— У меня тоже… — прошептал Владик.

— Если в бутылке… кораблик…

— Маленький «Кречет»…

— А бутылку попросить у стекольного мастера… Да, Владик?

— Да! Как ту, в которой Тилька… Ника!

— Что?

— Как здорово, что я догадался тебя разыскать! — восторженно сказал Владик.

Она улыбнулась и опять потрогала свои сережки. Но тут же сказала:

— Подожди, подожди. Здесь еще столько непонятного…

— Чего?

— А вдруг эти бутылки корабли не увеличивают? Может, они только для стеклянных человечков.

Владик приуныл:

— Тогда все пропало…

— Да подожди… Что ты за нытик, честное слово! Надо все выяснить. Надо пойти к стекольному мастеру и про все расспросить.

— Так он тебе и скажет, — вздохнул Владик. — Начнет кричать, какие мы ужасные дети…

— Все равно без мастера не обойтись.

— Конечно. Только зачем лишний раз рисковать? Давай лучше спросим Тильку! Он про эти волшебные бутылки, наверно, тоже знает.

Но Тильку надо было еще найти!

День стоял сухой, луж не было, и где могли прятаться стеклянные музыканты, Владик и Ника понятия не имели. Они обошли полгорода и успели два раза поругаться. Потому что один раз Владик сказал, что все бесполезно, а Ника снова назвала его нытиком. А второй раз у Ники выпала из уха сережка, и ее долго пришлось искать в траве в Историческом парке, и Владик говорил, что все девчонки воображалы и модницы. Приходится терять столько времени из-за ерунды!

Но зато здесь же, в Историческом парке, где плескался фонтан с маленькими водопадами на зеленых ступенях, Владик заметил среди струй крошечных прозрачных плясунов со скрипками и флейтами.

Конечно, это мог быть совсем другой оркестр. Но Владик пригляделся и позвал:

— Тиль!

И стеклянный барабанщик прыгнул ему на ладонь.

Увидев Нику, Тилька сердито прозвенел:

— А з-зачем она здесь? Прогони!

— Подожди, Тилька…

— Не хочу ждать. Она сказала, что я сосулька!

— Я больше не буду, — торопливо пообещала Ника.

— Мало ли что «не буду»! Ты уже сказала!

— Я не подумала… Разве «сосулька» — это обидно? Сосульки такие прозрачные и красивые, в них солнышко блестит.

— Но они ледяные, а я живой!

Ника вздохнула и поджала губы. Целую минуту она усмиряла свою гордость. Потом сказала:

— Ты меня прости. Я очень виновата.

— Динь-да? Тогда ладно, — согласился Тилька. — Только больше не дразнись.

— Ни в коем случае не буду! — поклялась Ника и глазами напомнила Владику: «Спрашивай».

— Тилька! У стекольного мастера есть еще такие бутылки, в какой он тебя отремонтировал?

Тилька гордо сказал:

— У него тыщи всяких бутылок. А если нет, он — Динь и сделал. Он же волшебный мастер.

— А если мы очень попросим, нам он сделает?

— Зачем?

Владик вздохнул и опять рассказал историю про Гошу. За сегодняшний день — третий раз. Тилька слушал, и капельки стекали с него Владику на ладонь.

— Тилька! Если сделать в бутылке кораблик, а потом бутылку об пол?! Что будет? — Владик смотрел жалобно и нетерпеливо.

Тилька важно подумал. Потом спросил:

— А из чего кораблик?

— Ну… из бумаги, из лучинок. Из картона…

— Будет куча дров, — уверенно сказал Тилька.

— Почему? — разом спросили Владик и Ника.

— Какие динь-бестолковые! Бутылка увеличивает только настоящее! От меня, от настоящего, был кусочек, из него мастер сделал человечка. И я снова вырос — как из семечка! У вас есть кусочек от настоящего «Кречета»?

Ника посмотрела на Владика испуганно и беспомощно. Владик тоже растерялся. Но только на несколько секунд. Потом сразу сказал:

— Есть!

Дверь в башенку была не заперта. И все в Гошиной комнатке оказалось как прежде. Видимо, никто в домоуправлении не знал еще, что Гоши уже нет. Даже на сломанные перила никто не обратил внимания.

В открытую балконную дверцу влетал ветерок. Переворачивал листы тетради с Гошиными стихами. Владик подумал и положил тетрадку в сумку.

Владик был здесь один: Ника с Тилькой ждали на улице. Он посидел на Гошиной койке, погладил колючее одеяло. Поправил на гвозде потертый Гошин бушлат. Потом взял с полки гладкую коричневую табакерку.

Крышка табакерки открывалась легко. Чтобы она не отскакивала сама собой, на табакерку было надето резиновое колечко. Владик спрятал его в карман. Затем он вышел на балкон, открыл табакерку, зажмурился и сильно дунул, чтобы улетел табак.

Табачная пыль взвилась желтым облачком. И облачко полетело вместе с легким ветром. Через полчаса оно оказалось у окна старого дома с облезлой штукатуркой. За окном, в неуютной комнате третьего этажа, шло экстренное заседание ТКВ. Веревочницы обсуждали сегодняшний бой на площади в Боцманской слободке.

Окно было плотно закрыто, но мелкая табачная пыль проникла в незаметные щели.

Председательница клуба веревочниц говорила:

— Эти события — крупное поражение для нас. Если дальше так пойдет дело, нам, уважаемые дамы, придется закрыть клуб… — Она вдруг сморщила нос и закатила глаза. — А-а… а-а-апчхи!

— Будьте здоровы… По-моему, у нас есть еще надежда, — сказала ее заместительница. — Ведь от веревок остаются на земле… А-а-апчхи! Ой…

— Будьте здор… а-апчхи! — разом сказали две дамы.

И члены клуба веревочниц стали чихать без перерыва. Это продолжалось около часа и было признано дурной приметой.

— Нет, вы посмотрите на этого ребенка! — кричал стекольный мастер. — Мальчику нужна волшебная бутылка, ни больше ни меньше! Может быть, мальчик думает, что сделать такую бутылку — это все равно что выдуть склянку для рыбьего жира?!

— Нет, я так не думаю, — робко подал голос Владик, а Ника вообще молчала и старалась держаться поближе к наружным дверям мастерской.

Мастер сел на скрипучий стул и печально подпер кулаками щетинистый подбородок.

— Но ведь, если не будет бутылки, Гоша никогда не вернется, — тихо сказал Владик.

— Но при чем здесь я?! — опять закричал мастер. — Гоша — корабельный гном, а я — специалист по неразгаданным свойствам стекла! Это совсем другой отдел волшебного ведомства: не морской, а стекольный!

— Вот поэтому мы к вам и пришли, — сказала от дверей Ника. — Кроме вас, никто-никто не сделает эту работу.

— Да? — грустно спросил мастер. — А что я получаю с такой работы? Одни несправедливости да еще всякие болезни и нервные переживания. Мне говорят: ах, вы артист в своем деле, вы имеете в вашей работе радость творчества. А что мне с той радости, когда начальство топает на меня ногами и кричит, что лишит меня премии, потому что мастерская не выполняет план по выпуску аптечных пузырьков!

— Мы вам соберем целую тысячу пузырьков! — пообещала Ника. — Я всех знакомых ребят на это дело подниму, мы все свалки облазим.

— Ну, конечно! — воскликнул мастер. — Лазить по свалкам — это они могут! По помойкам, по пустырям, по лужам! Там не надо думать про уроки или чтобы помочь бедным родителям, которые из-за таких детей раньше срока начинают глотать сердечные капли!..

Тилька сидел среди склянок, на краю фаянсового блюдца. Он поманил мастера прозрачной ручкой. Но тот опять закричал:

— Не буду я тебя слушать, не подлизывайся!.. Детям нужна бутылка! Ха! А дети спросили, из какого стекла делаются такие бутылки? Они делаются из чистейшего хрусталя, который у меня кончился еще до летнего солнцестояния! А к тому же надо увеличивать не стеклянного шалопая, а корабль! Значит, в хрусталь необходимо добавить оптическое стекло от подзорных труб и биноклей, в которых отражались морские просторы и волны! Может быть, у вас есть такие бинокли? Может быть, у детей хранятся дома трубы капитанов Крузенштерна и Лаперуза? У меня — нет! У меня не хранятся!

Владик и Ника беспомощно переглянулись.

Мастер нервно стучал волосатыми пальцами по столу.

— А может быть… — начал Владик.

— Что? — сердито спросил мастер.

— У меня есть аппарат «Зенит», а в нем хороший объектив. Тоже оптическое стекло. В нем тоже отражались волны и просторы, потому что я делал альбом с морскими снимками.

— Ну… допустим, — недовольно сказал стекольный мастер. — А хрусталь?

— Мы подумаем… — сказал Владик.

— Мы поищем, — сказала Ника. — Владька, пошли.

— Я с вами! — крикнул Тилька.

— Имейте в виду, что стеклянное волшебство действует лишь в теплую половину года, — ворчливо предупредил мастер. — Этот срок заканчивается в день осеннего равноденствия, двадцать первого сентября. У вас осталась неделя.

На улице Ника сказала:

— А где возьмем хрусталь?

— Понятия не имею, — отозвался Владик. — У бабушки есть люстра с хрустальными подвесками, но бабушка в Калуге. И люстра тоже.