От Семь-Пень-Дыра наляпам что-то нужно. И пока они этого не получат, его не тронут.
Ощутив замешательство Ягуна, наляп с дубинкой достал кусок плотного матового картона. Ягун сообразил, что это был рекламный календарик с позапрошлого драконбольного первенства. На календарике верхом на пылесосе лихо мчался Семь-Пень-Дыр с пламягасительным мячом в руках. Шевеля языком, наляп принялся кропотливо сравнивать лицо Дыра с лицом Ягуна.
– Это не тот! Тот смуглее, шерсть на голове не того цвета и боковые наросты не оттопыриваются! – нетерпеливо сказал другой наляп.
«Так вот как они нас отличают! Емкий словесный портрет, нечего сказать!» – мрачно подумал Ягун.
– Неважно. Все равно это маг. Обшарьте его! – возразил наляп с Ягуновым кольцом.
Ягун попытался пнуть его, однако нога застряла в грязном тесте.
– Что вам от меня надо? Вы хоть понимаете, кого схватили? – спросил он.
– Молчи, маг, и не вертись! Еще раз откроешь рот – сломаю тебе шею! – лениво пробасил наляп.
Это была не угроза, а скорее предупреждение. Для угроз наляпы были устроены слишком примитивно. Ягун попытался подзеркалить, однако на наляпа и его тяжелые, неповоротливые, вылепленные из густой жижи мысли дар телепатии не распространялся.
Неуклюжие пальцы зашарили у Ягуна по карманам, бесцеремонно бросая на пол все, что находили. Отвертка, моток изоленты, запасная катушка зажигания для пылесоса, фотография Лотковой, уставившаяся на наляпов с крайним удивлением. Все эти вещи не вызвали у наляпов никакого интереса, равно как и приглашения на вечер встречи, сразу отброшенные в сторону. Зато жестянка из-под зубного порошка – старая, облупленная коробочка, которую Ягун реквизировал у Ягге, чтобы хранить там всякие мелочи вроде коллекционных монет – удостоилась пристального внимания, хотя, с точки зрения Ягуна, там не было ничего ценного. Наляпы вытряхнули содержимое коробки на пол, и, пока двое держали Ягуна, третий озабоченно ковырялся толстым пальцем, перерывая монеты, ниппеля и пуговицы.
– Ну! Долго ты будешь возиться? Нашел? – нетерпеливо крикнул старший наляп.
Ищущий поднял пустое лицо.
– Арк! Клянусь тебе: у него нет арте… – начал он.
Старший наляп махнул короткой дубиной. Во все стороны брызнула липкая жижа.
– Нам нельзя этого произносить! – рявкнул он.
Слова были излишни. Наляп, чья наполненная болотной жижей голова разлетелась как сырое яйцо, лежал неподвижно. Тело быстро оплывало, растекаясь по паркету. Старший наляп с недоумением уставился на то, что только что было его приятелем.
– Эх, мамочка моя бабуся! Была не была! Команда Тибидохса в нападении! – завопил Ягун.
Воспользовавшись тем, что оба наляпа смотрят на оплывающую жижу, он вырвался и метнулся к наляпу с перстнем. Второй наляп попытался схватить Ягуна за ногу. Спасаясь от него, играющий комментатор прыгнул, точно костью от собаки откупившись от лапы расшнуровавшимся ботинком. Его полет был коротким и завершился тем, что Ягун впечатался макушкой в упругий живот главного наляпа. Цель была все же достигнута. Он сумел вцепиться в запястье руки, державшей его кольцо. Разжать могучую ладонь наляпа он не надеялся. Однако расчет был не на это. Само по себе тесто не могло послужить препятствием. Пусть перстня и не будет на пальце, все же он окажется рядом.
– Прогорклюс! – завопил Ягун до рваной сухости в горле. Никогда в жизни он так сильно не желал, чтобы заклинание сработало.
Искра полыхнула, пробившись сквозь истончившееся тесто. Наляп, занесший дубину, чтобы расправиться с Ягуном, покачнулся, а в следующий миг внука Ягге обрызгало жижей. Да, с главарем было покончено. Он отправился в небытие так же равнодушно, как и вошел в него, ничего не ожидая, но ничего и не потеряв, ибо все его существование было лишь исполнением чужой воли.
Однако, до последнего сжимая кольцо в ладони, главарь навредил Ягуну так, как сумел, приняв на себя всю разрушительную магию заклинания. Искра погасла, а последний наляп между тем был еще цел. Он ринулся на Ягуна, когда тот поспешно наклонился, чтобы отыскать в густой однородной жиже свое кольцо, и, опрокинув его на пол, стал душить.
Ягун попытался оторвать его руки. Пальцы легко вгрызались в запястья из теста, которое тотчас смыкалось, пропустив их, как смыкается трясина. Осознав бесполезность безоружного сражения с этой гибкой массой, Ягун стал вслепую шарить вокруг, надеясь отыскать кольцо.
Но недаром закон подлости, самый соблюдаемый закон во всем неписаном законодательстве, гласит, что в ответственный момент найти можно все, кроме того, что тебе нужно. Умные люди, зная это, нарочно начинают искать нечто иное. Например, отыскивая ключи, произносят вслух, что ищут шапку, тем самым заставляя простодушные ключи расслабиться и выглянуть из своего убежища.
Однако Ягуну, которого почти придушили, было не до казуистических тонкостей. Он искал свое кольцо судорожно и беспорядочно, как утопающий загребает предательски уступчивую воду.
Наконец каким-то чудом он все же нашел перстень. Нашарил его не ладонью, но локтем, в месте, почти недосягаемом для пальцев. Попытался наудачу произнести заклинание, однако из горла, стиснутого холодными пальцами, вырвался лишь хрип.
«Ну вот! Столько раз придумывал последнюю фразу, а теперь так и ухожу! Бестолково и без фразы! На моей могиле напишут: «Всю жизнь его звало небо, но прикончил его кусок грязи!» – мелькнула нелепая, явно не из этой оперы мысль.
Меркнущим сознанием Ягун уловил в коридоре неясный шум и, так и не поняв, что шум означал спасение, нырнул во мрак.
* * *Очнулся Ягун, когда за ворот ему затекло что-то склизкое и противное. Он брезгливо сел, по осколкам собирая воспоминания, кто он, где он и что тут делает. Горло саднило. Наляп, недавно душивший его, странным образом исчез. Веки были залеплены грязью. Пока разум – этот кропотливый зануда – сопоставлял детали, приходя к единственно возможному выводу, ладонь машинально вытирала с лица жижу. Следующим побуждением Ягуна было отыскать кольцо и поскорее надеть его на палец. Уф! Ощутив пальцем ободряющее давление кольца, Ягун почувствовал облегчение. Наконец-то!
– Ну и напачкал ты тут. На потолке и то грязь, – укоризненно произнес кто-то.
Ягун поспешно вскочил, готовясь, если придется, принять новый бой.
На подоконнике сидел Семь-Пень-Дыр. Одет он был щегольски, продуманно, хотя и несколько кинематографично – в белых брюках и белом ослепительном пиджаке, из нагрудного кармана которого торчал уголок черного платка. Такого же цвета была и магфиозная бабочка на рубашке. Одни только бежевые, очень дорогие и мягкие туфли немного выпадали из образа. Тяжелый перстень с печаткой, которым Пень только что прикончил наляпа, еще не успел погаснуть и был окружен размытым розовым сиянием.
Наблюдательный Ягун подумал, что Дыр совершил ошибку, которую часто допускают, попав во внешний мир, недавно выпущенные из школ маги. Но об ошибке этой чуть подробнее.
Перед выпуском маги сильно задумываются. Что им делать дальше? Забиваться в Брянские леса и жить среди волков-оборотней? Податься в Трансильванию к вампирам? Ну знаете ли, это вы уж сами… Поселиться на Лысой Горе? Но там в девять вечера нос на улицу не высунешь – отгрызут. И остается одно – лопухоидный мир. Он большой, он всех вместит. И вот молодые – восемнадцати-девятнадцати-двадцатилетние – маги летят туда.
Что их окружало прежде? Драконы, кикиморы, перстни, призраки, магические книги. А тут что-то иное, огромное, запутанное, сложно организованное, о чем, взятые из лопухоидного мира детьми, они утратили представление. Спеша поскорее разобраться, что к чему, многие маги жадно набрасываются на лопухоидные фильмы, надеясь с их помощью проникнуть в настоящую жизнь. И – именно это их и губит. Сто, двести фильмов, просмотренных в очень короткий срок, надолго погружают их в сумбур. Действительность подменяется иллюзией.
Разгоряченные новизной, переполненные силами, юные маги врываются в лопухоидный мир. Они не понимают, что в реальной жизни люди гораздо чаще ходят в пыльных свитерах и вытертых джинсах, чем в бальных платьях и фраках. Да и из кармана чаще торчит ручка или расческа, чем рукоять кольта сорок пятого калибра.
И вот, одетые как чикагские мафиози прошловекового разлива, восемнадцатилетние лоботрясы болтаются по улицам и ищут салуны в надежде затеять ссору. Салунов не находят, а в кафешках и ссориться не с кем. Тебе лишь вежливо улыбаются и просят убрать поднос на место.
Бедные маги пребывают в крайнем недоумении. Кажется, они все делают правильно. Коробками изводят дезодоранты, садятся в трамвае рядом с водителем и обращаются к девушкам не иначе как: «Эй, крошка! На каком кладбище ты откопала свое хорошенькое тельце?» Но – увы, – несмотря на экстренные меры и безупречное поведение, терпят фиаско на всех фронтах.