и его друзей, словно мангровые листочки. Белые гребни накрывали их с головой, а потом волны снова выносили их на поверхность и, наконец, выкинули их на дальний берег, где они отлеживались на солнце, покуда не набрались сил. А когда они оглянулись на Песчаный остров, то увидели возле него столько дюгоней, сколько раньше и в глаза не видели.

В краю, где горные утесы и море братья и где деревья стройны и высоки, жила молодая девушка по имени Лована, которая дичилась людей.

Она любила покой и тишину.

Глаза у нее были темные и робкие, но, когда она бродила по лесу, они сияли от восторга и удивления.

Жила Лована одна в хижине, сделанной из коры, и плела сумки для всех, кто бы у нее ни попросил. Пальцы у нее были длинные, они быстро и ловко переплетали полоски лыка, и потому она делала сумок больше, чем другие женщины.

Оттого что Лована была такая тихая, никто не разговаривал с ней подолгу. Юноши ее племени проходили мимо ее хижины, когда шли на охоту, — не умела она пошутить с ними и приветить их ласковым словом.

А она печально смотрела им вслед, потому что шел среди них один юноша, и, когда они скрывались за деревьями, Лована чувствовала себя еще более одинокой, чем прежде.

Звали этого юношу Яади.

Однажды все племена отправились далеко от стойбища на праздник. Дети с криками бегали по лужайкам и прятались меж деревьев. Самых маленьких женщины несли на плечах и смеялись вместе с ними.

За спиной у женщин висели сумки, те самые сумки, которые сплела им Лована. Женщины взяли с собой много ямса, а мужчины — копья и воммеры, и все племена вместе отправились в путь. Люди шли друг за другом на расстоянии вытянутой руки, и, когда их вожаки уже скрылись из виду, по стойбищу все еще тянулась вереница людей.

Вскоре в стойбище осталась только одна Лована, потому что никому не пришло в голову сказать ей: «Пойдем с нами на праздник». Все забыли о ней. И ее мать, и отец, и все сородичи ушли и даже не вспомнили о ней. Она была слишком тихая, и среди веселья и шума никто не заметил, что ее нет.