Вот только не помню кто. Но это неважно.

У мотылька были матовые тонкие крылышки. Он сидел на белом блестящем лепестке ромашки. Жёлтая весёлая серединка цветка подсвечивала матовые крылышки. Вокруг было ещё много ромашек и травы, густой, зелёной-зелёной. Ещё было небо. Голубое, просторное, прогретое солнцем. Крохотный мотылёк с матовыми крылышками был почти незаметен среди этого весёлого лета.

Вот такая картина висела на стене напротив окна. Картина. Только не нарисованная. Ромашки, трава, небо и даже крошечный мотылёк с матовыми крылышками — всё-всё было вышито по шёлку тонкими цветными шёлковыми нитками.

Давно — двести лет назад. Ну, если не двести, то сто точно. Эту картину вышивала бабушка бабушки той девочки, что жила сейчас в комнате с шёлковой картиной. Когда девочкина прапрабабушка вышивала весёлую картину с ромашками, она сама была молодой и весёлой. Поэтому картина и получилась такой яркой, солнечной.

Закончила молодая прапрабабушка вышивать. Остался у неё совсем маленький моточек белого шёлка. Белого, но не блестящего, а чуть матового. Выбросить его? Зачем же? Раз, два, три стежка, и на одной ромашке появился матовый мотылёк. Его почти не видно. Ведь кругом такие красивые ромашки, такая яркая густая перепутанная трава, такое небо голубое-голубое! И среди всего этого — маленький мотылёк.

А знаешь, сколько с тех пор хозяев было у картины? Сколько комнат она украшала? Сколько людей любовались ею? Каждый восхищался:

— Ах, какая прелесть! Ромашки будто трепещут под ветерком.

— Ах, какое чудо! Трава как настоящая шелестит, кажется.

— Ах, какое небо! Просто чувствуешь его тепло.

Вот так говорили разные люди. И каждый обязательно добавлял, что шёлковая картина кажется почти живой. Почему-то…

Все любовались ромашками в густой траве и голубым небом, но никто ни разу не обратил внимания на маленького матового мотылька. Что же удивительного? Крошечные крылышки были просто незаметны на фоне ярких летних красок. Но мотылёк не обижался и не расстраивался. Он сидел на прекрасной ромашке и радовался, когда о шёлковой картине говорили что-нибудь хорошее.

Так было все двести или сто лет. А вчера или позавчера — не знаю точно — случилась вот такая история.

В открытое окно влетела бабочка. Чудесная бабочка! Удивительно красивая: огромные золотисто-оранжевые крылышки, с шоколадной каёмочкой и голубыми крапинками. Когда шёлковый мотылёк увидел прекрасную бабочку, ему больше всего на свете захотелось заговорить с ней. Это было совсем нетрудно. Прекрасная бабочка была вовсе не воображалой, а очень даже общительной.

Она подлетела к шёлковой картине, похлопала золотистыми крылышками и сказала:

— Какие прекрасные у вас ромашки, милый мотылёк!

— Да, да! Они всем нравятся. Я рад, что вам тоже.

— Но знаете ли… — бабочка заморгала крылышками, — знаете ли… Вы только не подумайте, что я хвалюсь! В моём саду тоже есть очень красивые цветы: красные, жёлтые, лиловые, оранжевые… Не хотите ли посмотреть?..

— Я бы с удовольствием. Но можно ли мне покинуть мою ромашку? Ведь все давно привыкли, что я здесь.

— Ну, подумаешь — несколько часов! Никто ничего не заметит.

И шёлковый матовый мотылёк вместе с прекрасной бабочкой полетели в сад к разноцветным цветам. Картина осталась на месте. И всё в доме было как всегда. Кто-то пришёл, посмотрел на шёлковую картину и сказал как-то между прочим:

— Красивая картина.

А другой человек сказал:

— Смотрите, какие ромашки! Они похожи на пуговки. Забавно, правда?

А третий сказал:

— Какое небо голубое! Оно на что-то похоже. Только забыл на что. Ах, вспомнил!!! На занавески моей соседки!

Картину хвалили: «Красиво, забавно…» Всё так. Но никто не сказал, что ромашки будто трепещут на ветерке, а перепутанная зелёная трава шелестит. Никто не сказал, что картина почти живой кажется. Почему же так? Случилось что-нибудь? Двести лет, ну, в крайнем случае, сто ромашки трепетали, трава шелестела, небо тёплым казалось, а теперь… занавески соседкины… пуговки забавные…

Обидно.

Но вот вернулся мотылёк. Ему, конечно, понравились цветы прекрасной бабочки. Но он очень, просто очень торопился к своим ромашкам. Он скучал, он привык к ним. Мотылёк опустился на свою ромашку, расправил матовые крылышки, замер…

И странная история получилась. Все увидели, как затрепетали ромашки, а трава, кажется, зашелестела, а небо потеплело.

Шёлковая картина снова стала не просто красивой, а живой, как двести лет назад.

Кстати, маленький матовый мотылёк сидел на своей чудесной ромашке так же спокойно и незаметно, как будто он ни при чём.

Много лет назад — может, двести, а может, и триста — в одном маленьком городке жил Сапожник. Обыкновенный городок: узкие улицы, Ж острые шпили главных зданий. Обыкновенный Сапожник. Хороший Сапожник. Вот однажды под вечер приходит к нему заказчик — самый известный в городе Адвокат — и просит к утру сшить ему сапоги, да как можно лучше, наряднее.

— Завтра, — объясняет, — у меня очень важный суд: защищаю совершенно невиновного человека. Вот я и хочу повнушительнее выглядеть.

— Хорошо, — говорит Сапожник, — очень постараюсь. Не волнуйтесь.

Только ушёл Адвокат, бежит Девушка. Спешит, торопится, волосы светлые разлетаются.

— Дорогой Сапожник, помогите! Завтра в парке — большие танцы. Туфельки мне нужны для вальса! Такие туфельки, такие!.. — запнулась Девушка, покраснев.

— Знаю, знаю, какие нужны тебе туфельки. Приходи утром.

Знал Сапожник и тайну Девушки: она очень хотела, чтобы на вальс её пригласил один молодой гончар.

Только принялся Сапожник за работу, ворвался в мастерскую Мальчишка. Таких рваных башмаков Сапожник за всю свою жизнь не видел.

— Да-а-а, — ни о чём не спрашивая, сказал Сапожник.

— Покрепче, пожалуйста, — попросил Мальчишка, — а то у меня привычка такая: что увижу, всё пинаю — и камень, и бревно.

— Ладно, — кивнул Сапожник, — сошью из самой прочной кожи. А привычка плохая. Отвыкай!

Постоял Сапожник возле двери в мастерскую, подождал, — может быть, ещё кто зайдёт. Нет. Всё на сегодня. Взялся за работу. Быстро работал, умело. Вот готовы чудесные, из мягкой кожи сапоги для Адвоката. Вот розовые с золотыми бантиками туфельки для Девушки. А вот прочнейшие башмаки для Мальчишки. Поставил Сапожник все три пары рядом на рабочий стол, лёг спать.

Ночь. Окна тёмные. Звёзды яркие. Луна большущая. И ночь какая-то странная. Что-то волшебное в ней, сказочное. Дело в том, что в эту ночь у одной молодой и легкомысленной Феи был день рождения. Ночью — день рождения? Ну и что? Ведь у Фей и не такое бывает.

Захотелось этой Фее что-нибудь забавное и хорошее сделать. Полетела она по городу, понравилась ей вывеска мастерской Сапожника. Заглянула в мастерскую. На секунду задумалась Фея и рассмеялась. И тут же поменяла каблуки на новой обуви. Девушкины каблучки — адвокатским сапогам. Мальчишкины — девушкиным туфелькам. Каблуки Адвоката — мальчишкиным башмакам. Фея так ловко, волшебно сделала это, что со стороны ничего не было заметно. Снова рассмеялась Фея-озорница и улетела.

Утром Адвокат, Девушка и Мальчишка приходят один за другим. Благодарят Сапожника, радуются вместе с ним, что такие внушительные сапоги вышли, такие чудесные туфельки, такие наипрочнейшие башмаки.

И никто не знает их главного, волшебного, подаренного Феей секрета!

Дальше всё вышло так, как задумала Фея.

Надел адвокат новые сапоги (сапоги с девушкиными каблучками) и отправился на заседание суда. Пришла его очередь выступать. Хотел начать речь, а тут каблучки вспомнили, что они с туфелек для вальса. И закружился Адвокат в танце… Совсем неожиданно и для себя, и для всех. Испугался, удивился, а потом ему понравилось! С упоением, напевая, кружился Адвокат вокруг судьи, прокурора, зрителей, невиновного обвиняемого. Только одному танцевать неудобно, вот и подхватил Адвокат судью. Тот сначала сопротивлялся, потом покорился, а потом увлёкся, и ему понравилось. Так хорошо танцевал Адвокат! Кружился старый судья в огромном напудренном парике, длиннющей красной мантии и думал:

«Да, старик я. Вот как, оказывается, решаются теперь в суде справедливые дела». И чтобы доказать, что он всё правильно понял, ударил молотком Закона по столу приговора. И провозгласил:

— Обвиняемый признан невиновным! — И хотел как обычно сказать в заключение «Да здравствует Король!», но почему-то, улыбаясь, добавил: — Да здравствует вальс!

И вдруг — кр-рак! — отвалился каблук Адвоката. И перестал он танцевать. Чуть смутился, совсем чуть, потому что все были довольны. Ведь обвиняемый и правда был невиновен: просто он вылил чайник холодной воды на соседского петуха, потому что этот зловредный петух каждое утро в три тридцать распевал под его окном. Нарочно будил! Невиновный оправдан. Адвокат больше не нужен. Кр-рак. Фея знает своё дело.