— А если б не съел?
— А что бы он с тобой делал?
— Не знаю, — сказал Ослик.
Они возвращались с войны в предрассветных сумерках когда большая лесная роса лизала им ноги.
«А Волк лежит под ёлкой, — думал Ослик, — совсем убитый».
— Зачем? — сказал он. — Лучше бы сидеть дома.
— Ты же на войне, — сказал Медвежонок…
Старинная французская песенка
Лесная полянам как парным молоком, была до краёв залита лунным светом. Возле луны, как гнилушки возле старого пня, шевелились звёзды.
Заяц сидел посреди поляны и был совсем голубой.
Заяц играл на свирели старинную французскую песенку.
«Ля-ля! Ля-ля!» — мурлыкала свирель. И старый облезлый Филин улыбался.
Филину было сто лет, а может, больше, но теперь он вспоминал разные страны и улыбался.
«Как это было давно, — думал Филин. — Так же светила луна, так же сидел посреди поляны Заяц, так же осыпались звёзды и играла свирель. Потом поднялся туман. Заяц исчез, а свирель играла…»
«Играй, играй, свирель! — думал Филин. — Я бы съел твоего Зайца, но у меня осыпались перья… И потом — всё равно придёт другой Заяц, сядет посреди поляны и заиграет на скрипке».
Так думал Филин, живший в молодости во Франции, убивший полторы тысячи зайцев и составивший лучшую в мире коллекцию заячьих свирелей, скрипок и барабанов.
«И кто их тянет за уши? — снова подумал о зайцах Филин. — Кто их вытягивает на открытые лунные поляны, кто их заставляет ночи не спать — репетировать, чтобы потом пять минут играть среди лесной тишины?»
«Ля-ля! Лю-лю!» — пела свирель. И Заяц поголубел до того, что у него стали прозрачными уши. Ему было так хорошо, что он весь хотел стать прозрачным, как лунный свет; чтобы его совсем не было; чтобы была одна луна, играющая на свирели.
«Однако, — думал Филин, — этого Зайца не скоро съедят. Я его почти не вижу. Знать, много он репетировала коль может так уйти в свирель, что из неё торчат одни его уши. Знать…»
Филин прикрыл глаза, а когда через мгновение открыл их. Зайца уже не было.
Тысячи лунных зайцев скакали но поляне и у каждого из них в прозрачной лапе была свирель, скрипка или барабан из коллекции Филина.
«Ля-ля! Ля-ля!»
«Пи-пи-пи-пи!»
«Бам-бам!» — пели свирели и скрипки и бил барабан.
И каждый прозрачный Заяц на своём прозрачном инструменте играл старому Филину старинную французскую песенку.
Как Ослик шил шубу
Когда подошла зима. Ослик решил сшить себе шубу.
«Это будет чудесная шуба, — думал он, — тёплая и пушистая. Она должна быть лёгкой, но обязательно с четырьмя карманами: в карманах я буду греть копыта. Воротник должен быть широкий, как шаль: я буду заправлять за него уши. Когда у меня будет шуба, я войду в лес, и никто меня не узнает».
«Кто это, — крикнет Ворона, — такой лохматый?» — «Это Изюбрь!» — скажет Белка. «Это ПТИ-ПТИ-АУРАНГ!» — скажет Филин. «Это мой друг Ослик!» — крикнет Медвежонок, и засмеётся, и весь покувыркается в снегу, и тоже станет непохожим; а я его назову УУР-РУ-ОНГОМ, и все не поверят, кроме нас с ним…
Хорошо бы сшить шубу не из меха, а из ничего. Чтобы она была ничья: ни бобровая, ни соболья, ни беличья — просто шуба. И тогда я буду греться в ничьей шубе, и никто не будет ходить голым. А Волк скажет: «У кого ничья шуба — тот ничей». И никто не будет говорить, что я Ослик: я буду — НИКТО В НИЧЬЕЙ ШУБЕ. Тогда ко мне придёт Лис и скажет: «Послушай, НИКТО В НИЧЬЕЙ ШУБЕ, а ты кто?» — «Никто» — «А в чьей ты шубе?» — «В ничьей». — «Тогда ты — НИКТО В НИЧЬЕЙ ШУБЕ», — скажет Лис. А я посмеюсь, потому что я-то буду знать, что я Ослик.
А когда придёт весна, я пойду на Север. А когда и на Север придёт весна, я пойду на Северный полюс — там-то никогда не бывает весны…
Надо сшить шубу из облаков. А звёздочки взять вместо пуговиц. А там, где темно между облаками, будут карманы. И когда я туда буду класть копыта, я буду лететь, а в тёплую погоду ходить по земле.
Хорошо бы такую шубу сшить прямо сейчас же, вот прямо сейчас. Влезть на сосну и положить копыта в карманы. И полететь… А потом, может быть, пойти по земле… Вот прямо на эту сосну".
И Ослик полез на старую сосну, и влез на самую верхушку, и сложил копыта в карманы, и полетел…
И сразу стал — НИКТО В НИЧЬЕЙ ШУБЕ.
Правда, мы будем всегда?
«Неужели всё так быстро кончается? — подумал Ослик. — Неужели кончится лето умрёт Медвежонок и наступит зима? Почему это не может быть вечно: я, лето и Медвежонок?
Лето умрёт раньше всех, лето уже умирает. Лето во что-то верит, поэтому умирает так смело. Лету нисколько себя не жаль — оно что-то знает. Оно знает что оно будет снова! Оно умрёт совсем ненадолго, а потом снова родится. И снова умрёт… Оно привыкло. Хорошо, если бы я привык умирать и рождаться. Как это грустно и как весело!..»
Медвежонок зашуршал опавшей листвой.
— О чём ты думаешь? — спросил он.
— Я?.. Лежи, лежи, — сказал Ослик.
Теперь он стал вспоминать, как они встретились, как под проливным дождём пробежали весь лес, как сели отдохнуть и как Медвежонок тогда сказал:
— Правда, мы будем всегда?
— Правда.
— Правда, мы никогда не расстанемся?
— Конечно.
— Правда, никогда не будет так, чтобы нам надо было расставаться?
— Так не может быть!
А теперь Медвежонок лежал на опавших листьях с перевязанной головой, и кровь выступила на повязке.
«Как же это так? — думал Ослик. — Как же это так, что какой-то дуб разбил Медвежонку голову? Как же это так, что он упал именно тогда, когда мы проходили под ним?..»
Прилетел Аист.
— Лучше?.. — спросил он.
Ослик покачал головой.
— Как грустно! — вздохнул Аист и погладил Медвежонка крылом.
Ослик снова задумался. Теперь он думал о том как похоронить Медвежонка, чтобы он вернулся, как лето. «Я похороню его на высокой-высокой горе, — решил он, — так, чтобы вокруг было много солнца, а внизу текла речка. Я буду поливать его свежей водой и каждый день разрыхлять землю. И тогда он вырастет. А если я умру, он будет делать то же самое, — и мы не умрём никогда…»
— Послушай, — сказал он Медвежонку, — ты не бойся. Ты весной вырастешь снова.
— Как деревце?
— Да. Я тебя буду каждый день поливать. И разрыхлять землю.
— А ты не забудешь?
— Что ты!
— Не забудь, — попросил Медвежонок.
Он лежал с закрытыми глазами, и если бы чуть-чуть не вздрагивали ноздри, можно было бы подумать, что он совсем умер.
Теперь Ослик не боялся. Он знал: похоронить — это значит посадить, как деревце.
— С тобой и поразговаривать нельзя, — сказал Ёжик.
Медвежонок молчал.
— Что ж ты молчишь?
Медвежонок не ответил.
Он сидел на крылечке и горько плакал.
— Глупый ты: мы же с тобой б е с е д у е м, — сказал Ёжик.
— А кто будет Медвежонком? — всхлипывая, спросил Медвежонок.
Трям! Здравствуйте!
Солнечный Заяц и Медвежонок
Медвежонок проснулся, приоткрыл один глаз и увидел, что на полу перед окном сидит огромный Солнечный Заяц.
— Здорово! — сказал Медвежонок. — Ты кто?
— Я — Солнечный Заяц, — сказал Солнечный Заяц — Я жду, когда ты проснёшься.
И Медвежонок, жмурясь, вылез из постели.
— Сперва застелим постель, — сказал Солнечный Заяц и прыгнул на кровать.
Медвежонок взбил подушку, застелил одеяло.
— Так, — сказал солнечный Заяц. — Теперь будем умываться. — И перелетел к рукомойнику.
Медвежонок умылся.
— Теперь откроем окно!
Медвежонок открыл окно.
— А теперь будем делать зарядку! Раз-два! — И Солнечный Заяц принялся скакать по всему дому.
— Ляжем на спину! — крикнул он, лёг на спину и вытянул уши.
И Медвежонок лёг на спину и постарался передними лапами вытянуть хоть немного свои уши.
«Эх, — подумал он, — мне бы такие уши, как у Зайца!»
— Ты что это делаешь? — спросил Солнечный Заяц.
— Да это я так, — сказал Медвежонок. — Что дальше?
— Переходим к водным процедурам! — сказал заяц и полез в ушат с водой.
— Подвинься, — сказал Медвежонок и сел рядом.
Когда они растёрлись мохнатым полотенцами и сели завтракать, Медвежонок вдруг стукнул лапой по столу.
— А зубы! — сказал он.
— Да, сказал Заяц. — Только я забыл щётку.
И тогда Медвежонок почистил зубы своей зубной щёткой, а Солнечный Заяц — лапой, хотя это не по правилам и у каждого должна быть своя зубная щётка, но что же делать, если Солнечный Заяц в это утро так спешил к Медвежонку, что оставил свою зубную щётку дома?
Когда они снова сели за стол, в дверь постучали и вошёл ёжик со своим Солнечным Зайцем.
— Здравствуй, Медвежонок! — крикнул Ёжик. — Вы уже завтракаете?
— Ага. Садитесь! — сказал Медвежонок.
И они вчетвером сели за стол и вкусно позавтракали.