И это были мои морды!

Обычно, когда сердишься или злишься, не видишь себя со стороны, в зеркало не смотришься. А тут я смотрелся! Только не на себя, а на них — своих омерзительных двойников! И лица мои, то есть морды мои, мне совершенно не нравились! Просто ни капельки! Они были какими-то кривыми, совсем не симпатичными, как я раньше о себе думал, а наоборот. Уродскими!

А мускулистый Синий Мальчик напирал. Он уже буквально подмял меня под себя, под свою широкую атлетическую грудь. Я глянул на Бабаку, но ее нигде не было. Бабака исчезла.

И тогда… Тогда я в отчаянии закричал:

— Что же вы делаете, братцы?!

Вернее, я только хотел так закричать.

Но потом подумал:

«Братцы? Вот эти синие уродцы — мне братцы? Ну уж нет!»

И я крикнул:

— Не на того напали! Вон того держите, мускулистого! У него, смотрите, смотрите, шея РОЗОВАЯ!

И знаете, это сработало! На секундочку Синие притормозили, но только на секундочку, а потом…

Потом они бросились на Мускулистого.

У него вокруг шеи был намотан розовый шарфик — это меня спасло.

Воспользовавшись моментом, я вытиснулся из толпы бушующих Синих и бросился к выходу.

Но выхода не было.

Вместо выхода была свеженькая кирпичная кладка с табличкой:

Тогда я бросился к кадке с фикусом. Бросился чисто интуитивно — подумал, что, может, там Бабака спряталась.

Но нет. Никакой Бабаки там не спряталось. Зато в кадке, рядом с фикусом, росло каштановое дерево. Точнее, это фикус рос рядом с деревом. Мой каштан стал таким толстым и высоким, что его корни вылезли из кадки и расползлись почти по всему бистро. А макушка продырявила потолок, и видно ее не было.

Из дырки дул ветер свободы и перемен.

— Эврика! — воскликнул я мысленно и полез на каштан.

А еще, взглянув из-под потолка на орущих и дерущихся внизу Синих, я мысленно сам себе сказал:

— Я их всех выше.

Я пролез в дырку и затаился в ветвях. На всякий случай. Мало ли, куда меня занесло? Благо, крона у моего каштана была раскидистая. Вернее, развесистая — кругом висели аппетитного вида каштаны и молча мне улыбались. Я хотел у них спросить, чему они улыбаются (мне лично после всей этой катавасии с Синими было не до улыбок). Но каштаны улыбались так тихо и счастливо, что я не решился их беспокоить.

Я высунулся из кроны.

Вокруг меня была довольно уютная комната — вся в английских обоях в полосочку и со старомодным комодом в углу. У комода стояло кресло-качалка. В нем сидела сухонькая старушонка с пяльцами для вышивания на коленках.

Еще на коленках у старушки лежал клетчатый шотландский плед, а на голове — рыжий сиамский кот.

Вы скажете, что рыжих сиамских котов не бывает. Но кот был, и я его видел своими глазами.

Я стал разглядывать дальше. Кроме старушки и кота, в комнате было из живых существ еще двое. Одно сидело в клетке, подвешенной на цепочке к потолку, и было рыбой с крыльями. Второе плавало на комоде, в аквариуме, и было птицей с плавниками.

Все четверо занимались каждый своим делом: Старушка вышивала, кот мурлыкал, а птица с рыбой ели сухой корм. Время от времени они переглядывались и нежно улыбались друг другу. У них в комнате царил уют домашнего очага. Это произвело на меня очень хорошее впечатление, и я тоже, незаметно для себя, тихонько стал улыбаться.

— Простите, куда я попал? — с обворожительной улыбкой спросил я, высовываясь из каштана.

— Это, смотря куда тебе нужно? — вопросом на вопрос ответила Старушка, не отрываясь от вышивания.

— Мне нужно в пятнадцатую квартиру.

— Значит, это пятнадцатая.

— А если мне надо в тридцать девятую? — на всякий случай переспросил я.

— Тогда бы ты вылез в тридцать девятую.

— Вылез? Откуда?

— Это, смотря куда ты сначала залез, — ответила Старушка. — Если ты залез в, допустим, банку с вареньем, то и вылезешь, соответственно, из банки. Но уже без варенья, потому что по пути ты его, разумеется, съешь. А если ты залез, например, пальцем в нос, то и вылезешь из носа, но уже пальцем.

— А если в «Синий дилижанс», то из «Синего дилижанса»? — усмехнулся я.

— А если в «Синий дилижанс», то из «Синего дилижанса», — подтвердила Старушка.

Это была какая-то демагогия, а демагогию я не любил. Поэтому я спросил прямо:

— Я ищу хомяка. Рыжего, с прокушенным ухом. Видели вы его или нет?

— Или нет, — сказала Старушка.

Какая все-таки противная старушка!

— Вы, уважаемая Старушка, пожалуйста, не увиливайте, — попросил я.

— А я не увиливаю. Вилли, ты не видела Фому Фомича? — обратилась Старушка к птице с плавниками.

— Ка-а-ар-р-р! — сказала птица.

— А ты, Тилли? — спросила она у рыбы с крыльями.

— Буль-буль, — ответила рыба.

— Тогда, может быть, ты, Билли, видел с прокушенным ухом хомяка?

— Все может быть, — мяукнул кот, запуская когти в старушкину прическу.

А прическа у нее, надо сказать, была выдающаяся. Это была даже не прическа, а какой-то дом. Кошачий дом из волос, с верандой и дымоходом.

— Мы никого такого не видели, — ответила за всех Старушка.

— А откуда тогда вы знаете, что он Фома Фомич?

Старушкины глаза забегали. Один побежал к аквариуму, а другой полез в птичью клетку.

— Лови их! — крикнула коту Старушка.

Кот спрыгнул с головы и бросился, куда глаза глядят. Поймав беглецов без особых усилий, он вернул их хозяйке.

— Про то, что хомяка зовут Фомой Фомичом, нам ничего неизвестно, — сказала Старушка. — А то немногое ничего, что нам известно, известно нам от тебя. Ведь ты же первый про него рассказал, не так ли?

Старушенция оказалась хитрющая. Она совсем меня запутала, эта пожилая женщина. Но я решил, что без боя не сдамся.

— Какой у вас хорошенький комод, — сказал я невинным голосом. — А у вас там что?

— Сказки! — Старушка заметно оживилась.

— Неужели? Вы только подумайте! — я всплеснул руками.

— А ты что, любишь сказки?

Кот у нее на голове затеребил лапами и заразмахивал хвостом. Даже птица с рыбой перестали жевать и уставились на меня.

— Я сказки просто обожаю! — как в театре воскликнул я. — Умоляю вас, расскажите! Заклинаю вас!

— Ну, слушай, — заулыбалась Старушка и полезла в комод.

Сказка старушки из квартиры № 15 (с котом на голове)

Жила-была на свете, вернее, в океане, одна маленькая рыбка. Звали ее Тилли. И вот однажды рыбка Тилли потеряла…

— Зонтик! — воскликнул я и тут же понял, что сказал какую-то ерунду.

— Зачем рыбе зонтик? — мурлыкнул кот.

— Затем же, что и перчатки, — для красоты, — ответила Старушка. — Ведь Тилли была истинной леди и всегда носила с собой зонтик, перчатки и ридикюль. Но их она никогда не теряла. В тот день Тилли потеряла улыбку, представляете? Только вышла за порог — глядит, а улыбку как ветром сдуло!

— А разве под водой дуют ветра? — усомнился я.

— Еще как! Там такие ветра, что тебе и не снилось! Особенно по четвергам, после обеда.

Я пожал плечами, но спорить со Старушкой не стал. У меня не было на это времени, и потом я уважаю ее возраст.

— И вот наша бедненькая Тилли отправилась на поиски улыбки, — продолжала Старушка. — Причем в прескверном настроении. Еще бы! Посмотрела бы я на тебя, когда с тебя сдует улыбку! А еще хуже, когда кто-нибудь ее украдет! Тут уж, знаешь ли, будет не до улыбочек. Так вот, о чем это я… Ах да! В поисках улыбки наша Тилли провела три долгих года. А если точнее, то четыре. Она обшарила весь океан, а потом перебралась в следующий.

На своем пути Тилли встречала много разных рыб, а также зверей, птиц и даже одного моряка. Но никто, ни единая душа, не знал, куда же все-таки запропастилась Тиллина улыбка.

Тилли страдала: она осунулась, помрачнела и даже сменила окрас. Из красивой желто-сиреневой рыбки она превратилась в серую.

Однажды ее чуть не слопала акула, а ведь она питалась исключительно селедкой!

В поисках улыбки Тилли побывала в самых странных и опасных местах. Она заглядывала в сундуки с сокровищами — их было много в затонувших кораблях. Искала в коралловых рифах, а ведь в них живут ужасные морские ежи! Тилли даже научилась летать — у одной летучей рыбы, чтобы проверить, а вдруг улыбку стащили чайки? Но нет. Чаек больше интересовало, какая Тилли на вкус, а совсем не ее пропавшая улыбка.

А однажды Тилли проникла в пасть к самому кашалоту! Ты не представляешь, как это опасно! Ведь оттуда нет обратного пути. Но Тилли и тут не растерялась: проверив все улицы и закоулки в зубах у кашалота, она выбралась наружу в фонтане! Кашалоты пускают их в небо, когда дышат, чтобы ты знал.