Уилбур покраснел. Он стоял совершенно спокойно и старался выглядеть как можно лучше.

— Это великолепное животное, — продолжал голос, — это поистине потрясающее животное. Посмотрите на него, дамы и господа! Обратите внимание, как гладка и бела его кожа, как безупречна она без единого пятнышка, каким здоровым розовым цветом налились его уши и пятачок!

— А всё от молочной пахты, — шепнула миссис Арабл миссис Закерман.

— Обратите внимание, как сияет это животное, и вспомните день, когда на паутине появилось слово «СИЯЮЩИЙ». Кто же направил нам это тайное послание? Ну, конечно, не паук. Пауки очень умны и мастерски ткут свою паутину, но стоит ли говорить, что пауки не умеют писать.

— Где уж им, разве они что-то умеют? — прошептала про себя Шарлотта.

— Дамы и господа! — продолжал голос. — Я не могу более отнимать у вас драгоценного времени. От имени устроителей ярмарки имею честь вручить специальный приз в размере двадцати пяти долларов мистеру Закерману, а также прекрасную бронзовую медаль со специально выгравированной надписью в знак нашей благодарности за ту роль, которую сыграл этот сияющий, этот мощный, этот скромный поросёнок в привлечении столь многочисленных посетителей нашей ярмарки.

От ливня похвал голова Уилбура кружилась всё сильнее и сильнее, а когда толпа вновь взорвалась возгласами и аплодисментами, он вдруг упал в обморок. Ноги его подкосились, в глазах потемнело, и он без сознания рухнул на землю.

— Что случилось? — спросил громкоговоритель. — Что происходит, мистер Закерман? Что стряслось с нашим поросёнком?

Эвери стал на колени у головы Уилбура, поглаживая его, а Закерман бегал вокруг, обмахивая поросёнка своей кепкой.

— Ничего страшного! — крикнул он. — Иногда у него бывают такие приступы. Он скромный и не смог выдержать такого груза похвал.

— Но не можем же мы вручить приз сдохшему поросёнку, будь он хоть трижды скромным, — громыхнуло радио. — Такого у нас никогда не было!

— Он не сдох! — рявкнул в ответ Закерман. — Он просто лишился чувств. Его легко смутить. Принеси воду, Лэрви!

Лэрви прыжком бросился от судейской площадки и исчез.

Темплтон высунул голову из соломы. Он заметил рядом кончик хвоста Уилбура и ухмыльнулся. "Ну, об этом я позабочусь", — хмыкнул он, и что есть силы впился зубами в хвостик. От боли Уилбур подскочил на ноги.

— Ух! — хрюкнул он.

— Ура-а-а!!! — закричала толпа. — Он встал! Поросёнок встал! Отличная работа.

У тебя, Закерман, поросёнок что надо!

Все ликовали, а счастливей всех был сам Закерман. Он вздохнул с облегчением.

Никто не заметил Темплтона — мистер-крыс хорошо справился со своей работой.

И вот один из судей появился на площадке с призами в руках. Он передал Закерману две десятидолларовые и одну пятидолларовую бумажки, а потом повесил на шею Уилбура медаль. После этого он пожал руку Закерману, а Уилбур покраснел.

Эвери тоже протянул руку, и судья пожал руку и ему. Толпа ликовала, а фотограф сделал снимок Уилбура.

Счастье нахлынуло на Закерманов и Араблов — это был счастливейший день в их жизни: ведь так приятно получить награду на глазах всего народа!

Когда Уилбура затолкали обратно в клеть, появился Лэрви с ведром воды. Глаза у него были, как у сумасшедшего. Не раздумывая ни секунды, он выплеснул воду на Уилбура, но промахнулся и облил с ног до головы самого Закермана и Эвери.

— Чёрт бы тебя побрал! — заорал Закерман, который промок до нитки. Толпа покатилась со смеху, а Эвери совсем разошёлся и стал выкидывать шутки, вроде клоуна. Он изображал, как он стоит под душем, корчил рожи, скакал вокруг и тёр мылом себе под мышками, а потом стал вытираться воображаемым полотенцем.

— Эвери, прекрати! — кричала мама. — Хватит тебе паясничать!

Но людям это нравилось, и Эвери не слышал ничего, кроме аплодисментов. Ему нравилось быть клоуном на площадке, на глазах у всех и прямо перед главным стендом. Он обнаружил, что в ведре осталось немного воды, вылил её на себя и стал корчить рожи. Детвора визжала от восторга.

Наконец, все успокоились. Уилбура погрузили на машину, мама увела Эвери с площадки и усадила в машину сохнуть, а мистер Арабл медленно повёл грузовик обратно к загончику. От мокрых штанов Эвери на сидении осталось большое пятно.

Шарлотта и Уилбур остались одни, когда все пошли искать Ферн. Темплтон уснул, а Уилбур растянулся, отдыхая от волнений. Медаль всё ещё висела у него на шее, и он мог видеть её краем глаза.

— Шарлотта, — спросил он немного погодя, — почему ты такая тихая?

— Я люблю сидеть тихо, — ответила она. — Мне всегда нравился покой.

— Но сегодня ты тише, чем всегда. Ты здорова?

— Я, наверно, немного устала. Но на душе у меня спокойно. Ведь твой успех сегодня был немножко и моим успехом. Теперь тебе нечего бояться в будущем. Ты можешь жить в полной безопасности, и ничего не причинит тебе вреда. Осенью дни станут короче и холоднее, а с деревьев опадут листья. Придёт Рождество, а с ним и зимний снег. Ты будешь жить и увидишь красу застывшего мира, потому что ты много значишь для мистера Закермана, и он никогда не сделает тебе ничего дурного. Пройдёт зима, дни опять станут длиннее, и растает лёд на пруду. Вновь зазвучат песенки воробьёв, проснутся лягушки, повеет тёплым ветром. Все эти красоты, и звуки, и запахи будут твоими. Этот мир так прекрасен, Уилбур, а каждый день так бесценен…

Шарлотта смолкла, и слёзы навернулись на глаза Уилбура.

— Шарлотта, — сказал он, — когда я познакомился с тобой, то думал, что ты жестокая и кровожадная.

Успокоившись от нахлынувших чувств, он снова заговорил.

— Почему ты сделала всё это для меня, — спросил он, — я ведь ничего для тебя не сделал.

— Ты стал моим другом, — сказала Шарлотта, — а это ни с чем не сравнимо. Я ткала свою пряжу для тебя, потому что ты мне нравился. Ведь что такое жизнь, в конце концов? Мы рождаемся, проходим наш краткий путь и умираем. А в жизни пауков много неприглядного: приходится ставить ловушки и есть мух. И, помогая тебе, я хотела её хоть чем-то облагородить. Бог знает, удалось ли мне это…

— Вот что, — сказал Уилбур. — Я не умею красиво говорить, как ты, и нет у меня дара слова. Но ты, Шарлотта, спасла мне жизнь, и я готов отдать её за тебя.

Честное слово, я б отдал её за тебя!

— Я верю тебе, Уилбур. Спасибо за твои благородные чувства.

— Шарлотта, — сказал Уилбур. — Сегодня мы вернёмся домой. Ярмарка закончилась. Как прекрасно снова очутиться в подвале с овцами и гусями. Разве ты не хочешь скорей вернуться?

Минуту Шарлотта молчала, а потом заговорила так тихо, что Уилбур едва мог различить слова.

— Я не вернусь в наш хлев, — сказала она.

Уилбур вскочил на ноги.

— Ты не вернёшься домой — воскликнул он. — Шарлотта, что ты надумала?

— Мой путь окончен, — сказала паучиха. — Через день-другой я умру. У меня не осталось сил залезть обратно в клеть, а в моих прядилках не хватит шёлка даже на то, чтобы опуститься на землю.

Услышав это, Уилбур упал в нестерпимой тоске. Рыдания сотрясали его тело.

Он вздрагивал и хрипел от отчаяния.

— Шарлотта! — простонал он. — Шарлотта, мой верный друг!

— Не надо, не устраивай сцену, — попросила она. — Успокойся, Уилбур. Слезами горю не поможешь.

— Но я не могу этого вынести, — всхлипывал он. — Я не могу оставить тебя здесь умирать. Если ты останешься здесь, я останусь с тобой.

— Не будь смешным, Уилбур, — ответила Шарлотта. — Ты не можешь остаться здесь. Закерман, Джон Арабл и Лэрви сейчас вернутся, затолкают тебя в клеть, и вы поедете домой. А, кроме того, какой смысл тебе здесь оставаться — ведь тебя никто не станет кормить, а ярмарка скоро опустеет.

Уилбура охватила паника — он бегал кругами по загончику. И вдруг у него возникла мысль: он вспомнил о мешке с яйцами и пятистах четырнадцати паучках, которые появятся из него весной. Если Шарлотта сама не в состоянии вернуться в хлев, он должен взять с собой хотя бы её детей.

Уилбур подбежал к стенке загончика, задрал передние ноги на верхнюю доску и огляделся. Вдали он увидел Араблов и Закерманов, которые шли к загончику, и понял, что действовать нужно быстро.

— Где Темплтон? — спросил он.

— Спит в углу под соломой, — ответила Шарлотта.

Уилбур подбежал, сунул рыло в солому и подбросил крысу в воздух.

— Темплтон, — крикнул он, — а ну, смотри!

Темплтон, не очухавшись ещё от глубокого сна, посмотрел сперва с изумлением, а потом с отвращением.

— Что за глупые шутки, — пробурчал он. — Не дают крысе спокойно поспать. Кто тебе позволил подбрасывать меня в воздух?

— Слушай! — крикнул ему Уилбур. — Шарлотта тяжело больна, и ей осталось жить совсем недолго. Она не может вернуться с нами домой в таком состоянии. Поэтому я должен взять с собой её мешок, но я не могу добраться до него, потому что не умею лазать, и только ты можешь принести его. Нельзя терять ни секунды: люди уже идут, и они сейчас будут здесь. Ну, пожалуйста, Темплтон, залезь и достань мешок!